Американская готика - Страница 31

Она повиновалась, потому что так было легче – легче скрыть дрожь, охватившую ее при его прикосновении. Но вот руки начали гладить ей лоб и дрожь прошла. Прикосновения действительно успокаивали, она расслабилась.

– Так-то лучше, – его голос звучал мягко и вкрадчиво. Руки тоже были мягкими и вкрадчивыми, они нежно обнимали за шею. Теперь, кажется, можно закрыть глаза и смириться с его близостью, это совсем легко…

Слишком легко. И лишь приложив усилие, она смогла прошептать:

– Спасибо. Голова уже не болит.

Руки замерли.

– Хорошо. – Руки замерли, но не опустились.

Кристэль открыла глаза, удивляясь тому, что он не отпустил ее.

– На этом мои профессиональные обязанности кончаются, – улыбнулся Грэгг. – Но кроме них есть и другие, – пробормотал он, – личные. Обязанности мужа по отношению к жене.

Теперь его руки спускались к талии. Казалось, он отвечает на ее прикосновения, а она – на его, и поэтому нестроение игры исчезает, переходя в нечто иное. Как трудно помнить о том, что это лишь притворство, настолько проворны и искусны его руки, знающие, где погладить и приласкать, и его глаза…

Она совсем забыла о глазах, темных и бездонных глазах. Они вовсе не напоминали неподвижный мертвый взгляд куклы на свадебном торте, они будто тоже были самостоятельным существом – притягивающим и страстным, как я его руки. Игра уже кончилась, потому что от прикосновений кончиков его пальцев в нее вливалась ужасающая энергия, потому что их зубы с такой силой столкнулись, что дыхание будто стало общим, а его сердце колотилось рядом с ее сердцем, подчиняясь возрастающему, неумолимому ритму.

– Нет, я не хочу этого, произнес внутри нее голос. Но голос был далеким и слабым, резкое дыхание заглушало его, а сердце стучало и пульсировало, здесь и сейчас. Это здесь. Он поднял ее на руки и сейчас нес в спальню, к постели под балдахином.

Ее застали врасплох. Но было ли это неожиданностью? Разве не понимала она, когда впервые его увидела, что ей хочется этого? Разве не потому она не могла изгнать его из своих мыслей, и не здесь ли подлинная причина того, что она без конца возвращалась обратно? Не для того, чтобы спасти каких-то других женщин, а чтобы стать одной из них?

И вдруг его волшебные пальцы замерли.

Что случилось?

Тусклая прикроватная лампа мигнула, почти погасла и вспыхнула вновь.

– Погоди, – шепнул он.

Вот он поднялся и заспешил через комнату. Она лежала, прислушиваясь к его шагам в гостиной. В коридоре они затихли. Где-то скрипнула дверь, затем наступила тишина.

Она снова оказалась одна, но не совсем одна. Потому что к ней, всматривающейся в тени на потолке, пришел и остался рядом страх.

Хоган вошел в погреб и остановился. Он уставился на облицованный кафелем пол со стоком вдоль стен. К нему вели радиальные канавки из-под стола с мраморной плитой, установленного в центре камеры, под электрической лампой.

Затем Хоган увидел… увидел то, что покрывало пятнами плиту. Высохшие темные пятна на кафеле, следы в канавках. Увидел запекшуюся кровь и почувствовал вонь.

Она пронизывала все вокруг, эта едкая вонь разложения. И свет блестел на хирургических ножах, разбросанных по мраморной крышке стола, зловеще играя на скальпеле, троакаре и острозубой костной пиле.

Погреб? Это скорее лавка мясника.

Он осторожно вошел, вглядываясь в укрепленные на стене стеллажи. Там были разбросаны прочие инструменты, а за ними возвышался ряд банок и флаконов. Внизу, вдоль пола, стояли стеклянные бутыли и металлические канистры.

Наклонившись, Хоган осмотрел надписи, нацарапанные на ярлыках контейнеров. Это были отнюдь не запасы асафетиды, каломели или нюхательных солей для нужд аптеки. Перед ним находились лишь консервирующие и едкие уничтожающие растворы.

