Amor vincit omnia (СИ) - Страница 6

Ну да, Дженсен уже подозревал к тому времени, что если бы на съемочной площадке провели тест на IQ, то Джаред ушел бы вперед с огромным отрывом. Но Джаред не был бы Джаредом, если бы кичился своими знаниями или острым умом, поэтому основная масса людей воспринимала его как огромного, позитивного, дурачащегося чудика.

Дженсен даже купил как-то шахматы, и если узнавал, что кто-то умеет играть, то непременно уговаривал сыграть с Джаредом в перерывах между съемкой сценок. Ну что сказать? Шерри оказалась права – Джаред ни разу не проиграл. Многие считали это случайностью и тут же пытались отыграться, но безуспешно. В конце концов Дженсен спрятал шахматы, чтобы не провоцировать негатив в сторону Джареда от проигравших, вроде на него никто и не злился, но так, на всякий случай.

Джаред любил весь мир, а мир любил Джареда. Где бы он ни появился, к нему тянуло всех словно к магниту, его смех являлся оружием массового поражения, никто не мог удержаться и не улыбнуться, он фонтанировал нескончаемым позитивом, и все с радостью купались в его волнах. Устоять перед ним оказалось невозможно – Дженсен и не пытался, он сразу принял его, и они стали друзьями отныне и навсегда.

Но как же быстро Дженсену захотелось большего! Как ему хотелось, чтобы за объятьями Джареда, за его взглядами, улыбками было настоящее, а не игра для зрителей. Нет, конечно же, Джаред и без игры обнимался и улыбался, в этом проявлялась его сущность – он весь мир готов был обнять, но Дженсену-то хотелось, чтоб только его.

Все видели улыбку Джареда, ямочки на щеках Джареда, блестящие шелковые волосы Джареда, но Дженсену бывало ужасно обидно, когда восхищались его глазами, а не глазами Джареда. Нет, Дженсен прекрасно знал, что у него красивые глаза цвета хмурой летней травы, а вовсе не весенней зелени и не изумрудные, что за бред вообще? Уж скорее болотные тогда. Да, да, и ресницы длинные и пушистые, он в курсе.

Но глаза Джареда – это что-то совсем необыкновенное, правда, Дженсен заметил это не сразу, просто обратил внимание, что они у него то серые, то зеленые, то карие, и только потом разглядел, что на самом деле они густо-серые, а вокруг зрачка карие язычки, словно протуберанцы вокруг солнца: вытянулись они – и глаза карие, втянулись наполовину – зеленые, а собрались вокруг зрачка – серо-голубые. Дженсен потом даже наловчился по цвету глаз определять состояние Джареда: голоден он – глаза темно-серые как грозовая туча, расстроен – зеленые, устал, хочет спать – карие, в прекрасном настроении – светло-серые. В общем, назвать его глаза каким-то определенным цветом было невозможно и так же примитивно, как сказать, что небо голубое, а море - синее.

Так что, как и морем, ну или небом, глазами его можно было любоваться бесконечно: в них целые миры, галактики, вселенные. И кстати, ресницы у него тоже были в порядке, но нет, все видели только ресницы Дженсена!

А Дженсен, когда подрос, оказался совсем даже не в восторге от своей смазливой внешности, особенно когда он учился в старшей школе и его одноклассники нашли где-то старый каталог одежды, где он, малолетка еще, снимался в пижаме с символом Супермена. Они распечатали эту фотку и подло расклеили по всей школе. Да он неделю не мог спокойно ходить на занятия! И вообще, разговоры о своей внешности - это было последнее, что интересовало Дженсена.

Дженсен скучал без Джареда, все началось после помолвки с Данниль: Джаред ему даже не дал шанса объясниться, старательно избегая всяких разговоров на эту тему, понастроил барьеров вокруг себя, а потом и месяца не прошло, как сам объявил о свадьбе с Кортез. Вот это был удар! А объяснение потеряло всякий смысл. Зачем?

