Амулет plus Любовь (СИ) - Страница 3

Капитан покосился на девушку, потом на поднос, стоявший у него в ногах. Поднос был уставлен золотой мавританской посудой и фруктами.

Капитан сел. Спросил виновато:

– А кофе ещё горячий?

Девушка заулыбалась и перекинула рукой волосы со спины на правое плечо.

– Так и думала, что ты любишь кофе, – довольно сказала она.

Тут капитан её узнал и потрясённо выговорил:

– Но я же вас знаю! Вы – рыбачка Марианна! Ваш муж утонул сегодня…

Девушка в смятении глянула в сторону, и в её руках оказался вдруг хвост. Она закрутила в тонких пальцах его пушистую ухоженную кисточку. Заговорила невнятно:

–Да, он утонул… Такое горе. Я его любила.

Капитан, не отрываясь, смотрел на неё: Марианна закусила губу и, кажется, полностью погрузилась в свои переживания. Он осторожно уточнил:

– Что это у вас? Кажется – хвост?

Она как очнулась, заулыбалась виновато. Хвост в её руках пропал.

– Прости, дурная привычка, – прошептала она, извиняясь, и тут же восторженно просияла: – Но ты не удивлён?

Она заморгала густыми ресницами, прогоняя навернувшиеся слёзы.

– Нет, не удивлён, я же сплю, – объяснил капитан и тоже заулыбался. – Мне всегда снятся странные сны, я уже привык… Давайте кофе пить!

– Я сразу поняла, что ты классный, когда получила от тебя деньги, и так много, – сказала она. – Можешь продолжать говорить мне «ты»…

Марианна опять села у него в ногах, взяла в руки кофейник и наполнила чашку. По покоям поплыл густой аромат кофе. Она протянула ему чашку, а когда он принял её, стала поправлять складки пеньюара, явно стараясь обратить на себя внимание.

И капитан сказал:

– Этот лазурный цвет пеньюара бесподобен. И очень идёт твоим голубым глазам. И золотым волосам… Ты бесподобна и необыкновенно красива.

Марианна заулыбалась и ответила:

– Твои голубые глаза бесподобнее, милый.

Она замолчала, явно ожидая от него ответных слов или действий.

Но капитан отставил чашку, встал с кровати, подошёл к занавескам и заглянул за них. Да, как он и думал, за занавесками была не стена, а оконный проём и ясный солнечный день, а вдали виднелся огромный каменный парус, который вырастал из моря, синего и сверкающего на солнце.

– Что это там, вдали? – спросил он удивлённо.

– Бурдж-ал-Араб. Арабская башня, – ответила она.

– Твой дом на горе?

– Нет, он в другой башне, которая называется Бурдж Халифа. Потом ты всё узнаешь и поймёшь…

В ответе Марианны прозвучали нотки раздражения. Она глянула на него нетерпеливо и втянула воздух ноздрями. В её руках опять появился хвост, потом щётка для волос. Она принялась расчёсывать кисточку на конце хвоста нервными движениями изящных рук.

– Не злись. Я уже иду, – сказал капитан и пошёл к ней.

Она смотрела на него со странным выражением отчаяния на лице. По её прежнему поведению, по нервному терзанью кисточки хвоста он ожидал от неё буйства страсти, порванных в клочья одежд и жгучих стонов. Ничего этого не было. Наоборот, она поразила его своей ласковой и какой-то даже простодушной нежностью.

Когда он приблизился к кровати, она протянула к нему руки и сказала вдруг:

– Миленький мой, сладенький мой…

И эти слова потрясли его до бесконечности – сердце у него остановилось и пропустило удар, а потом забилось часто, тяжело, с лихорадочным всхлипом. Он взял её руки в свои и принялся целовать ладони, запястья, с каждым поцелуем погружаясь в жаркое беспамятство. Она вырвалась и нетерпеливо распахнула полы пеньюара, и он стал целовать её в грудь, в шею, в тёплую впадинку ключицы, шепча на ухо слова, которые он сам тут же забыл, но которые готов был повторять ей снова и снова до самой смерти.

Потом губы её, волнующие, алчные, стали искать его жёсткие обветренные губы, а язык стал искать его язык, и капитан уже не мог ей ничего говорить, но каждая клеточка его тела рвалась к ней, чтобы стать ещё ближе, а по коже полз сладкий холодок, потому что одежды на нём и на ней уже не было. Они обнялись и упали на постель, и на подносе загремела золотая посуда, разлился кофе, и рассыпался красными ягодами виноград, и тогда он вдавил своим членом её распахнутые бёдра в эту сочную виноградную мякоть.

