Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов - Страница 6

К 1760 году Джозеф Карвен фактически превратился в изгоя: с ним никто не хотел знаться, ибо его подозревали в связи с дьяволом и во всевозможных злодействах, казавшихся обывателям еще более чудовищными из-за того, что никто не мог сказать внятно, в чем они заключаются, или даже привести хоть одно доказательство того, что эти ужасы действительно происходят. Возможно, последней каплей стало дело о пропавших в 1758 году солдатах: в марте и апреле два королевских полка, направлявшиеся в Новую Францию, были расквартированы в городе и в итоге непонятным образом поредели в гораздо большей степени, чем обычно бывает из-за дезертирства. Ходили слухи, что Карвена часто видели беседующим с облаченными в красные мундиры парнями; и поскольку многие из них потом бесследно исчезли, снова вспомнились странные пропажи моряков. Трудно сказать, что случилось бы, останься полки в городе на более длительный срок.

Тем временем благосостояние Карвена все росло и росло. Он фактически монопольно торговал селитрой, черным перцем, корицей и с легкостью превзошел другие торговые дома, за исключением Браунов, в импорте медной утвари, индиго, хлопка, шерсти, соли, такелажа, железа, бумаги и различных английских товаров. Такие купцы, как Джеймс Грин из Чипсайда, на лавке которого красовался слон, Расселы, торговавшие напротив Большого Моста под вывеской «Золотой орел», или Кларк и Найтингейл, владельцы харчевни «Рыба на сковородке», почти полностью зависели от него, ибо Карвен владел большей частью их недвижимости; а договоры с местными виноделами, коневодами и маслоделами из племени наррагансетт, а также с мастерами, отливавшими свечи в Ньюпорте, превратили его в одного из наиболее крупных экспортеров колонии.

Подвергнутый своеобразному остракизму, Карвен все же не утратил чувство гражданского долга. Когда сгорел дом Управления колониями, он щедро подписался на значительную сумму для проведения благотворительной лотереи, благодаря которой в 1761 году построили новое кирпичное здание, по сей день красующееся на старой Главной улице. В томже году он помог перестроить Большой Мост, разрушенный октябрьским штормом. Восстановил Публичную библиотеку, сгоревшую при пожаре в Управлении колониями, и сделал множество покупок на благотворительном базаре, на выручку от которого грязную улицу Маркет-Парад и изрезанную глубокими колеями Таун-стрит вымостили большими круглыми булыжниками, да еще посредине устроили дорожку для пешеходов, названную на французский манер «козэ». К этому времени он уже выстроил себе не отличающийся особо оригинальной архитектурой, но роскошный новый дом, двери которого представляли собой шедевры резьбы по дереву. Когда в 1743 году приверженцы Уайтфилда отделились от Церкви на холме доктора Коттона и основали свой храм во главе с деканом Сноу напротив Большого Моста, Карвен присоединился к ним, правда оставался ревностным прихожанином совсем недолго. Позже он снова начал демонстрировать набожность, очевидно желая избавиться от падшей на него тени, ибо сознавал, что, если не принять самые решительные меры, зловещие слухи могут сильно повредить торговым делам.

Видя как этот странный бледноликий человек, на вид вовсе не старый, хотя на самом деле ему исполнилось не менее ста лет, изо всех сил пытался рассеять окружавшую его атмосферу ненависти и страха, причем настолько неопределенного, что невозможно распознать и назвать его причину, люди чувствовали одновременно жалость, смутное беспокойство и презрение. Но сила богатства и легковерие горожан были так велики, что предубеждение против Карвена ослабело, особенно после того как перестали исчезать моряки с его кораблей. К тому же, рыская по кладбищам, он начал проявлять крайнюю осторожность, потому что больше его там никто не замечал. Одновременно утихли слухи о страшных воплях, доносившихся с его фермы в Потуксете, и о странных делах, которые там творились. Туда по-прежнему доставляли несоразмерное множество провизии, пригоняли целые стада овец, а в в городской дом привозили цельные туши; однако вплоть до последнего времени, когда Чарльз Вард приступил к изучению бумаг и счетов своего предка, хранившихся в библиотеке Шепли, никому за исключением этого любознательного юноши, потрясенного своими открытиями, не пришло в голову сопоставить поразительное большое число чернокожих рабов, которых Карвен доставлял из Гвинеи вплоть до 1766 года, и ничтожно малое количество чеков, удостоверяющих продажу их работорговцам, чей рынок находился на Большом Мосту, или окрестным плантаторам. Да, страшный прапрадед Чарльза отличался необыкновенной хитростью и изобретательностью — качествами, которые он при необходимости умело использовал.

