Алые Розы (СИ) - Страница 39

Я требую от общества уважать своё право на «розовую» любовь. А они требуют уважать своё право на инцест. Так и до педофилии недалеко. Ф-у-у, какая гадость! Я — лесбияночка, и это нормально, а инцест — это уже извращение. Так не должно быть. Как же быстро я из обвиняемых в обвинители пересела! Плюю на чужие чувства, чужую любовь не уважаю. Но, с другой стороны, лесбиянки — это же почти что норма. Я уже давно убедила себя, что это так, осталось только открыто во всём признаться. Хочу, чтобы общество знало и не осуждало меня. Хочу иметь право любить того, кто мне нравится.

Но Вика… захочет ли она афишировать? Просто, если всем расскажу, что я лесбиянка, значит, любая девушка со мной будет под подозрением. От меня и Катька тогда отвернется, и все, все, все. Чёртово общество, ну что ты с нами делаешь?! Я и так проиграла битву за любовь, так ещё и осуждаешь меня, заставляешь за мужика замуж выйти. Конечно, от меня же детки нужны. Я же кусок мяса, инкубатор для размножения. Да я и не против, только бы любить позволили того, кого я сама выберу.

А может, к Сашке вернуться? Скажу, что передумала, что я больше не лесби, и он сам ко мне прибежит. Вот только Вика со мной точно общаться перестанет. А зачем мне Сашка, если я лесбиянка? Мне Вика нужна. Чёрт, я запуталась!

Полночи не сплю, под утро засыпаю. Просыпаюсь поздно, почти в 12. Мамы, понятное дело, дома нет, она на работе. На плите какие-то макароны с сосисками. Пытаюсь что-то поесть, не получается, и не потому, что сосиски похожи, на сами знаете что и в горло не лезут. Еда вообще мне кажется безвкусной. Ничего не могу с собой поделать, не запихивать же её в себя силой. Сижу в своей комнате смотрю видосики на ноуте, иногда плачу. Вообще плаксивой стала и чувствительной. Любая грустинка — и я в слезах.

Включила детский мультик про маму для мамонтёнка, рыдала целый час. И не знаю, кого мне больше жалко — себя или мамонтёнка. Неужели никто не видит, что со мной происходит? Неужели никому меня не жаль? От этих мыслей ещё сильнее начинаю себя жалеть.

Надо как-то отвлечься, надоело смотреть порнуху и мастурбировать. И не потому, что это вредно. Просто я уже перестала удовольствие получать, у меня всё на автоматизме, и я практически заставлю себя удовлетворяться. Раньше это ещё приносило мне какую-то радость. А сейчас теребишь себя, теребишь, всё равно не кончишь, да и удовольствия никакого. Ещё и больно бывает.

«Так я мозоль натру на моей «бусинке», — улыбаюсь я. Интересно, а там можно натереть мозоль? Просто любопытно — ведь там всё такое нежное. Да я вся сейчас нежная-нежная, меня любить надо, а не бросать. Не могу, так себя жалко, сейчас заплачу.

«Позвони мне, Викуль, вспомни про свою Юлечку, она же тебя любит, она же страдает. Я всю жизнь перед тобой стоять на коленях буду, только позвони мне сейчас, пожалуйста! Хочу перед тобой унижаться. Мечтаю, чтобы ты помыкала мной, пользовалась мною, моим ртом, моими губами. Только любила и никогда не бросала. Пообещай, Вик, что никогда меня не бросишь. Вот прямо сейчас пообещай». Типа с ней говорю, а не сама с собой.

Хотела бы лежать на коврике в её ногах, сосать и целовать их. Хотела бы ходить в ошейнике и на четвереньках в латексных трусиках, которые ничего не прикрывают. Чтобы Вика могла трахнуть меня, когда захочет. Хочу стоять перед ней на коленях и умолять полизать её «лепесточки». Интересно будет БДСМ с ней попробовать. Между любящими людьми не должно быть никаких запретов. А я хочу быть её рабыней, мечтаю просто.

Десять раз её набираю и жду, пока закончатся гудки. Не берёт. Пишу эсэмэс: «Ты как?» Ничего криминального, но пусть пришлёт хотя бы смайлик или одну буковку. Буду смотреть на неё и думать о ней. Я и так всё время о ней думаю. Господи, я, наверное, схожу с ума! Я так хочу любви и секса!

