Америка против всех. Геополитика, государственность и глобальная роль США: история и современность - Страница 21
Перспективы, которые открывают глобальные цепочки стоимости, очевидны. Однако в то же время нельзя не заметить, что подобные цепочки создают критическую зависимость одних экономик от других, что чревато не только рисками для национальной безопасности отдельно взятых стран, но и угрозой дестабилизации глобальной торгово-экономической системы в целом. Важной характеристикой современных глобальных цепочек является практика «точно в срок», когда для минимизации логистических издержек поставки комплектующих осуществляются ровно тогда, когда это необходимо. Очевидно, что малейшие перебои в выверенной последовательности операций чреваты огромными потерями. Об этом свидетельствует опыт пандемии коронавирусной инфекции, в считанные месяцы погрузившей мировую экономику в глубокий кризис.
Какую политику избирают при этом сами Соединенные Штаты? В ее основе лежит контроль над глобальными цепочками добавленной стоимости с помощью широкого спектра инструментов, среди которых выделяются информационные технологии и военное присутствие на морских торговых путях (хотя эти средства далеко не исчерпывают перечень). Принуждая потенциально успешных игроков следовать заведомо разорительной стратегии, американские политики создают необоснованные конкурентные преимущества для собственной экономики. По сути дела, позиции США в мировой хозяйственной системе — это позиции монополиста, который силой воздействует на потенциальных конкурентов, вынуждая тех отказываться от вхождения в рынок. В итоге несостоявшиеся конкуренты оказываются в положении поставщиков сырья по ценам, удобным монополисту, и одновременно потребителей конечного продукта, произведенного из этого сырья.
В целом политика создания необоснованных конкурентных преимуществ широко применяется корпорациями и внутри США, вызывая огромные дисбалансы в самой американской экономике. При этом в эпоху глобализации внутренние проблемы и противоречия, от которых страдает большая часть граждан Соединенных Штатов, проецируются на весь мир. Разумеется, в развивающихся странах странах Глобального Юга, где экономический «запас прочности» далеко не так велик, как в самих США, эта тенденция имеет куда более серьезные последствия, включая голод и эпидемии. Известный современный экономист Майкл Тодаро сказал: «Когда в Нью-Йорке чихают, остальной мир подхватывает воспаление легких».
Несмотря на то что современный этап глобализации отмечен формированием специфической модели мировой экономики, было бы ошибкой сводить данный феномен исключительно к экономической составляющей. Радикальные перемены наблюдаются также в политической сфере, что связано с целым рядом глубинных трансформаций. Основной среди них является изменение сущности и роли современного государства.
С одной стороны, наблюдаются тенденции размывания функций государства, постепенная передача полномочий другим действующим лицам, таким как корпорации, политические движения или религиозные объединения. С другой стороны, государство было и остается наиболее эффективным инструментом мобилизации ресурсов, а в условиях глобализации его эффективность уже возросла до беспрецедентных масштабов. В связи с этим популярные в 1990-х годах теории, предрекавшие грядущий упадок государства, постепенно ушли со сцены, а их место заняли пугающие предостережения о наступлении эры всесильного государства, способного установить абсолютный контроль над всеми аспектами жизни своих граждан. Авторы этих прогнозов, которые в изобилии появляются как в научной, так и в популярной литературе, а также в искусстве, во многом черпают вдохновение из наблюдений за современными Соединенными Штатами, которые сегодня наиболее ярко демонстрируют обе разнонаправленные тенденции — размывание функций государства и стремительный рост его могущества.
