Амиру (СИ) - Страница 7

Соня тянет Марата на лавочку рядом с домом, подальше от шума, и, глядя в землю, произносит:

— Ты уже делал это?

Что-то в вопросе звучит так, что Марат понимает, что речь вовсе не о переборке движка мотоцикла, но на всякий случай уточняет:

— Что?

— Нуууууу…секс. Ты занимался сексом?

— Нет, — и с интересом глядя на раскрасневшуюся подругу: — А ты?

— Нет, — немного тишины, — хочешь попробовать?

— С кем? — удивленный взгляд бегает по ногам Сони.

— Со мной? — звучит, скорее как вопрос.

— А можно? — и энергичное: — Да!

Энтузиазм, с которым Марат произносит свое «да», как будто ему снова десять, и они решают, как проехать по узкой дамбе на велосипедах, не держась за руль, развеял всякую неловкость между ними. Действительно, почему нет. Это интересно, интересно и страшно. И хочется. На самом деле, Марату очень хочется попробовать, так что он и не собирается отказываться, но, на всякий случай, уточняет, не слишком ли Соня много выпила, а так же выражает сомнения по поводу того, что они «не встречаются».

Это Соня решает с присущей ей легкостью, предлагая пройтись вооон до того дерева, где она подойдет к нему, и они встретятся. А потом она отойдет к углу, и они еще раз встретятся. После второй «встречи», решив, что с формальностями покончено, Марат заходит в дом Сони, и если кто-нибудь их и видит, то не предает никакого значения, Марат постоянно забегает к Соне, а Соня к Марату. Никто, кроме Амира, чьи костяшки рук оказывается на утро разбитыми, и он только огрызается на смешки друзей.

Первый раз был…смущающим, неловким, быстрым, болезненным и потным, что особенно не понравилось Соне. Марат же был полон энтузиазма и заявил, что если Соня позволила бы, то в следующий раз у них должно получиться лучше. Соня позволила.

Соня упала в энтузиазм Марата, в его веселость и простоту. Как оказалось, он и не собирался скрывать свои вновь приобретенные отношения. Он подхватывал Соню на улице, целовал её в щеку при всех и в губы, когда думал, что их никто не видит. Он крепко обнимал Соню, стоя с ней рядом в компании друзей, он отодвигал её немного за спину, когда встречал строгий взгляд деда или осуждающий матери Марата.

По большому счету, мало что изменилось в отношениях Сони и Марата, они так же дружили, только теперь дружба стала носить более чувственный характер. Просто слово такого не было известно — чувственный.

Соня ощущала себя счастливой. Соня ощущала себя защищенной. Соня не дышала, по-прежнему.

Бомба взорвалась позже. Взорвалась, когда Марат уже уехал, пообещав Соне, что после службы он приедет к ней, и они вместе что-нибудь придумают. Соня не обещала ждать Марата, она пообещала не выходить замуж, и это единственное, в чем она была уверена, и, пожалуй, еще в том, что она никого не полюбит за эти два года, ведь Соня по-прежнему не дышала.

Бомба взорвалась, когда Соня призналась бабушке, что, кажется, беременна, и бабушка даже не стала спрашивать от кого, а просто, молча поджав губы и вытерев руки о передник, отправилась через дорогу. Когда бабушка Марата схватилась за сердце, а мать Марата кричала проклятия и «надо еще посмотреть, чей это ребенок». Когда дед Марата молча отвез Соню на вокзал и, как всегда, занося сумки в вагон, сказал, «что еще можно было ожидать от этого отродья» Когда мама Сони сказала, что с отрицательным резусом аборт делать нельзя, и они сами поднимут ребенка, без «этих» и «этих», что было выплюнуто с желчью и горечью. Когда другая бабушка Сони, приехав, погладила Соню и сказала «ничего, ничего, придумаем что-нибудь»

Когда среди ночи раздался звонок, и голос Марата сказал, что он приедет, обязательно приедет, чтобы Соня никого не слушала, потому что все это не имеет значения, и, если Соня захочет, он женится на ней. «Даже женится» — так это звучало. Когда приехала бабушка Марата и сказала, чтобы Соня даже не думала выходить за Марата, что это неправильно, но они готовы забрать «этого» ребенка, чтобы Соня «не портила себе жизнь». Когда позвонила Раф и сказала, что она не должна выходить за Марата, что сейчас двадцатый век, и женщина сама может вырастить ребенка, и что она, Рафида, поможет ей всем, чем сможет, правда, пока она мало чего может, но в будущем… Но Соне не надо выходить замуж за Марата, потому что это будет не жизнь, а ад. Соне надо за русского. Ну, или за еврея…

Пока они с мамой попросту не съехали со своей квартиры, сняв взамен другую и запретив бабушке говорить их новый адрес…

Ваня родился здоровым, тяжелым, спокойным ребенком.

