…Тем из современных читателей, кто, имея еще с детства в голове картину событий, последовавших спустя считанные минуты – в пять часов пополудни 14 октября 1861 года – у причалов и на рейде Порт-Гальвеса (и поделивших всю историю Техаса с Калифорнией на «До» и «После»), сочтет настрой наших юных мичманов слишком уж благодушно-отстраненным для тогдашней предвоенной обстановки – даем историческую справку: нет, общий настрой и в стране, и в ее вооруженных силах был тогда именно таков. Понятно, что все офицеры следили за ходом войны Севера и Юга с живейшим профессиональным интересом, однако интерес тот не выходил за рамки внимания к матчу между футбольными командами двух других факультетов: их стороны в том конфликте не было, а если уж кому Калифорния и сочувствовала подсознательно – так скорее северянам, чем барам –южанам. И когда эскадра Гудвина, вместо того, чтобы гнаться за укрывавшимися в Заливе торговыми судами под флагом Конфедерации (что явилось бы, конечно, нарушением международного права и поводом для техасской ноты, но не более того) внезапно и без малейшего на то повода открыла огонь по калифорнийским военным кораблям в порту, первой реакцией Радченко со Шмидтом наверняка стало изумление: «Что за хрень?! А нас-то за что?»
Американские историки по сию пору утверждают, на голубом глазу, будто нападение то сами же калифорнийцы и спровоцировали: они-де, «в нарушение демилитаризованного статуса Нового Гамбурга, накопили в Порт-Гальвесе ударную флотскую группировку», и Гудвин «вынужден был нанести упреждающий удар – предотвращая в последний момент очевидное намерение Калифорнии вступить в войну на стороне Конфедерации»; да и целью его, якобы, было лишь «нанести кораблям калифорнийского Нэйви повреждения, временно лишающие их боеспособности, всячески минимизируя при этом сollateral damage среди моряков» (конец цитаты).
Их оппоненты, опровергая те построения по всем пунктам, вечно оказываются, тем не менее, в дурацком положении оправдывающегося. Да, Новый Гамбург был демилитаризован – но этот статус не распространялся ни на Порт-Гальвес (территориально), ни на флоты союзных Техасу стран (организационно); так в чем нарушение-то? Да, «Господин Великий Новгород», монтаж которого был уже почти завершен в Порт-Гальвесе, должен был стать мощнейшим на тот момент броненесущим кораблем в Западном полушарии – но именно это «сверхбронирование» и превращало его в чисто оборонительное оружие, предназначенное лишь для охраны собственного побережья! Да, морская группировка, базирующаяся на Порт-Гальвес, существовала – но в ее состав входил единственный многопушечный фрегат «Нарвал» плюс недостроенный «Новгород» (ну и плюс совсем уж вспомогательная мелочевка); что же до эскадры Максудова, вышедшей уже из Вера-Крус курсом на Новый Гамбург, то мотивом (и оправданием) для нападения она служить не может никак, ибо Гудвин (как это теперь точно известно военным историкам) в тот момент просто не подозревал о ее существовании! В любом случае, даже и с Максудовскими паровыми фрегатами, группировка та годилась бы лишь для обороны Новогамбургского залива – вот как раз от такого нападения, а никаких планов «вступить в войну на стороне Юга» Конференция Негоциантов (как это, опять же, точно теперь известно!) тогда не вынашивала… И тэ дэ и тэ пэ.
Но только к чему теперь все эти оправдания, с размахиванием пожелтевшими в архивах рапортами и вождением перстами по антикварным картам? Ведь – да, очевидным образом готовили в Порт-Гальвесе мощную современную группировку, способную надежно защитить с моря столицу союзного Техаса: «Новгород» мог бы приступить к ходовым испытаниям через пять-шесть дней, эскадра Максудова ожидалась еще того раньше; а если еще и приплюсовать прибывающий буквально на следующую ночь «Секретный Железнодорожный Транзит» (столь любимый завсегдатаями военно-исторических форумов) – Новогамбургский залив становился совершенно неприступным, а любую его блокаду калифорнийцы могли бы при нужде порвать, как тузик грелку. И – да, еще раз: всё они там делали вполне правильно (что по технике, что по логистике), за-ради обеспечения своих, калифорнийских, национальных интересов в части бесперебойности торговли с Югом по схеме «Хлопок в обмен на Оружие»; чего тут стесняться-то и наводить тень на плетень?
Ну, а Гудвин был обязан – за-ради своих, американских, национальных интересов – ту замечательную торговую схему «Хлопок в обмен Оружие» порушить, и единственный способ для этого был – обеспечить полную блокаду Нового Гамбурга, а в идеале – еще и прервать его железнодорожное сообщение с Югом. Нанес упреждающий удар – действительно, как выясняется, в последний пригодный для того момент! – и удар тот пришелся точнехонько «в яблочко»; ну, и кто ж виноват, что адмирал Гудвин действовал смело и результативно, а адмирал Елизаров – из рук вон неудачно? Кстати, свою операцию «Катапульта» Гудвин и в самом деле спланировал и начал, даже не ставя в известность Центральное командование – давая тому Командованию возможность, в случае чего, «валить на него, как на мертвого».
