Американская фантастика. Том 11 - Страница 5

Эверард молча сидел в тихой, уставленной книгами комнате. В сообщении явно не хватало данных, но оно наталкивало на весьма определенные выводы.

Тогда почему же викторианское отделение Патруля не провело расследования? А может, провело? Вполне возможно. Результаты своих изысканий, они, естественно, в газетах не печатали. И все же лучше послать запрос. Вернувшись домой, Эверард взял одну из выданных ему хронокапсул, вложил туда свое донесение и настроил прибор на 25 июня 1894 года. Когда он нажал на последнюю кнопку, капсула исчезла, оставив за собой едва ощутимое дуновение.

Она возвратилась через несколько минут. Эверард открыл ее и вынул аккуратно отпечатанный лист — да, разумеется, машинка в те времена была уже изобретена. Он пробежал его глазами с той быстротой, которой научился еще в стенах Академии.

Далее следовала записка с пространственно-временными координатами, выглядевшими весьма неуместно на фоне цветистого слога самого письма.

Эверард позвонил Гордону, получил его «добро» и заказал скуттер на складе компании. Затем отправил записку Чарлзу Уиткому в 1947 год, получил ответ, состоявший из одного слова «Конечно», и отправился за скуттером. Это была небольшая машина времени, напоминавшая мотоцикл, но без колес и руля. Позади двух седел располагался двигатель с антигравитатором. Эверард настроил программатор на эпоху Уиткома, нажал кнопку и оказался в помещении другого склада.

Лондон, 1947 год. Секунду он сидел неподвижно, вспоминая, что делал в это время Эверард, который был на семь лет моложе. Учился в колледже в Штатах.

Появился Уитком. Он прошел мимо охранников и протянул Эверарду руку.

— Рад видеть тебя, старина, — сказал он.

На его осунувшемся лице появилась та полная удивительного обаяния улыбка, которую Эверард хорошо помнил.

— Итак, в викторианскую эпоху?

— Точно. Садись.

Эверард снова настроил программатор. На этот раз им предстояло появиться в кабинете. Очень маленьком кабинете. Он возник перед ними в мгновение ока. Дубовая мебель, толстый ковер, горящий газовый камин — все это весьма впечатляло. Вокруг горели газовые рожки. Конечно, к тому времени было уже изобретено электричество, но «Далхаузи и Робертс» были солидной фирмой по импорту товаров со своими традициями. Им навстречу с кресла поднялся сам Мэйнуэтеринг, крупный, весьма помпезного вида мужчина с пушистыми бакенбардами и моноклем. Но в нем чувствовалась и сила. Говорил он с таким аффектированным оксфордским произношением, что Эверард с трудом понимал его.

— Добрый вечер, джентльмены. Надеюсь, путешествие было приятным? О, простите… вы еще новички в нашем деле, а? В первый момент это всегда немного озадачивает. Помню, как я был шокирован, когда впервые попал в двадцать первый век. Ничего английского. Хотя это естественно — res naturae, так сказать, другая грань вечно изумляющей нас Вселенной, а? Извините, я недостаточно гостеприимен, но мы сейчас страшно заняты. Один фанатик, немец из 1917 года, узнал секрет передвижения во времени от какого-то неосторожного антрополога, украл машину и явился в Лондон, чтобы убить Ее Величество королеву. Мы с ног сбились, разыскивая его.

— И найдете? — спросил Уитком.

— Разумеется. Но дело чертовски трудное, джентльмены, тем более, что мы должны хранить строжайшую тайну. Я бы не отказался от услуг частного сыщика, но единственный, кто нам подходит, чересчур умен. У него есть свой принцип: если отрешиться от невозможного — то, что останется, как бы невероятно оно ни было, и есть истина. Путешествие во времени тоже может показаться ему не слишком невероятным.

— Бьюсь об заклад, что это тот самый сыщик, который занимался делом лорда Уиндема в Эддлтоне или будет заниматься им завтра, — сказал Эверард. — Впрочем, неважно — мы знаем, что он докажет невинность Ротерита. Важно другое: существует большая вероятность каких-то махинаций с этим сундучком в древнеанглийские времена.

