Алые буквы - Страница 3

— Еще кофе, дорогая? — прощебетала Никки.

Эллери хотелось, чтобы Никки хоть как-нибудь оценила его героизм. На его подбородке отсвечивал багрово-зеленый синяк, а затылок болел так, будто его взбалтывали в цементном шейкере.

Он пришел в себя в парке, обнаружив свою голову на коленях Марты и толпу восхищенных зрителей вокруг них. Дерк ушел. Театрал-патрульный с жаром заявил, что готов арестовать этого придурка — если только мистер Лант сообщит его имя — за то, что он так далеко зашел, играя свою роль… Кстати, ему кажется, что мистер Лант немного поседел или, может быть, у него новый парик? В конце концов, Эллери, прикрыв лицо шляпой, уговорил полицейского посадить их в такси у выхода на Семьдесят вторую улицу, и единственным адресом, который он мог в теперешнем состоянии назвать водителю, был адрес квартиры Квинов. Там оказалась Никки, которая должна была отправиться на встречу с литературным агентом, но вместо этого поджидала своего босса. Марта бросилась в ее объятия, и обе женщины на полчаса скрылись в ванной инспектора Квина, предоставив Эллери оказывать помощь самому себе. Даже отец не мог им заняться по причине своего отсутствия.

— Но что произошло с Дерком? — спросила Никки. — Он совсем спятил?

— Не знаю, — устало ответила Марта. — Думаю, он сам не знает, что с ним происходит.

— У меня на этот счет нет никаких сомнений, — сказал Эллери, пытаясь пошевелить челюстью.

— Вам повезло, что вы остались живы.

— Бросьте, — поморщился Эллери. — Эта скотина бьет крепко, но не настолько.

— Я боялась, что у него есть пистолет, — обратилась Марта к своей кофейной чашке. — Он угрожал, что начнет носить оружие.

— Никки ежечасно угрожает уволиться, Марта, но все еще работает у меня.

— Вы мне не верите. Этого следовало ожидать. Повторяю: если бы у Дерка было при себе оружие, он бы вас убил.

— У него для этого имелся отличный повод, — сказал Эллери. — Не хочу казаться бесчувственным, но взгляните на это с его точки зрения…

— Взгляните сами, — холодно отозвалась Никки.

— Вы рассказали ему, Марта, весьма сомнительную историю о встрече в отеле с женщиной-драматургом. Поэтому Дерк последовал за вами. Он видел, как вы вошли в парк и заняли скамейку в темноте. Потом появился я — очевидно, по предварительному сговору. Я тоже сел, и Дерк увидел, как вы склонили мне голову на грудь, и я вас обнял. Ваш плач только ухудшил положение — выглядело так, будто между нами что-то было, но я нашел себе новое развлечение, а вы стараетесь меня удержать. Что еще он мог подумать? В конце концов, все мужчины одинаковы.

Марта закрыла глаза.

— Вроде вас? — ехидно вставила Никки. — Такие жены, как Марта, встречаются только в викторианских романах, и мужа, который этого не понимает, следует кастрировать.

— Может, вы перестанете вмешиваться? Кроме того, Марта, Дерк был пьян. Возможно, будь он трезвым…

Марта открыла глаза.

— Когда он трезв, все еще хуже.

— Хуже? Что вы имеете в виду?

— Когда Дерк трезв, я не могу успокаивать себя тем, что он говорит эти ужасные вещи, потому что пьян.

— Вы хотите сказать, Дерк в самом деле верит, что вы ему изменяете?

— Он пытается не верить. Но это превратилось в навязчивую идею, которую ему не удается контролировать.

— Иными словами, он рехнулся, — уточнила Никки.

— Ты не любишь его, Никки, а я люблю.

— Будь он моим мужем, я бы живо вытряхнула из него такие идеи!

— Он болен…

— Так все-таки, — осведомился Эллери, — болен он или здоров?

Никки вскочила на ноги.

— Марта, я сейчас же отвезу тебя к себе.

— Сядьте и заткнитесь, Никки. Или отправляйтесь в другую комнату. Если Марта нуждается в моей помощи, я должен знать, в чем заключается ее проблема. Я не намерен читать проповеди, так как видел куда худшие преступления, нежели адюльтер. Поэтому, Марта, скажите откровенно: вы в самом деле нимфоманка, как назвал вас Дерк?