Он едва не споткнулся о свитый кольцами резиновый Штанг, змеившийся по полу из выводного отверстия в дальней стене. Шланг для воды? Вот и кран. Водопроводные трубы, должно быть, наверху.

Хоган посмотрел вверх на электрическую лампу. Что-то в ее свете обеспокоило его, но он тотчас же забыл об этом. Потому что увидел…

В потолке зияло темное квадратное отверстие, расположенное точно посредине над мраморной плитой. Любой сброшенный сверху предмет попадет прямо на крышку стола.

Итак, очутиться в этой комнате можно, по меньшей мере, двумя путями: либо тем, которым пришел сюда он, либо через отверстие в потолке. Что бы ни предназначалось для мраморной плиты, при необходимости оно могло быть доставлено сюда волоком или сброшено с верхнего этажа. Не обязательно представлять себе, что происходило, когда крышка стола оказывалась занятой; даже слабого воображения достаточно, чтобы догадаться, почему ножи всегда наточены.

Лавка мясника. Руби и распиливай, затем пользуйся шлангом для смывания пятен. Но что происходит потом? Хоган осмотрел сплошной кафельный пол. Никаких отверстий, никаких потайных люков. Но стена напротив стеллажа, четвертая стена…

В четвертой стене был квадрат из стали, встроенный на уровне пояса, футов двух в диаметре, напоминающий печную дверцу.

Так оно и есть, разумеется. За четвертой стеной находится еще одно помещение. Обычный погреб, с трубами, угольным контейнером и печью. И поскольку стена сплошная, вошедший в обычный погреб не заподозрит, что у печи две дверцы – отверстие, через которое бросают уголь и потайная дверь по ту сторону. Что за топливо подавалось отсюда?

Он подошел к стене и потянулся к рукояти дверцы, вмонтированной в стальную поверхность. В эту минуту опять прогрохотал гром, и опять какая-то смутная мысль мелькнула у него в голове. Та же мысль, которая ускользнула от него, когда он взглянул на лампу.

Затем дверца открылась, и он уставился внутрь, на пламя. Топить печь в такую жару? Да, не такое уж сильное пламя, но, похоже, огонь бушевал здесь в течение последних суток.

Крошечные красные языки пламени нежно лизали черные и серые угли. Но там были другие предметы, которыми питался огонь, не черные и не серые, а белые. Маленькие щепки, трубки побольше и один большой округлый предмет наверху, глядящий на Хогана пустыми глазницами и скалящий зубы сквозь мелькающие язычки пламени.

Хоган ясно видел его. Он был освещен огнем и электрическим светом, мысль о котором так волновала его… Волновала, потому что пустую комнату незачем освещать!

Затем он выпрямился и, начал было поворачиваться, уже ощущая в комнате еще чье-то присутствие. И повернулся, чтобы увидеть вошедшего, чьи шаги заглушил раскат грома.

Хоган поднял глаза, и гром усилился.

А рука поднялась, чтобы взмахнуть куском трубы.

Грэгг выпустил трубу из пальцев. Она еще гремела о кафель, когда он склонился над распростертым перед ним телом, и пробежал чуткими пальцами по месту ушиба. Крови нет, но отек внушителен. Сложно рассчитать силу подобного удара. В любом случае, незваный гость потерял сознание и еще некоторое время не придет в себя.

Грэгг перевернул человека лицом вверх, но ответа не получил.

Незнакомец… В кармане жилета – портсигар. Часы и цепочка. На крышке часов гравировка «Чарльз М. Хоган». Кто он такой?

Бумажник из внутреннего кармана. Коричневая кожа, потертые уголки. Четырнадцать долларов в отделении для банкнот. Одна карточка в футляре. Пропуск для прессы, выписанный на имя Чарльза М. Хогана, редактора городской газеты…

Грэгг скривился. Газетчик?

Сначала те идиоты из страховой компании, затем проклятый служащий из строительной инспекции с его длинным носом. А теперь – репортер. Что-то происходит, что-то очень странное. То, что ему теперь известно имя этого человека, не принесло облегчения. Напротив, возникли новые вопросы.

Грэгг скривился еще больше. Впрочем, один ответ очевиден: этот тип что-то подозревал. И можно не сомневаться в том, что теперь он все понял.