Американские рассказы и повести в жанре "ужаса" 20-50 годов - Страница 2

Чарльз Вард с детства отличался любовью к старине; ничто не могло поколебать в нем интереса к освященному веками родному городу, к реликвиям прошлого, множество которых хранилось в старинном доме его родителей на Проспект-стрит, расположенном на самой вершине холма. С годами росло его преклонение перед всем, связанным с прошлым; наконец, изучение истории, генеалогии, архитектуры, мебели и ремесел колониального периода вытеснило другие увлечения. Эти склонности необходимо учитывать при анализе его душевной болезни, ибо хотя они и не стали источником, но сыграли важную роль в ее проявлениях. Все отмеченные психиатрами провалы в памяти относились к современности и компенсировались обширными знаниями о вещах, связанных с прошлым, хотя эти знания тщательно скрывались и обнаружились лишь благодаря тщательно продуманным вопросам врачей. Пациент буквально переносился в отдаленные века, словно обладал неким подобием ясновидения. Удивительно, но Вард больше не выказывал никакого интереса к своему давнему увлечению, антиквариату. Казалось, он потерял всякое почтение к старине, как к чему-то обыденному и даже надоевшему, а все его усилия направлены на то, чтобы овладеть общеизвестными реалиями нынешней жизни, которые, как убедились врачи, полностью изгладились из его памяти. Он старательно скрывал свое странное невежество, но все наблюдавшие за ним ясно видели, что выбор книг и тем для разговора отмечен лихорадочным стремлением приобщиться к современности, собрать как можно больше сведений о забытой им собственной биографии, об особенностях быта и культуры нашего столетия, хотя он не мог не знать все это, ибо родился в 1902 году и получил прекрасное образование. После его исчезновения психиатры удивлялись, как удалось беглецу, почти не разбиравшемуся в сложностях нашего общества, приспособиться к нему. Некоторые считали, что он «ушел в подполье» и затаился, смирившись с самым примитивным существованием, пока не сравняется знаниями со своими современниками.

Врачи разошлись во мнениях о том, когда проявилось безумие Варда. Доктор Лайман, бостонская знаменитость, утверждает, что это произошло в 1919 или 1920 году, когда юноша закончил школу Мозеса Брауна, внезапно перешел от изучения истории к оккультным наукам и отказался сдавать выпускные экзамены, утверждая, что занят изысканиями, которые для него гораздо важнее. В пользу его версии говорит резкое изменение привычек Варда, особенно тот факт, что он в то время без устали рылся в городском архиве и искал на старых кладбищах могилу одного из своих предков по имени Джозеф Карвен, погребенного в 1771 году, часть личных бумаг которого Вард, по его собственному признанию, случайно обнаружил в старом квартале Стемперс-Хилл за облицовкой стены ветхого дома в Олни-Корт, где когда-то жил Карвен.

Говоря коротко, зимой 1919–1920 года в характере Чарльза произошли бесспорные перемены: он внезапно прекратил изыскания по истории колониального периода и со всей страстью любителя погрузился в тайны мистических наук, пытаясь постигнуть их как на родине, так и за границей, постоянно возвращаясь к поискам могилы своего отдаленного предка.

Однако доктор Виллет оспаривает утверждения Лаймана, основывая собственное заключение на близком и длительном знакомстве с пациентом, а также на неких рискованных экспериментах и чудовищных открытиях, которые недавно были им сделаны. Пережитое оставило на нем глубокий след: во время рассказа голос его прерывается, а когда он пытается запечатлеть свои воспоминания на бумаге, начинает дрожать рука. Виллет допускает, что изменения, проявившиеся в 1919–1920 годах, ознаменовали начало необратимого регресса, приведшего через восемь лет к чудовищному результату, но руководствуясь личными впечатлениями, считает, что здесь имеется более тонкое различие. Признавая, что Чарльз всегда отличался неуравновешенным характером и склонностью к слишком бурной реакции, доктор отказывается рассматривать происшедшие перемены как своеобразную границу, отметившую переход от нормального состояния к болезни; он склонен поверить утверждениям самого Варда о том, что тот открыл или воссоздал нечто, оказывающее глубокое и удивительное воздействие на человеческую природу.