Соня взяла академический по уходу за ребенком, не такое и большое дело в те времена. Мама работала, она всегда много работала, теперь же нахватала еще больше подработки, и у неё практически не оставалось времени на сон, зато и у Вани, и у Сони было все самое лучшее. И одежда. И еда.

И тут неожиданно приехал Марат, которому бабушка Сони написала новый адрес в надежде, что брак, хоть и такой, смоет позор с Сони и самой Груни.

Он приехал в отпуск, в форме, всего на день, ему нужно было домой, но сначала он приехал к Соне. Он восхищенно смотрел на Ваню, удивлялся тому, какой он маленький, и сказал, что он, конечно, готов жениться, и это «будет даже классно». Соня вовсе не была уверена, что это будет классно, но Марат смеялся и не хотел ничего слушать, это был Марат, энтузиазм которого заражал, а врожденный оптимизм и вера в свою удачу обезоруживали даже самых отчаянных скептиков. Так и Соня, отогревшись в тепле Марата, всего лишь за сутки решила, что подумает, что подождет, что Ваня точно будет знать своего папу, потому что нельзя лишать Ваню такого веселого папы. И даже угрюмо настроенная мама Сони начала улыбаться, попав под шквал исходившими от Марата очарования, смеха и любви ко всему на свете.

Морозным днем — случилось страшное.

Морозным днем — сердце Сони, которое до этого дня как-то обходилось без воздуха, перестало биться.

Морозным днем сердце Марата остановилось. Навсегда. В военной операции, которой не было, в войне, в которой так и не нашлось победителей.

Ей сообщили по телефону. Амир. Потом он приехал за Соней, на переправку тела требовалось время, и родители Марата хотели видеть её и внука.

Соня застыла. Она не хотела видеть гроб Марата.

Марат не может умереть. Ведь так?

Любой может погибнуть, Марат — нет. Нет. И. Нет.

Марат — её солнце. Её лучший друг. Светлые взлохмаченные волосы, улыбка, всегда улыбка, огромные руки, закрывающие её, огромные руки, держащие маленького сыны и восхищенное «Вау». Соня не хотела ехать.

Амир встал на колени. Молча.

Соня поехала. Молча. С Ваней.

Морозным днем были двойные похороны.

Морозным днем — сердце Вани остановилось. Менингит.

Девушка открывает глаза и поводит затекшими плечиками — неудобно.

Девушка садится на постели, ставя на пол аккуратные ножки с красным лаком на ногтях.

Девушка одергивает футболку, в которой спала, — чью-то футболку — ручкой с красным лаком на ногтях.

Девушка поворачивается и изучает лицо, которое сопит на соседней с ней подушке. Странно.

— Эх, просыпайся, — толчок в плечо.

— Уууууууу… — в подушку.

— Телефон есть?

— Там, — неопределенный взмах рукой.

Там… девушка идет в неопределенное там, находит телефонный аппарат, быстро набирает номер, присаживается на краешек стула. Её колени сдвинуты, она смотрит на красный лак.

— Антон…

— Мама звонила?

— И что ты сказал?

— Да, повезло тебе, даже сама себе завидую, — растягивая гласные.

— Я? — растерянный взгляд, кивок в сторону парня на кровати, шепот: — Как тебя зовут?.. У Макса.

— Эм, не знаю, — взгляд в окно. — Где-то в центре.

— Сама доберусь, я домой.

Девушка идет по улице, стремительно, плавно покачивая бедрами, обтянутыми узкой джинсовой юбкой, пальчики с красным лаком надежно скрыты туфельками на высоком каблуке. Девушка откидывает прядь волос, немного раздражаясь, что не убрала волосы, но так эффектней. Девушке прохладно, но она не съеживается, не кутается в кофточку. Она идет ровно, она несет себя. Она знает себе цену. И эта цена высока.