Америка, Австралия и Океания - Страница 62

Помимо неизбежного искажения при устном предании свобода творчества нигде не проявляется так слабо и основных идей нигде не придерживаются так строго, как в истории творения. Сравнивая космогонии с более глубокой исторической точки зрения, мы видим в них мировой миф, наполненный духом всего человечества. Нет ни одной черты полинезийской мифологии, которая не проявлялась бы в Америке, и изменения, замечаемые здесь, сравнительно незначительны.

Прежде всего, положение высшего божества определяется его творческой деятельностью. Часто мы замечаем видимость монотеизма и там, где утрачено уже всякое воспоминание о высшем духе. Но это творческое божество нередко настолько приобретает человеческий характер, что оно сливается с родоначальником народа, который предполагает, что земля создана именно для него и поэтому в творце видит первого человека своего племени. Первый пимас был создан из нерва, который бог-творец выдернул из своей шеи.

Из трех элементов творения — земли, воды и огня — вода стоит выше всех. Земля только остров, небо и солнце существовали еще раньше, и солнце приносит с неба или с его разрешения огонь на остров — землю. Сказание о творении заячьих индейцев рассказывает: отец живет в зените, мать — в надире, сын снует по небу взад и вперед между ними. Во время одного из таких странствий он замечает землю. Вернувшись к отцу, он поет ему: «О, мой отец в вышине, зажги твой небесный огонь, потому что на этом маленьком острове (земле) мои братья давно уже несчастливы. Взгляни на них, отец мой, сжалься над людьми».

Творец мира у северо-западных американцев — ворон Ельх, или Ешль, главная фигура мифов, полных глубокого значения. Его человеческий характер заметен и в птичьем образе. Божественный ворон родился тогда, когда земли еще не было, но другой бог, Кханук, был еще раньше. Огонь достал он с острова на море. Огонь произошел оттого, что искры падали на камень и дерево. С острова Кханука он принес пресную воду в своем клюве. По другим сказаниям, он в самых удивительных приключениях перехитрил завистливого бога, который хранил в ящике солнце, луну и звезды. Когда Ельх еще во время господства тьмы родился от сестры этого бога и этот последний, предупрежденный вещими птицами, бросил его в море, дельфин принес огорченной матери камень. Она проглотила его, и Ельх опять появился на свет и поднялся вверх в виде журавля, чтобы долететь до неба и навсегда остаться там (в виде солнца?). В третьей легенде ревнивый бог следит сам за своей дочерью. Но Ельх превращается в маленький травяной стебелек и, прильнув к сосуду для питья, проглатывается дочерью, чтобы возродиться опять. Благодаря ему из ящика с небесными телами звезды взлетают на небо, а луну и солнце ворон выносит сам. Или он выносит в виде ворона солнце и спрашивает, слыша под собою голоса, должен ли быть свет. Когда солнце неожиданно засияло на небе, недоверчивые люди превратились в зверей, разбежавшись в испуге в горы, в леса и в воды. В другом варианте ревнивый бог становится первым человеком, который также убивает детей своей сестры. Рядом с Ельхом мы видим его сестру, «женщину под землею», как называют ее тлинкиты, которая при большом потопе разлучается с братом и спускается в кратер вулкана Эджкомб, чтобы поддерживать подпорки, на которых покоится земля. По объяснению конягов, разлука произошла вследствие того, что сестра поела запретной травы, увидала свою наготу и убежала. Младший из детей ее, зачатых на небесной лестнице, остается в живых благодаря песенке, которую выучило дитя.

В виде противоположения и в то же время пополнения творческому божеству выступает темное начало, имеющее иногда дуалистическую форму — отца-мрака, рождающего сына-мрака. Чилуласы помещают в воздухе дьявола с рогами и крыльями, наделенного баснословной быстротою, могущего в один миг уничтожить человека. Это — бог бури, которому придан устрашающий характер, и подобие дьявола христианства, прежде вовсе не известного индейцам. И змея здесь первоначально не имела значения злого духа.