Виллет уверен, что подлинное безумие пришло в семью Вардов после находки портрета Карвена и старинных документов; после путешествия за границу в далекие затерянные уголки света, где во время совершения тайных обрядов произносились страшные заклинания, на которые откликнулись неведомые силы; после того, как измученный, охваченный страхом юноша написал при неизвестных обстоятельствах отчаянное письмо. Истинное безумие, полагает доктор, началось, когда город поразила эпидемия странного «вампиризма» и целая серия необъяснимых происшествий, наделавших много шума в Потуксете; когда из памяти пациента стало исчезать все, связанное с современной жизнью; когда он лишился голоса, и в организме его возникли незначительные на первый взгляд изменения, позже замеченные всеми.

Со свойственной ему наблюдательностью, Виллет отмечает, что именно в то время у Варда появились особенности, которые могут привидеться только в кошмарном сне; с невольной дрожью в голосе приводит он веские доказательства, подтверждающие слова юноши о находке, сыгравшей роковую роль в его жизни. Прежде всего, двое квалифицированных рабочих, надежные и здравомыслящие люди, видели, как нашли старинные бумаги, принадлежавшие предку Варда. Во-вторых, Чарльз, тогда еще совсем юный, однажды показал доктору документы, в том числе страницу из дневника Карвена, и подлинность их не вызывает никакого сомнения. Сохранилось отверстие в стене, откуда пациент, по его словам, извлек записи, и доктор навсегда запомнил миг, когда бросил на них последний взгляд, окруженный вещами, реальность которых трудно осознать и невозможно доказать. К этому следует добавить странные, полные скрытого смысла совпадения в письмах Орна и Хатчинсона, почерк Карвена, сведения о некоем докторе Аллене, добытые детективами, а также устрашающее послание, составленное угловатым почерком средневекового ученого, обнаруженное доктором Виллетом в кармане, когда он очнулся от забытья после одного рискованного приключения.

Но самым убедительным оказался результат, достигнутый доктором, применившим формулу, которую он получил во время своих изысканий; результат, неопровержимо доказавший подлинность найденных бумаг и их чудовищное значение, хотя сами записи стали нам навеки недоступны.

3.

Чарльз вырос, окруженный атмосферой старины, в которую был так беззаветно влюблен. Осенью 1918 года мальчик поступил на первый курс школы Мозеса Брауна, расположенной неподалеку от его дома, проявив примерное прилежание в военной подготовке, особенно популярной в то время. Старинный главный корпус, возведенный в 1819 году, всегда привлекал юного историка; ему нравился живописный обширный парк, окружавший школу. Он мало бывал на людях, большую часть времени проводил дома, совершал долгие прогулки, прилежно учился и не пропускал военных тренировок. Чарльз не оставлял своих исторических и генеалогических изысканий в городском архиве, мэрии и ратуше, в публичной библиотеке, Атенее, Историческом обществе, библиотеке Джона Картера Брауна и Джона Хея в университете Брауна и в недавно открытой библиотеке Шепли на Бенефит Стрит. Высокий, худощавый, светловолосый мальчик с серьезным взглядом, немного сутулый, одетый с легкой небрежностью — так выглядел Вард в пору своей юности; он производил впечатление не очень привлекательного, но вполне положительного молодого человека.

Его прогулки неизменно превращались в своеобразное путешествие в прошлое, во время которого он с помощью реликвий, оставшихся от былого блеска, воссоздавал картину ушедших веков. Варды жили в большом особняке в георгианском стиле, стоявшем на довольно крутом склоне холма к востоку от реки. Из задних окон флигеля Чарльз мог с головокружительной высоты любоваться стоящими совсем рядом друг с другом шпилями, куполами, остроконечными кровлями и верхними этажами высоких зданий Нижнего города на фоне пурпурных холмов и полей. В этом доме он родился, и няня впервые выкатила его в колясочке из красивого классического портика кирпичного фасада с двойным рядом колонн. Она везла его мимо маленькой белой фермы, построенной два века тому назад и давно уже поглощенной городом, к солидным зданиям колледжей, выстроившимся вдоль респектабельной богатой улицы, где квадратные кирпичные особняки и деревянные дома поменьше с узкими портиками, обрамленными колоннами в дорическом стиле, дремали, отгородившись от мира изобилием цветников и садов.