— Если и так, то он до сих пор меня на этом не поймал. — Лицо Марты по-прежнему ничего не выражало. — Слушайте, ребята, я — женщина, которая пытается спасти свой брак. В противном случае меня бы здесь не было.

— Touche,[10] — усмехнулся Эллери. — А теперь расскажите мне все, что вам известно о Дерке и что могло бы объяснить его комплекс ревности.

О детстве Дерка Марта знала мало. Как и она, он был единственным ребенком в семье. Предки Лоренсов жили в штате Мэриленд на Восточном побережье, во время Гражданской войны симпатизировали южанам. Мать Дерка происходила из Южной Каролины, из семейства Ферли: некогда рабовладельцев, потом обедневших аристократов.

Если Дерку чего-нибудь недоставало в детстве, то отнюдь не материальных ценностей. Лоренсы унаследовали свое состояние от прадеда, который после Аппоматтокса[11] отправился на Запад, разбогател на приисках и строительстве железных дорог и вернулся в Мэриленд, чтобы наполнить семейные сундуки.

— Отец Дерка никогда в жизни не работал, — продолжала Марта. — Дерк тоже, покуда не надел форму. Отец отправил его в военный институт в Вирджинии, но его через год вышвырнули оттуда за постоянные нарушения дисциплины. Тогда он решил стать писателем. Пёрл-Харбор застал его живущим в Гринвич-Виллидж, носившим бороду и старающимся походить на хемингуэевского персонажа, живущего всего на десять тысяч в год. Дерк пошел в армию — думаю, для разнообразия — и служил офицером парашютного полка в Бельгии, когда узнал, что его родители погибли в автомобильной катастрофе. Вернувшись домой после войны, он узнал еще две вещи: что полиция подозревает, будто мистер Лоренс намеренно сбросил в кювет автомобиль, где находились он и миссис Лоренс…

— Почему? — спросил Эллери.

— Не знаю, если только это как-нибудь не связано с другим фактом, о котором Дерк узнал по возвращении. Его отец растратил все состояние Лоренсов — все до последнего цента — и не оставил ничего, кроме долгов.

Дерк вернулся в Нью-Йорк, имея лишь то, что было при нем. Он снова пытался писать, но после нескольких голодных месяцев начал искать работу. Ему повезло, и какое-то время, пока ему не исполнилось двадцать восемь, он служил в редакторском отделе одного издательства.

Я встречала кое-кого из его сослуживцев, и они рассказывали одно и то же. Дерк выглядел весьма интеллектуальным — как и все недоедающие — и обладал весьма мрачным взглядом на жизнь. Его коньком была ирония, но, несмотря на блестящий ум, он не ладил с сотрудниками, особенно с женщинами.

— По какой-нибудь конкретной причине? — спросил Эллери.

— Вскоре после поступления в редакцию Дерк стал встречаться с одной из работающих там девушек. Я знаю только то о ней, что ее звали Гвлэдис — она писала свое имя с буквой «в». Гвлэдис влюбилась в него без памяти, у них была связь, но вскоре она ему надоела, он перестал с ней видеться, и бедняжка покончила с собой. Конечно, Гвлэдис была законченной истеричкой, и это не вина Дерка, но с того времени он перестал даже подходить к женщинам.

Издательская работа требовала от Дерка чтения великого множества детективных произведений. Они возбудили его воображение, и он вновь взялся за писательскую деятельность — на сей раз за детективный роман.

К удивлению Дерка, его же фирма взялась за публикацию книги. Всего продали менее четырех тысяч экземпляров, но отзывы были хорошими. Книга называлась «Смерть — моя любовь». Что вы о ней думаете, Эллери?

— Для начинающего писателя это удивительная вещь. Сюжет скроен по-любительски, но дело в настроении. Я спросил Дерка, когда впервые встретил его на собрании детективных писателей Америки, откуда эта болезненная атмосфера. Он ответил, что любое убийство — болезненная тема. Тогда Дерк оставил работу и посвятил все время пишущей машинке, верно?

— Да, — кивнула Марта. — В течение следующего года он написал еще три детективных романа.