Первое, что следует отметить при анализе роли государства в геополитике эпохи глобализации, это роль его границ. Западные средства массовой информации в течение последних десятилетий активно насаждают в общественном сознании стереотип об устарелости понятия государственной границы. Страны, открывающие друг для друга границы посредством отмены визового и таможенного режима, преподносятся как образец прогресса в международной сфере. Между тем в реальности дело обстоит совершенно иначе. Нынешний мир является в гораздо большей степени закрытым и разделенным, чем, к примеру, в 1900 году. В то время практика выдачи виз и строгого паспортного контроля была исключительным явлением, вызывавшим изумление у граждан большинства развитых стран. Однако в наши дни удивляет скорее обратное. Даже отсутствие визового режима, как, например, в странах Шенгенской зоны, не говорит о полной прозрачности границы. Современные информационные технологии позволяют контролировать трансграничное перемещение людей и товаров гораздо более пристально, нежели традиционные пункты пограничного контроля. Когда обладатель шенгенской визы на автомобиле пересекает, к примеру, границу между Германией и Нидерландами, он может восхищаться прогрессивностью европейцев, обозначивших границу простой информационной вывеской. Однако мало кто догадывается, что установленные под этой вывеской видеокамеры фиксируют не только номера автомобилей, но и характерные черты лиц пересекающих границу путешественников. Эти данные далее направляются для сортировки и анализа в центры обработки информации, находящиеся в ведении европейских спецслужб. Оперативность, с которой ЦРУ и ФБР удается производить аресты на территории Европы, во многом объясняется именно внедрением подобных технологий.
Проблема государственных границ в современном мире демонстрирует одно из основополагающих идеологических и политических противоречий глобализации, которое заключается в декларировании максимальной свободы личности при наличии негласных механизмов контроля, пронизывающих общество. Это противоречие издавна преследует идеологию неолиберализма, которая сегодня фактически возведена в ранг высшего интеллектуального достижения Запада и почитается почти с религиозным пиететом.
Хотя современные либералы, подобно своим предшественникам в XIX столетии, провозглашают свободу в качестве высшей ценности, однако признают, что свобода как таковая имеет тенденцию ограничивать саму себя. Так, из свободной рыночной конкуренции вырастают монополии, а на почве гражданского общества часто создаются авторитарные режимы. Поэтому государство, которое классические либералы мыслили как «ночного сторожа», крайне осторожно обеспечивающего неприкосновенность права собственности, в понимании неолибералов должно взять на себя функции по охране свободы. Например, атаковать профсоюзы, которые под видом защиты прав рабочих создают преграды для функционирования рыночного механизма.
Проблема неолиберализма заключается в неспособности увидеть тонкую грань, за которой функции охраны свободы превращаются в государственный произвол. Большинство американцев и европейцев, искренне считая себя либералами, приветствуют антитеррористическую деятельность Вашингтона, запугивающего граждан скорым пришествием исламистов. Однако те же самые граждане с удивлением обнаруживают, что разведывательная деятельность, направленная на сбор данных о потенциальных террористах, превратилась в тотальную слежку за гражданами.
Западный неолиберализм на протяжении всей своей истории сталкивается с подобным противоречием, впрочем, не пытаясь преодолеть его. Еще в эпоху холодной войны перед проводниками либеральной стратегии вставала дилемма, касающаяся поддержки диктаторских режимов в развивающихся государствах. Их лидеры, которые зачастую представляли собой откровенно фашистские типажи, были преисполнены решимостью бороться с социалистическими силами в своих странах и регионах. Их готовность защищать частную собственность и свободный рынок подкупали либералов в Вашингтоне, которые содействовали в организации переворотов и ведении войн в пользу авторитарных сил.
Предполагалось, что социализм (который во многих случаях обеспечивал несравненно более высокий уровень свободы граждан) является абсолютным злом, тогда как жестокие диктатуры, поддерживающие рынок, со временем переродятся в демократические режимы. Показателен пример Чили, где США оказали мощную поддержку А. Пиночету, который покорил вашингтонских либералов обещаниями в корне уничтожить социалистическую модель, выстраиваемую С. Альенде. Тот факт, что одновременно с проведением либеральных реформ (проходивших под непосредственным надзором американцев) по стране рыскали «эскадроны смерти», тысячами истреблявшие противников режима, не смущал США, лицемерно заявлявших о том, что спасли чилийский народ.