И настала вечность их слитного дыхания и биения сердец в унисон.

И давил он виноградные ягоды, стараясь не повредить их косточки, чтобы не стало вино горьким.

И помогала она ему своим задом и своими руками.

И было им сладостно друг с другом, потому что они делали вино, пьянящее, как сама смерть, и древнее, как само время.

****

Второй раз капитан проснулся, когда к нему в дверь постучали.

Платон принёс его туфли. Сказал при входе, и его чёрное красивое лицо осветилось обычной радостной улыбкой:

– Я уже был на корабле…

      Капитан опять повалился на кровать: всё его тело было наполнено мучительной истомой, словно он всю ночь вместе с матросами разгружал трюм. Тут он вспомнил свой сон и заулыбался, неясно хмыкнув. Он стал перебирать подробности ночного видения – Марианну и всё, что произошло потом между ними – и улыбка его становилась всё счастливее. Платон прошёл к окну, распахнул его и теперь ходил по комнатке, собирая вещи, разбросанные капитаном накануне…

  В сегодняшнем сне Марианна тоже собирала вещи с ковра, пока он отдыхал. Только делала она это голая… Ходила и нагибалась за вещами, а он ей их лениво бросал. А она нагибалась, а потом встала на четвереньки, повернувшись к нему задом. Красивым круглым задом. И перед его лицом развернулась зудящим розовым цветом её влажная нежная мякоть – лакомая сердцевина щедрого, но изысканного плода. Боже, тут он уже не выдержал, вскочил с постели, и кинулся к ней! Опять кинулся!..

– День будет жаркий, – сказал Платон.

Капитан очнулся от воспоминаний. Пробормотал:

– На шхуне порядок?

Платон не ответил. Капитан повернул голову. Платон стоял возле окна и остолбенело держал в руках женский пеньюар лазурного цвета – полупрозрачная ткань нежно просвечивала на свету.

****

Проснулся мистер Трелони поздно, явно пропустив общий завтрак. Он тут же вскочил с кровати и стал одеваться, надеясь всё же, что остальные проснулись не раньше. Но спустившись во двор гостиницы, он застал там капитана, доктора и матросов с корабля, которые под присмотром Платона таскали туда-сюда паланкин.

– Что здесь происходит, доктор? – спросил мистер Трелони.

– Готовимся к походу… Платон учит команду носить паланкин, – безучастно ответил доктор Легг.

Ему было жарко и липко. Он помахал растопыренной пятернёй на лицо, как веером.

– А зачем нам паланкин, доктор? – не отставал сквайр.

– Капитан сказал, что там будет лежать наше оружие. Он сказал: «Глупо отправляться в поход невооружёнными».

– О, отличная мысль! Наш капитан прозорлив, как всегда! Но что? Мы так и потащим оружие в паланкине через банды берберов?

– Ну-у, нет, конечно, – ответил доктор, оживляясь, и пояснил: – Мы потащим паланкин с…

Тут он почему-то осёкся, заметался глазами и с надеждой посмотрел на капитана, приближающегося к ним.

– В этом паланкине поедите вы, сэр! – с воодушевлением ответил тот, потом тоже замялся и добавил: – Я придумал некую тактику, и согласно этой тактике, придётся вас переодеть женщиной…

Капитан склонил голову и выжидающе поглядел на сквайра.

Мистер Трелони почувствовал, что его сейчас хватит удар.

– Меня? Женщиной? Да никогда в жизни! – воскликнул он, вспыхнув и сжав кулаки. – Ни за что!

Капитан поскучнел и сказал:

– Мистер Трелони, никто не сомневается в вашей мужественности. Просто вы из нас всех самого невысокого роста… Никого другого матросы просто не поднимут… А ведь нам в паланкине надо ещё и оружие спрятать.

– Ну, если оружие, – промямлил сквайр: он уже колебался, подозрительно поглядывая вокруг себя – не смеётся ли кто.

Из-за спины капитана выглянул доктор.

– Ну, конечно, оружие, Джордж, – воскликнул он, у него был вид, как у кота, выпрашивающего кормёжку, так что на него нельзя было смотреть без улыбки.