Анафем - Страница 2

— Сжигают ли ваши соседи друг друга заживо? — так фраа Ороло начал беседу с мастером Флеком.

Мне захотелось провалиться сквозь землю. Стыд ощущался физически, как будто на темя шмякнули пригоршню тёплой от солнца грязи.

— Ходят ли ваши шаманы на ходулях? — прочёл фраа Ороло по бурому листу, которому я бы навскидку дал столетий пять, если не больше. Затем поднял глаза и пояснил: — Возможно, вы называете их пасторами или знахарями.

Стыд расползался по голове, мучительно щекоча кожу.

— Когда заболевает ребёнок, вы молитесь? Приносите жертву раскрашенной палке? Или считаете, что во всём виновата старая женщина?

Горячий стыд стекал по лицу, забивал уши, щипал глаза. Я едва слышал вопросы фраа Ороло:

— Считаете ли вы, что встретите своих умерших собак и кошек в некой посмертной жизни?

Ороло попросил меня выступить его скриптором. Слово звучало важно, и я согласился.

Он узнал, что мастера из экстрамуроса пустили в Новую библиотеку чинить подгнившую балку, до которой не доставали наши стремянки; её только что заметили, а мы не успевали до аперта выстроить леса. Ороло хотел задать мастеру вопросы, а меня попросил записывать разговор.

Я сквозь морось слёз смотрел на лист перед собой. Он был так же пуст, как моя башка. Я не справился с порученным делом.

Впрочем, главное было записывать, что скажет мастер, а тот пока не произнёс и слова. В начале разговора он водил недостаточно острым предметом по плоскому камню. Теперь просто таращился на Ороло.

— Случалось ли, что кого-то, тебе известного, ритуально увечили, потому что застали за чтением книги?

Мастер Флек впервые за долгое время закрыл рот. Я чувствовал, что когда он снова его откроет, то что-нибудь скажет. Я черкнул пером по краю листа, проверяя, не высохли ли чернила. Фраа Ороло молча смотрел на мастера, словно на только что открытую туманность по другую сторону телескопа.

Мастер Флек спросил:

— А чего бы просто не проспилить?

— «Проспилить», — несколько раз повторил фраа Ороло мне, пока я записывал.

Я пояснил — отрывисто, потому что пытался писать и говорить одновременно:

— Когда я сюда пришёл… то есть когда меня собрали… у нас… я хочу сказать, у них… было устройство под названием «спиль»… Мы не говорили «проспилить», мы говорили «катать спиль». — Ради мастера я перешёл на флукский, и моя пьяно спотыкающаяся фраза прозвучала и вполовину не так ужасно, как если бы я говорил на орте. — Это была разновидность…

— Движущихся картин, — догадался Ороло. Он взглянул на мастера и перешёл на флукский: — Мы поняли, что «проспилить» означает прибегнуть к некоему существующему у вас праксису (ты бы сказал технологии) движущихся картин.

— Забавно вы говорите, «движущиеся картины». — Мастер смотрел на окно, как будто там идёт исторический документальный спиль, и трясся от беззвучного хохота.

— Это ортский эпохи Праксиса, и для твоего слуха он непривычен, — признал фраа Ороло.

— А почему не говорить как все?

— Проспилить?

— Да.

— Потому что, когда фраа Эразмас, который нас записывает, пришёл сюда десять лет назад, это называлось «катать спиль», а когда почти тридцать лет назад пришёл я, мы называли то же самое устройство «фарспарк». Инаки, живущие по другую сторону вон той стены и отмечающие аперт лишь раз в столетие, знают его под каким-то другим названием. Я не мог бы с ними объясниться.

Мастер Флек возмутился:

— Фарспарк — совершенно другое дело! Фарспарковский материал нельзя смотреть на спиле, его надо апконвертить и перетолкнуть в формат…

Фраа Ороло про это было так же неинтересно, как мастеру Флеку — про столетников, поэтому разговор на какое-то время заглох, и я успел всё записать. Стыд прошёл, как икота — я и не заметил когда. Мастер Флек, решив, что беседа окончена, повернулся к лесам, которые его помощники воздвигли под гнилой балкой.