Название «человек» на индейских языках имело часто еще другое значение — земли или камня. Так, в легенде земля или глина является основным веществом человека, или он исходит из камня. Мексиканцы и тескоканцы, алеуты и макасы на мысе Флеттери думают, что они произошли из кремней. Там, где творец человека выступает в виде зверя, в нем скрывается творческое божество, которое всего охотнее принимает образ волка или собаки. Ельх на северо-западе не сам создал людей, а ему помог в этом дух по его призыву. В другом мифе он советует спасшимся от потопа бросать камни позади себя; из них произошли люди. Регрессивное развитие мифа заставляет его самого родиться в виде сына первого человека, затем подняться над водой потопа и перенестись на спине бобра на берег, где он находит вместе свою мать и ее брата и создает народ колошей. Около основных идей происхождения человеческого рода из земли сосредоточиваются различные легенды. Но и эти, второстепенные, по-видимому, сказания имеют отношение к происхождению всего мира. Согласно легенде, манданы в первые времена жили под землею, куда свет проходил только через корни виноградной лозы. Некоторые из самых смелых влезли по ней, нашли в надземном мире в изобилии буйволов и плоды, нарвали виноградных гроздей и принесли их своим родственникам. Когда уже половина народа была наверху, лоза обломилась под тяжестью толстой женщины, и люди, оставшиеся внизу, оказались лишенными света и надежды когда‑либо выбраться оттуда. Подобные сказания мы встречаем и у бразильских лесных племен. У навахов путь прокладывает людям енот и гусеница или жук.

Сказания о переселениях отчасти примыкают непосредственно к мифу о творении. Исполин Якке-Элтини чиппевеев, который волосами своей головы ворочает небесный свод, заграждает людям доступ в западную страну. Но когда он был умерщвлен, его труп очутился между восточным и западным миром и, окаменев, превратился в мост, по которому ходили олени. Если бы мы таким сказаниям захотели придать континентальный характер, то это не соответствовало бы их местному горизонту. Заячьи индейцы полагали, что на востоке, за морем, жил лысый народ, колдуны которого могли превращаться по ночам в собак или волков. Они носили деревянные шлемы, чешуйчатый панцирь, щит и копье. Сюда примыкает легенда тиннехов, согласно которой на далеком северо-западе жил народ, мужчины которого были наполовину люди, наполовину собаки, а женщины имели вполне человеческий образ. В основе этой легенды, вероятно, лежали предания о смешении двух племен с тотемическими нравами.

Предания о разделении племен часто связываются с сотворением солнца или появлением первого света на темной земле. За долгое время до прибытия белых на западо-юго-западе появилась звезда, и в ту сторону направились многие из народа тинне. Отсюда и произошло разделение. Монтаньи с небольшими и плохими стрелами распространились на юге, луше с некрасивыми женами поместились к северу, настоящие люди тинне поселились в Скалистых горах.

Сказание о потопе мы встречаем и в Америке, где оно содержит все элементы мировой легенды. Орлы предостерегают людей, так как им видны собирающиеся грозовые тучи. У других народов голуби открыли первую землю, а у третьих человеческая чета спаслась на горе, которая росла по мере того, как прибывала вода. Один индеец услышал предостережение птицы койот, построил большой корабль и сделался родоначальником папайосов. Папайосы и в наше время верят, что провидец, спасшийся на корабле, был их предком, и ежегодно посещают гору и маленькую деревеньку Санта Роза в Аризоне; ни один папайос никогда не убьет койота. Замечательно, что и у инков потоп связывается с почитанием тотемообразных племенных святынь (гуака), гор, камней и деревьев, смотря по тому, на чем спаслась чета прародителей этого рода. Иначе сложилось сказание об алгонкинском герое Менабушо. Потоп настигает его в наказание за умерщвление змеиного царя, когда он бежал на высокую гору; он поднимается на дерево, вода настигает его, и он три раза вскрикивает: