Андрей Белый - Страница 74

Издательство «Скорпион» анонсирует нового писателя— Андрея Белого— всей Москве. Он становится «восходящей звездой»; его бранят, о нем ходят странные слухи: он «необыкновенный какой-то, поэт, мистик и „декадент“»; во всем облике его что-то «особенное» — не предвестье ли новой религии? «Видели в нем, — вспоминает Зайцев, — общее с князем Мышкиным из „Идиота“. Передавали, что в Университете вышел с ним случай схожий: на студенческом собрании, в раздражении спора, кто-то ударил его по щеке. Он подставил другую щеку».

На «Выставке» Мира искусства в Москве Белый знакомится с Дягилевым и А. Бенуа. Ему предлагают сотрудничать в журнале и принимают его статью «Формы искусства». В хронике «Начало века» находим превосходную карикатуру на Дягилева: «Выделялась великолепнейшая с точки зрения красок и графики фигура Дягилева; я его по портрету узнал, по кокетливо взбитому коку волос с серебряною прядью на черной растительности и по розово, нагло безусому, сдобному, как испеченная булка, лицу… готовому пленительно маслиться и остывать в ледяной оскорбительной позе виконта. Дивился изыску я: сердечком, по Сомову, сложены губы; вдруг— дерг, передерг, остывание: черт подери, — „Каракалла“ какая-то, если не Иеззавель нарумяненная, и сенаторам римским главы отсекающая… Что за жилет! Что за вязь и прокол изощренного галстука! Что за слепительный, как алебастр, еле видный манжет!»

Весной 1902 года студент Бугаев был свободнее, чем в прошлом году, от университетских обязанностей; при переходе с третьего на четвертый курс экзамены заменялись зачетами. В мае он живет один в пустой городской квартире. Среди мебели в чехлах, пахнущих нафталином, читает Ницше, Мережковского, Розанова. Забегает к нему маленький «революционный студентик» А. С. Петровский. Каждый вечер они отправляются в кружок Владимировых; спорят о проблеме формы. Белый переполнен планами о построении теории нового символистического искусства.

Осенью автор рецензии на «Вторую Симфонию» Э. К. Метнер приезжает в Москву и между ним и Белым начинается «бурная дружба». Брат известного композитора Н. К. Метнера, Эмилий Карлович, — обрусевший немец, — человек большой культуры, философ, критик, теоретик музыки. Дед его, артист, был знаком с Гете, и в семье Метнеров царил культ автора «Фауста». Эмилий Карлович состоял членом «Goethe Gesellschaft», и кабинет его был завален трудами этого ученого общества. Другим его кумиром был Вагнер, и Метнер воспринимал действительность через символизм «Кольца Нибелунгов». Светлое начало воплощалось для него в образе Зигфрида, злое— в лице коварного гнома. Квартира Метнеров — своего рода консерватория: там учились Конюс, Гедике, Гольденвейзер; поучались Кусевицкий, Скрябин, критики Кругликов, Энгель. Метнеру Белый обязан своим музыкальным воспитанием: он ввел его в музыку Бетховена, Генделя, Баха; под его влиянием поэт посещает концерты в консерватории и знакомится с Шубертом, Шуманом и Моцартом; страстно переживает Чайковского и Вагнера, слушает первые произведения Скрябина. Метнер твердит ему: «Культура есть музыка», — и под этим внушением Белый пишет свои первые теоретические статьи.

Духу германской культуры, воплощенному Метнером с его культом Гете, Ницше и Вагнера, противостоит дух культуры романской, носителем которой был француз Петр Иванович д'Альгейм, основатель «Дома песни». Изящный стилист, поэт, публицист, поклонник Малларме и Виллье-де Лиль Адана, сероголовый, сутулый, бритый, он увлекательный, остроумный causeur, фантазер и мечтатель. Он проектировал создание музыкальных центров, вроде «Дома песни», во всех странах мира и верил, что искусство совершит революцию жизни. Его жена — известная певица Мария Алексеевна Оленина-д'Альгейм— своими вечерами пения воспитывала музыкальный вкус Москвы. Очень худая, сосредоточенная, строгая, с удивительными синими глазами, она создала новый художественный стиль «песни». Белый посвятил ей восторженную статью под заглавием «Певица».[36] Германская и романская культуры между собой враждовали. Метнер ненавидел д'Альгейма за его католицизм, «больную мистику» и любовь к Листу. Он называл его Клингзором и предостерегал Белого: «…он вас погубит, я вам говорю: Гете не одобрил бы вас». И новый Парсиваль был разорван между двумя враждующими станами.

Под влиянием Метнера Белый пишет свою первую теоретическую статью «Формы искусства».[37] Развитие всех искусств связано с музыкой, которая «все властнее и властнее накладывает свою печать на все формы проявления прекрасного». В музыке постигается сущность движения и звучат намеки будущего совершенства. «Настроение того или другого образа следует понимать как „настроенность“ этого образа, как его музыкальный лад». И после ссылок на Шопенгауэра, Вагнера и Ибсена автор заканчивает: «Не будут ли стремиться все формы искусства все более и более занять место обертонов по отношению к основному тону, т. е. к музыке?»

Так, сводя все искусства к музыке, Белый пытается подвести теоретическое основание под свои «Симфонии».