— Отвечая на твой вопрос, — сказал фраа Ороло.

— Какой вопрос?

— Тот, который ты задал минуту назад — если я хочу узнать, что творится в экстрамуросе, почему просто не проспилить.

Мастер тихонько ойкнул, дивясь, как долго фраа Ороло удерживает в памяти всё сказанное. «Я страдаю синдромом избыточного внимания», — часто говорил фраа Ороло, как будто это смешно.

— Во-первых, у нас нет спиль-агрегата.

— Спиль-агрегата?

Фраа Ороло взмахнул рукой, как будто разгоняя туман лингвистической путаницы.

— Предмета, посредством которого вы проспиливаете.

— Если у вас есть старый фарспарковский резонатор, я могу принести деконвертер, у меня валяется в мусоре…

— Фарспарковского резонатора у нас тоже нет, — сказал фраа Ороло.

— А почему вы не купите новый?

Ороло надолго замолчал. Я чувствовал, что в голове у него копятся новые неловкие вопросы: «Считаете ли вы, что у нас есть деньги? Что мирская власть нас охраняет, потому что мы сидим на груде сокровищ? Что наши милленарии знают, как превращать низшие металлы в золото?» Однако фраа Ороло совладал со своим порывом.

— Мы живём по картазианскому канону, и нам дозволены только мел, чернила и камень, — начал он. — Но есть и другая причина.

— Ну и какая же? — Мастера Флека явно раздражала чудная привычка Ороло объявлять, что он скажет, вместо того, чтобы просто сказать.

— Трудно объяснить, но для меня навести на что-либо воспринимающее устройство спиля, или фарспарковскую камору, или как вы это называете…

— Спилекаптор.

— …не есть способ извлечь существенное. Мне нужно, чтобы другие люди вытащили суть посредством всех своих чувств, обработали в голове и перевели в слова.

— В слова, — повторил мастер и пристально оглядел библиотеку. — Завтра вместо меня придёт Кин, — объявил он и добавил, как будто оправдываясь: — Мне надо поставить новые кланексные компенсаторы, а то, на мой взгляд, дерево ветвлений немного зашумлено.

— Я понятия не имею, что это значит, — заметил Ороло.

— Не важно. Ему вы и зададите свои вопросы. У Кина язык хорошо подвешен. — Мастер в третий раз за три минуты посмотрел на экран своей жужулы. Мы велели ему отключить все коммуникативные функции, но жужула по-прежнему могла служить карманными часами. Мастеру, видимо, было невдомёк, что за окном — часы пятьсот футов высотой, смотрят прямо на него.

Я поставил точку в конце предложения и отвернулся к книжному шкафу, боясь, что по моему лицу расплывается улыбка. «Завтра вместо меня придёт Кин» прозвучало так, будто мастер придумал это прямо сейчас. Фраа Ороло наверняка тоже почувствовал враньё. Если бы я неосторожно взглянул сейчас на него, то рассмеялся, а он — нет.

Часы начали отбивать провенер.

— Мне пора, — сказал я и пояснил мастеру: — Простите, я должен идти заводить часы.

— Я хотел спросить. — Мастер порылся в ящике, извлёк полипак, сдул опилки, открыл застёжку (я таких раньше не видел) и вытащил серебристую трубочку размером с палец. Потом с надеждой взглянул на фраа Ороло.

— Я не знаю, что это такое, и не понимаю, чего вы хотите, — сказал фраа Ороло.

— Спилекаптор!

— А. Ты слышал о провенере и, раз уж попал сюда, хотел бы его увидеть и сделать движущуюся картину?

Мастер кивнул.

— Это допустимо, при условии, что ты встанешь там, где тебе скажут. Не включай! — Фраа Ороло поднял руки и приготовился отвести взгляд. — Мать-инспектриса узнает и наложит на меня епитимью! Я направлю тебя к ита. Они покажут тебе, куда идти.

И так далее в том же духе, поскольку канон включает много правил, и мы, на взгляд мастера Флека, нарушили их уже тем, что впустили его в деценарский матик.