— Ты хочешь сказать, «саксонские», — поправил Уитком, который самолично сверял даты. — Многие путают англов и саксов.

— Почти так же, как путают саксов и ютов, — мягко сказал Мэйнуэтеринг. — Насколько я помню, в Кент вторглись именно юты… Да. Гм. Одежда здесь, джентльмены. И деньги. Бумаги для вас тоже приготовлены. Я порой думаю, что вы, разъездные агенты, даже не представляете себе, сколько подготовительной работы приходится проделывать в наших отделениях даже для самой мелкой операции. О, простите. У вас уже есть план кампании?

— Да.

Эверард начал снимать с себя костюм двадцатого века.

— Полагаю, что есть. Мы оба достаточно знаем о викторианской эпохе, чтобы не запутаться. Хотя я должен оставаться американцем… Ага, вижу, что вы приготовили мне американские документы.

Мэйнуэтеринг сказал похоронным тоном:

— Если, как вы говорите, об этом инциденте с курганом рассказывается даже в известном сборнике рассказов, то могу себе представить, сколько запросов посыплется к нам. Ваш был первым, затем пришли еще два: из 1923 и 1960. Боже, почему мне не разрешают иметь секретаря-робота?

Эверард с трудом напялил на себя непривычный костюм. Он был ему вполне впору, так как отделение располагало размерами его одежды, но он раньше никогда не подозревал, до чего удобен его прежний костюм. Черт бы побрал этот жилет!

— Послушайте, — сказал он, — во всем этом не должно быть ничего опасного. Строго говоря, раз уж мы очутились здесь, значит, ничего опасного и не было.

— На данный момент, — ответил Мэйнуэтеринг. — Но допустим, вы возвращаетесь во времена готов и находите мародера. Возможно, он убьет вас до того, как вам удастся убить его; возможно, он найдет способ уничтожить и тех, кого мы пошлем вслед за вами. Тогда, естественно, ему удастся произвести, промышленную революцию или чего он там еще добивается. Вы, попав туда до поворотного момента, все еще существуете… даже если и мертвы… нас же здесь никогда не было. Этой беседы никогда не было. Как говорил Гораций…

— Неважно! — засмеялся Уитком. — Сначала посмотрим, что там у них в кургане в этом году, затем вернемся сюда и на месте решим, что делать дальше. Наклонившись, он стал перекладывать свои вещи из современной дорожной сумки в цветастое чудовище, во времена Гладстона именовавшееся саквояжем: пару пистолетов, физические и химические приборы, еще неизвестные в то время, крошечный передатчик, с помощью которого можно будет связаться с отделением в случае опасности.

Мэйнуэтеринг сверился со справочником.

— Вы можете уехать завтра утром с вокзала Черинг-кросс на поезде 8.23, — сказал он. — Отсюда до вокзала полчаса ходьбы.

— Отлично.

Эверард и Уитком вновь сели в скуттер и исчезли. Мэйнуэтеринг вздохнул, потянувшись зевнул, оставил клерку указания и отправился домой. Когда в 7.45 утра скуттер вновь появился в конторе, клерк был уже на месте.

Вот когда Эверард по-настоящему почувствовал реальность путешествий во времени. Разумеется, он и раньше понимал их умом, отдавая им должное, но ощущал как своего рода экзотику. Сейчас же, трясясь по Лондону, которого он не знал, в двухколесном кэбе (не в стилизованном под старину экипаже для туристов, а в самой настоящей расхлябанной коляске, которой пользовались для поездок), вдыхая утренний воздух, в котором чувствовалось больше дыма, чем в городе двадцатого века, зато не было паров бензина, видя толпы проходящих людей: мужчин в котелках и цилиндрах, замызганных чернорабочих, женщин в длинных платьях — не актеров, а живых, настоящих людей, болтающих, смеющихся, грустных и усталых, спешащих по своим делам, — он вдруг с полной силой осознал, в каком времени находится. Его мать еще не появилась на свет, его бабушка и дедушка были молодой парой, собиравшейся пожениться, Гровер Кливленд был президентом Соединенных Штатов Америки, Виктория — королевой Англии, Киплинг сочинял свои произведения, а последнему восстанию индейцев в Америке еще предстояло произойти… Эверард испытал настоящее потрясение.