И все равно Дженсен скучал, особенно когда завершился сериал и они вернулись в Лос-Анджелес, где практически перестали видеться, разве что иногда Данниль не выдерживала смотреть на молчаливые муки Дженсена, звонила Кортез, и они договаривались встретиться вчетвером в каком-нибудь баре, ну, или на тусовках, но там сильно не пообщаешься.

Дженсен не выдержал и месяца, его сами стены душили, даже встречи с лос-анджелесскими друзьями не радовали, он купил билет и вернулся в Ванкувер в их старый дом, сам не зная зачем. Спал в комнате Джареда на его кровати и беспробудно пил, пока через три дня за ним не прилетела Данниль.

И все месяцы после того Дженсену все так же катастрофически не хватало Джареда. Дженсен очень рассчитывал на очередную вечеринку, где точно должен был присутствовать Джаред. Оказавшись с Данниль в толпе актеров, продюсеров и прочих завсегдатаев, он сразу стал выглядывать каштановую макушку Джареда, обычно возвышавшуюся над всеми, но к своему глубочайшему разочарованию, так ее и не обнаружил. К ним прибилась пара знакомых актеров, и пока Данни развлекалась светской беседой, а Дженсен стоял рядом с дежурной улыбкой, около них неожиданно нарисовалась Женевьев Кортез.

Дженсен автоматически оглядел окрестности, но Джареда так и не обнаружил. То, что он не заметил его жену раньше, было неудивительно - мелкая и юркая как таракан, совсем незаметная в толпе. Радостно улыбаясь, она обнялась с Данниль и символически чмокнулась с Дженсеном. Даже понимая, что он не прав, и раз ее выбрал Джаред, она должна быть замечательным человеком, Дженсен не мог побороть своей неприязни к ней: ведь она встала между ними, ведь именно после того, как Джаред начал с ней встречаться, он отгородился от Дженсена. Женевьев, по мнению Дженсена, стала причиной, которая разрушила их нерушимую, как когда-то ему казалось, дружбу.

Женевьев вдруг закопалась в сумочке и вытащила мобильный, Дженсен даже не слышал звонка.

- Джаред, - пояснила она с нежной улыбкой и защебетала в телефон: - Джаред, ну наконец-то! Погоди, мне плохо слышно, сейчас подыщу местечко потише.

Извиняющеся улыбнувшись, она пошла к выходу из зала. Недолго думая, Дженсен направился за ней, они прошли в коридор со служебными помещениями; Женевьев завернула за угол и остановилась - сюда практически не доносился шум. Дженсен, стоя с другой стороны угла и рискуя в любой момент быть обнаруженным, ловил каждое слово. К сожалению, того, что говорил Джаред, слышать он не мог, только фразы Кортез.

По окончании разговора, пока Женевьев, видимо, снова копалась в своей сумочке, Дженсен, полный недоумения, быстро ретировался обратно в зал.

Ему не давала покоя фраза Кортез: «Встретил кого-то особенного?» И что это означало? Кого мог встретить Джаред и чему радовалась его жена? Это было более чем странно.

Джаред так и не объявился, а через три дня Данниль притащила депрессирующему Дженсену газету и тыкнула в маленькую заметку на третьей странице, в которой говорилось о разводе Джареда Падалеки и Женевьев Кортез. Дженсен где-то в глубине души порадовался этому событию, хотя понимал, что не все так просто, ведь вполне возможно, что они развелись из-за того, что Джаред встретил кого-то особенного. Боооже! Но в конце концов, Дженсен никогда не рассчитывал на что-то большее, чем дружба и именно дружбу ему и хотелось вернуть, хотелось найти Джареда и «прижать» его хорошенько, чтобы он объяснил, почему, почему?, блядь, он похерил все то, что между ними было, все то тепло, взаимопонимание, да они же вросли друг в друга, чувствовали друг друга так, как Дженсен никогда не чувствовал своих родных, хотя уж с ними-то у него были наитеплейшие отношения.