Но как и следовало ожидать, запоздалые старания Карвена не увенчались успехом. Все продолжали избегать его, никто ему не доверял — уже то, что глубокий старик выглядел как мужчина на пороге сорокалетия, внушало подозрения, — и делец понял, что в конце концов это может обернуться потерей его солидного состояния. Для каких бы тайных целей ни понадобились такие сложные исследования и опыты, они требовали нешуточных расходов, переезд на новое место лишал преимуществ в торговых делах, которых ему удалось здесь добиться, следовательно начинать все с начала где-нибудь в другом городе не имело смысла. Здравый смысл подсказывал, что нужно поддерживать добрые отношения с горожанами, чтобы рассеять окружавшую его атмосферу угрюмого недоброжелательства, подозрительности и страха, не вызывать подозрительных взглядов, шепотков за спиной и желания под любым предлогом избежать его общества. Его очень беспокоили клерки, зарабатывавшие все меньше из-за начавшегося застоя в делах и не уходившие только потому, что никто теперь не хотел брать их на службу; он удерживал своих капитанов и матросов хитростью, привязывал к себе людей каким-либо способом — залогом, заемным письмом или, прознав что-нибудь компрометирующее, шантажом. В этом деле Карвен обнаруживал необыкновенную ловкость. За последние пять лет жизни он выведал множество тайн, которые могли знать лишь давно уже почившие свидетели, и постоянно держал такие секреты наготове.

И тогда хитрый торговец решил предпринять последнюю отчаянную попытку восстановить свое положение в городе. Отшельник по природе, он решил заключить выгодный брак, избрав в жены девушку из уважаемого семейства, чтобы люди не могли больше обходить его дом стороной. Вероятно, желание заключить подобный союз диктовали и более глубокие, недоступные для нас причины; лишь бумаги, найденные через полтора столетия после его смерти, могли дать ключ к разгадке, но ничего определенного никто так и не узнал. Конечно, Карвен сознавал, что обычное ухаживание вызовет только ужас и отвращение, поэтому стал искать подходящую избранницу, на родителей которой мог оказать давление. Это оказалось не так-то легко, поскольку он предъявлял довольно высокие требования относительно красоты, образования и общественного положения. Наконец, купец остановился на единственной дочери лучшего и старейшего из находящихся у него на службе капитанов морских судов, вдовца с безупречной родословной и репутацией, которого звали Джеймс Тиллингест. Кажется, Элайза отличалась всеми вообразимыми достоинствами, кроме одного: она не была богатой наследницей. Капитан Тиллингест полностью находился под влиянием Карвена, и после ужасного приватного разговора, состоявшегося в доме купца с высоким куполом, стоявшем на вершине Павер-Лейн, согласился благословить подобный нечестивый союз.

Элайзе Тиллингест в то время исполнилось восемнадцать лет; она получила наилучшее воспитание, какое мог позволить ее отец при своих стесненных обстоятельствах. Девушка посещала школу Стефана Джексона, что напротив ратуши, прилежно усваивала уроки рукоделия и домоводства от матушки, которая позже, в 1757 году, умерла от оспы. Вышивки, сделанные девочкой в девятилетнем возрасте, можно увидеть в одном из залов Исторического музея на Род-Айленде. После смерти матери Элайза сама вела хозяйство с помощью единственной чернокожей старухи-служанки. Надо думать, вынужденное решение отца вызвало весьма бурные споры с дочерью, но дневники и мемуары о них не упоминают. Известно лишь, что ее помолвка с Эзрой Виденом, молодым штурманом на пакетботе «Энтерпрайз» Кроуфорда, была расторгнута, а брачный союз с Карвеном заключен седьмого марта 1763 года в баптистской церкви в присутствии самого избранного общества, цвета городской аристократии; церемония совершена Сэмюэлем Винсоном-младшим. «Газетт» очень кратко упомянула об этом событии, и в большинстве сохранившихся экземпляров заметка вырезана или вырвана. После долгих поисков Вард нашел единственный нетронутый номер в частном архиве коллекционера и прочел его, забавляясь безлично-галантным стилем того времени: