Америка reload game - Страница 35

– Чай, ваше благородие. Ничего, что из кружки? – мрачный рыжеусый детина (по внешности и ухваткам – классический унтер) был вполне вежлив и обходителен.

– Твоя собственная, небось? – кружка была видавшая виды, солдатская. Судя по обстановке, отметил про себя ротмистр, они тут на казарменном положении; да и вообще, похоже, пользуются этой берлогой не настолько часто, чтоб обставлять ее мебелью, не то что чайными сервизами. – Спасибо, брат, – степенно кивнул он и, внимательно приглядясь к хитрой самодельной оплетке ручки, промурлыкал вдруг себе под нос:

– Сдается мне, что мы встречались, служивый. Терская линия?

– Никак нет, Кубанская!

– Да, верно. Таманский карабинерский, бывший Семнадцатый егерский? – (повышаем ставку: тут уже один к трем, увы…).

– Так точно, ваше благородие! Ну и память у вас!.. – (Уф-фф!..) – Но вот я вас что-то не припоминаю…

– Было бы скверно, если б и ты мог меня опознать вот так, сходу, – хмыкнул Расторопшин. – Мы ведь работаем за аванпостами…

– О! – тут бывый егерь вытянулся во фрунт так, будто дело было на императорском смотру. – А?.. – наручники на разведчике теперь настоятельно взывали к объяснениям.

– А ты просто считай, что мы на манёврах. Ты – за оранжевых, я – за синих. Условия максимально приближенные к боевым. Действуй!

– Так точно! – просветлел лицом рыжеусый.

– Ну, зови начальство. Или веди к нему – как тут у вас нынче принято?

…Спасибо тебе за науку, дервиш. Видишь, я готов: расслаблен, как палец на курке за миг до выстрела, абсолютно спокоен и готов к самым скверным неожиданностям – за которыми, надо думать, дело не станет. А чуть погодя, возможно, понадобится и преподанное тобой искусство «заклинать боль»…

– Я, кажется, забыл представиться: майор… ну, скажем, Иванов, – (что ж, самая фамилия для немца …) – Надеюсь, вы ясно понимаете, господин Расторопшин: в прежние времена вы могли… да не то, что могли, а обязаны были послать меня куда подальше и хранить гордое молчание – со всеми вашими вопросами, дескать, ступайте к моему начальству! – но теперь вы такой отмазки лишены. Ну, а ответственность за ложные показания тут – сами догадываетесь какая.

– Зачем сразу начинать с угроз, господин майор? Я теперь тихий законопослушный отставник, и отвечать на вопросы органов правопорядка – мой долг верноподданного. В тех границах, разумеется, где они не затрагивают доверенные мне по прежней службе государственные секреты.

– Эти границы теперь буду определять я, с моим ведомством!

– Посмотрим, как это у вас получится, – хмыкнул Расторопшин и со всей небрежностью, что можно себе позволить сидя на табурете, закинул ногу на ногу. – Сдается, что нынешний мой «безначальственный» статус ваше положение скорее осложняет, нежели облегчает. Я ведь теперь классический «забытый часовой», которому осталось опираться лишь на свои собственные представления об офицерской чести и служебном долге.

– Боюсь, вы недопонимаете нынешнее свое положение, господин Расторопшин. Единственная для вас возможность выйти отсюда своими ногами – дать исчерпывающие ответы на все заданные вам вопросы.

– Напротив, господин майор: я понимаю нынешнее свое положение очень и очень хорошо. И единственное мое спасение – единственное, понимаете? – это как раз ни на шаг не отступать от некогда полученных инструкций Службы, без малейших попыток угадать, которые из них признаны в новых обстоятельствах устаревшими и утратившими силу.

– Спешу вас успокоить: засекреченные детали закордонных операций вашей Службы нам совершенно не интересны. А интересуют нас, как вы наверняка уже догадались, сугубо здешние события – связанные с гибелью министра колоний.

– Министра колоний? – ротмистр выглядел озадаченным, но не более того. – Вы должно быть шутите? Я ведь тогда находился на Кавказе, конкретно… дай бог памяти… в средней части Дарьяльского ущелья! Доскакать оттуда до Петербурга, невидимкой спихнуть министра с Исаакиевской балюстрады и вернуться обратно так, чтоб никто из сослуживцев не спохватился – это, знаете ли, надо быть объездчиком чертей на манер того кузнеца у Гоголя, а я такими талантами не обладаю…

– Речь не о тогдашнем министре, а о нынешнем.

– Как, и он тоже?! Ну, с Исаакия?..

– Нет, он погиб при других обстоятельствах. А вы, как я понимаю, впервые об этом слышите?

– Разумеется! Вечером двенадцатого министр, насколько мне известно, был жив, дальше – так уж случилось – я общался исключительно с кабатчиками, девками и сутенерами, а их всех не больно-то интересуют перестановки в правительстве…

– Что ж, тогда давайте по порядку. Когда и как вы узнали о своей отставке?

– Приказ был доставлен вестовым, прямо в гостиницу. Рано утром тринадцатого.

– А вот щетинкинский привратник утверждает, будто вы покинули гостиницу еще затемно, и никакие посетители перед тем к вам в номер не поднимались.

– По всей видимости,– пожал плечами ротмистр, – привратник самовольно отлучился с поста, как раз в момент появления курьера, а потом побоялся признаться в собственном упущении.

– Да, такое могло случиться, – легко согласился немец. – Так когда вам доставили приказ?

– Боюсь, я не поглядел на часы…

– Что, ни разу?

– Сперва был спросонья, а потом в таком раздрызге, что… Ну, сами понимаете, господин майор…

– О да, конечно, – сочувственно покивал тот. – Сообщение об отставке без выслуги – это довольно яркая новость, тут сложно сохранить внимание к окружающим мелочам… Кстати, о мелочах: а во что он был одет – ну, тот вестовой?

– В форму, естественно!

– Я понимаю, что не в пижаму. В какую форму – в пехотную, в кавалерийскую? Или, может, в морскую?

– Гм… Вот ведь черт – не помню! В коридоре было совсем темно…

– Темно?! То есть дело происходило не ранним утром, а скорее ночью?

– Никак нет. Там свет с улицы: в Измайловской части хорошо работают газовые фонари, а как раз ближе к утру их гасят.

– Хорошо, проверим. Кстати, этот ваш вестовой…

– «Мой»? С какой это стати он мой?

– Ну, вашего ведомства. Бывшего вашего ведомства… Вы ознакомились с приказом прямо при нем?

– Нет, зачем? – (ну да, признай, что зажигал полный свет, чтоб разглядеть буковки – и вопрос о мундире вернется, как хлеб, отпущенный по водам). – Черкнул не глядя свою подпись на конверте, вскрыл его, забрал послание, вернул конверт с печатями вестовому, тот козырнул и отбыл: приказ не совсекретный, уничтожению сразу по прочтении, в присутствии курьера, не подлежал… Слушайте, вы меня что – проверяете на знание правил обращения со служебной почтой?

– И это – тоже. Скажите, а если бы кто-то из руководства Топографической службы решил, невзирая на вашу отставку, вызвать вас на конспиративную встречу – мог бы он передать свое сообщение через такого курьера?