Трогаю свою «бусинку». Если бы Вика была парнем, я бы забеременела и родила от неё ребёнка при первой же возможности. А ей бы даже ничего не сказала. Просто ради того, чтобы всегда иметь рядом частичку её — так сильно я её люблю. Но я даже этого не могу. Вроде как смысл любви и секса в детях, ан-нет. В чём же тогда смысл? Почему я так мучаюсь, чего ради? Секса? И всё. Но я не хочу секса, я хочу только любви. Викулечка, любимая, позволь быть с тобой рядом, целовать твои ножки! Позволь любить тебя, как я умею. Я буду стараться, честно, я очень сильно тебя люблю! Дай мне ещё один шанс.

«Я хочу целовать песок, по которому ты ходила». — И это ещё мягко сказано. Я не только песок за тобой целовать готова. Я готова на всё, только позвони мне, Викулечка! Трогаю язычком её укус на губе. Болит немного, но это же она меня укусила.

А что, если мы никогда не будем вместе, что если я больше её не увижу, не смогу к ней прижаться и поцеловать её? Нет, нет, такого не может быть! Господь, ты не можешь быть так жесток! Я же еврейка, а мы — богоизбранный народ.

А может, в церковь сходить или в синагогу? Про синагогу я вообще ничего не знаю, а церковь у нас в районе есть. Косынка нужна. Начинаю собираться, я реально иду в церковь. Я не шучу. Только надо педикюр сделать.

Разглядываю свои ножки. Обожаю приковывать к ним восхищённые взгляды парней и девчонок! Многим девчонкам мои ножки нравятся, очень многим. Некоторые прямо-таки засматриваются на них, мне аж неудобно. Хотя большинство девушек смотрят на меня оценивающе, как на конкурентку. Да, мы, девчонки, такие.

Но помню, как одна девушка мне подмигнула, это было ещё до Сашки. Я тогда ничего не поняла, хотя догадываюсь, что ей было нужно. И повстречай я её сейчас, и секунды бы не сомневалась. Такие волнующие мысли, особенно перед походом в церковь!

Пытаюсь вспомнить, как же она выглядела и во что была одета. Фантазирую, как подошла бы к ней и познакомилась, а она бы улыбнулась мне. Мы бы уединились в тёмном уголке парка под ивами и-и-и-и-и… она призналась бы, что лесбиянка, а я бы сделала вид, что не знаю, что это значит. И тогда она бы поцеловала меня, и мы принялись жадно сосаться. А потом она бы у меня отлизала. Вот так вот просто и без обязательств.

Но что же я буду делать, если мне ещё одна девчонка подмигнёт? Как — что? Пройду мимо, сколько бы я ни убеждала себя, что это не так. Факт остаётся фактом, я слишком правильная и закомплексованная, чтобы на улице знакомиться. Вот если бы мы с ней учились вместе, то точно бы переспали. Может быть, даже жили бы вместе. Целовали бы друг дружке ножки, сосали бы груди. Представляю, как бы я лизала её «киску», а она бы смеялась, потому что ей щекотно. Обожаю быть лесбиянкой! Спасибо, Господи, что ты такой меня создал. Осталось только найти свою «половинку».

Распариваю ножки в ванночке, достаю одну и обрабатываю пемзочкой. Потом пилочкой для ногтей снимаю старый лак, вычищаю ноготочки, выравниваю их и ставлю ногу на полотенечко. То же самое делаю с другой ножкой. Какой цвет лака выбрать — белый или нежно-розовый? Не люблю яркие тона. А может, коричневый матовый? Выбираю матовый белый. Смотрю на свои ноготочки и не устаю любоваться ими.

Всё, пора в церковь! Выливаю воду из тазика, вешаю на место полотенечко. После процедуры, пяточки стали гладенькие, они и так гладкие, но сразу после пемзочки особенно, мне даже ходить так приятнее.

Надеваю колготки, юбочку подлиннее, почти до колен (я же, как-никак, в церковь собралась), открытые босоножки на каблучке (не зря же я педикюр сделала), блузку с длинным рукавом с закрытым декольте, хотя мне там нечего скрывать. Грудь не растёт, хоть ты тресни! Придётся силикон сделать, хотя зачем? Ради кого всё это, не знаю. Волосы собираю в «хвостик», но всё равно несколько прядей торчит, ну и пусть торчит. Нужно ещё косынку. Так, где у мамы были косынки?

Достаю одну и примеряю. Нет, я так точно на улицу не пойду. Кладу её в свою сумочку. Вспоминаю, как правильно креститься. Три пальца в кучу: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». Лоб, сплетение, правое плечо, левое. Вспоминаю, что когда-то были целые войны за то, как надо креститься. Люди убивали друг друга за это. Люди реально идиоты.