Что же до «вероломного нападения», то словосочетание сие позволительно употреблять политику – в прагматических целях пробуждения в нации «ярости благородной» и тому подобных мобилизующих чувств. А вот если «вероломное нападение» начинает поминать, для оправдания собственной лопоухости, военный – с него надо немедля срывать аксельбанты с эполетами и разжаловать в денщики: «Настоящая война начинается вдруг», конспектируйте классику!
Ход операции «Катапульта» подробнейшим образом описан в любой монографии, касающейся Войны Севера и Юга; к этому эпизоду регулярно обращаются и литераторы, подвизающиеся в низкопробном жанре так называемой «альтернативной истории», и насельники военно-исторических форумов, норовящие «переиграть историческую развилку» путем некоторой «нормализации» невероятной тогдашней везучести «Волшебника Гудвина» и, соответственно, беспросветной непрухи его соперника, адмирала Елизарова. Отсылая всех желающих к означенным источникам мудрости, напомним лишь самое главное.
«Господин Великий Новгород» строили – дабы не нарушать совсем уж демонстративно демилитаризацию Нового Гамбурга – по схеме, успешно апробированной пять лет назад при монтаже хавайских «поповок»: небронированный корпус провели своим ходом через только что расширенный взрывными работами Никарагуанский канал, броню и орудия подвезли отдельно, и собрали этот «детский конструктор» в доках Порт-Гальвеса, обозначая сие как «ремонт». Получив свежие разведданные о перемещениях эскадры Гудвина, Елизаров сделал вполне правильный вывод о намерениях потенциального противника и решил срочно вывести «Новгород» из дока, не дожидаясь окончания монтажа: машины были уже на ходу, артиллерия установлена, и недоставало лишь большей части внешней бронезащиты – так что недостроенный броненосец можно было, в крайнем случае, использовать хотя бы как плавучую батарею. Требовалось лишь перенести на него боезапас – и именно по этой причине «Новгород» оказался в опасной близости от фрегата «Нарвал», служившего чем-то вроде плавучего арсенала: в его трюмах находился огромный запас оружия и боеприпасов – с тем, чтобы при нужде вооружить достаточное число техасских добровольцев, буде таковые сыщутся.
Первый залп Гудвина пришелся как раз по корпусу «Нарвала» (о содержимом трюмов которого северяне действительно ведать не ведали), и всё это добро разом сдетонировало; когда говорят, что «Взрывом разнесло полгорода», это, конечно, изрядное преувеличение, но преувеличивать там – было чего… Из-за неустановленной бронезащиты «Новгород» был сильнейшим образом недогружен, запас остойчивости судна резко упал против штатного, и взрывная волна качнула его так, что тяжеленные орудия главного калибра слетели со шпилек и, рухнув в трюм, вспороли днище вдоль киля как консервную банку; после чего, как водится, взорвались залитые паровые котлы. Вместе с двумя кораблями тогда погибли разом 337 калифорнийских моряков, в том числе сам адмирал Елизаров, 14 старших и 36 младших офицеров – собственно, весь офицерский состав группировки, за изъятием пары мичманов, оказавшихся, на свое счастье, в увольнении на берегу.
51
Как всем известно, «мизера ходят парами» – и никакая теория вероятности им в том не указ. Ну какова, казалось бы, вероятность того, что одним из разлетевшихся по всему Порт-Гальвесу обломков «Нарвала» на припортовой улочке убьет еще и одного из тех двоих уцелевших калифорнийских мичманов (которым по всем приметам бы «жить теперь до ста лет») – а вот поди ж ты!..
Радченко не сразу сообразил, что густо стекающая по лицу и залепляющая глаза кровь – не его собственная, а Шмидта. «Ну вот, черный кот! – откликнулся вдруг эхом в его мозгу голос погибшего друга. – Теперь пути нам не будет, это уж как пить дать… » Да уж, дошутился «самый умный»…
На берегу его встретили уцелевшие, в количестве трех примерно десятков: тельняшки плавсостава, промасленные брезентовые робы механиков, полевые мундиры морпехов, пара гардемаринских курточек – и ни одного синего офицерского кителя. Ни единого! – стало быть, принимать командование этим вот всем сейчас ему… Скомандовал построение; судя по тому, с какой готовностью был выполнен приказ, скрывать от личного состава свои собственные растерянность и отчаянье у него пока вполне выходило: «Есть человек, знающий, что делать». А что, кстати, делать? делать-то – что?!
Тут как раз на левом фланге разношерстной шеренги возникли, откуда ни возьмись, черные анораки морских коммандос: трое, сержанты – тоже, похоже, из увольнительной. Так, уже легче… Мигом раздав задания прочему личному составу (любые, первое, что в голову пришло: главное сейчас – не давать им стоять руки в карманы, предаваясь унынию), кивком подозвал тот левый фланг: «Компаньерос унтер-офицеры, прошу ко мне!» Подошли тут же, и даже как бы строевым, а не фирменной своей моряцкой развалочкой.