Альтернативная история - Страница 145
— Назовите эту книгу.
— Она называется «Происхождение видов путем естественного отбора».
— Изложите содержание этой книги.
— В общем-то, я ее даже не читала. Да и не знаю никого, кто читал. Она попала в Указатель еще до того, как была опубликована. Я знаю ее только по пересказам… В ней излагается гипотеза, объясняющая многообразие животных и растительных форм, которые мы видим вокруг себя. Почему некоторые из них так похожи, например, разные породы кошек или птиц? Мой дядя провел аналогию с известными модификациями пород собак, голубей и других домашних животных под действием искусственного отбора, с помощью которого люди добиваются нужных им свойств. Он предположил… то есть он выдвинул гипотезу, что природное многообразие живых существ могло быть результатом некоего отбора, бессознательно осуществляемого природой в ходе борьбы за ограниченные ресурсы, за воду и пищу. Этот отбор со временем формирует свойства животных точно так же, как сознательные действия людей.
— Верите ли вы, что в этой гипотезе содержится истина?
— Я же не натурфилософ. Я хочу быть художницей. Учусь живописи…
— Верите ли вы, что в этой гипотезе содержится истина?
Девушка опустила голову:
— Она противоречит Священному Писанию.
— Верил ли преподобный Чарльз Дарвин, что в его гипотезе содержится истина?
Девушка видимо смутилась.
— Может быть, вам лучше открыть гроб и спросить у него самого? — Адвокат, Ансельм Фэйруэзер, тронул Алисию за руку. — Прошу прощения, святой отец. Преподобный Дарвин изложил это как гипотезу, организующий принцип, подобно тому как Галилео Галилей предположил, что Земля вращается вокруг Солнца, — в качестве гипотезы, и только. Естественным отбором можно было бы объяснить некоторые наблюдаемые в природе явления. Несомненно, в основе этих явлений лежит истина Божественного творения, которую наши слабые умы пока не в состоянии постичь. Чарльз ясно заявил об этом в своей книге, которую представил в виде диалога между сторонником его гипотезы и скептиком.
— Считаете ли вы, что в ходе этого диалога ересь была достаточно убедительно опровергнута?
— Об этом лучше судить вам. Я хочу сказать, что он стремился представить взвешенную точку зрения, и если это не удалось, то лишь из-за недостаточного владения художественной формой — мой дядя был прежде всего философом, а потом уже писателем, и…
— Известно ли вам, какое судебное предписание было вынесено Чарльзу Дарвину после первой публикации этой книги?
— Уничтожить опубликованное издание и заменить его переработанным, где более четко оговаривался бы гипотетический характер его доводов.
— Известно ли вам, подчинился ли он этому требованию?
— Мне ничего не известно о втором издании. Чарльз Дарвин бежал в Эдинбург, где выступил со своей гипотезой перед Королевским научным обществом, и его дальнейшие труды были опубликованы в виде протоколов этого общества.
Ксавьер вполголоса пробормотал Мэри:
— Ох уж эти шотландские пресвитерианцы… Одна беда с ними. — Он перевел следующий вопрос: — Одобряете ли вы его побег из Англии при помощи преступников-еретиков, известных как Академия рысьеглазых?
— Мне ничего об этом не известно.
— Одобряете ли вы его отказ предстать перед судом Священной канцелярии?
— Об этом я тоже ничего не знаю.
— Одобряете ли вы его неповиновение решению Священной канцелярии?
— Насколько я могу судить, он полагал, что в его книге представлена достаточно взвешенная точка зрения и, таким образом, ничего еретического в ней нет, а следовательно, предписание не имеет оснований…
Так проходил весь процесс. Допрос никак не касался философской стороны учения Дарвина, ради чего, собственно, Мэри и явилась сюда. Алисию Дарвин безжалостно и неотступно допрашивали о намерениях и воззрениях ее дальнего предка. На эти вопросы Алисия при всем желании не могла ответить иначе как субъективными предположениями, и она стойко придерживалась этой линии.
Какой жалкий эпилог к истории самого Дарвина, думала Мэри. Он был одаренным молодым священником, подумывал о том, чтобы вступить в орден иезуитов, а в 1831 году отправился в экспедицию на исследовательском судне «Бигль»: англичане так и не построили империю, однако страсть к путешествиям сохранили. Там Дарвин попал под влияние ярких радикальных мыслителей из пресвитерианского Эдинбурга — деятелей «шотландского Просвещения», как назвали их историки. Во время путешествия он сам видел, как рождались и погибали целые острова, наблюдал островные виды бакланов и игуан, явно находящиеся в процессе перехода из одной формы в другую… Оторвавшись от мертвящих догматов Церкви, он, что и неудивительно, вернулся домой, переполненный новыми впечатлениями и взглядами, которые уже не оставляли его до конца жизни. Но эти взгляды оказались для него весьма опасными.
Все это было давным-давно: со времен плавания «Бигля» прошло почти двести лет. Однако Церковь мыслила категориями столетий и теперь требовала расправы.
Алисия вызвалась участвовать в процессе из уважения к своему дяде, так же как и Мэри. Мэри представлялось, что суд будет простой формальностью. Но какой же тоненькой, хрупкой и беззащитной казалась эта девушка, стоявшая перед грозным рядом теократов — людей, которые, с тревогой напомнила себе Мэри, в буквальном смысле слова властны над ее жизнью и смертью. Один раз во время допроса Алисия взглянула на Мэри, одну из немногих женщин в комнате, и Мэри осторожно улыбнулась в ответ: «Нет, девочка, я тоже не знаю, какого черта мы с тобой в это ввязались».
Сегодняшнее заседание подошло к концу. Алисии пришлось прочитать записанный вручную секретарем протокол заседания и поставить под ним свою подпись. Ей было велено никуда не уходить до специального разрешения, и с нее взяли клятву молчать. Когда ее уводили в камеру, куда-то в лабиринт подземных коридоров, на лице у нее застыл ужас.
Мэри поднялась:
— Такого она не ждала.
Ксавьер пробормотал:
— Не волнуйтесь. Это просто формальность. Она не узница.
— Что-то не похоже.
— Дарвина, разумеется, признают виновным в неповиновении тому давнему решению суда. Но Алисию попросят всего лишь отречься от поступков своего дяди и осудить его книгу. Это очень мягкое наказание…
— Мне сейчас не до того. Я хочу выйти отсюда. Мы можем уйти?
— Только пропустим сначала его преподобие… — Он поклонился Бонифацию Джонсу и другим, проплывавшим мимо в своих черных мантиях величаво, будто корабли под парусами.
На следующий день Мэри должна была произносить проповедь в соборе.
Она назвала ее «Галилей, Эйнштейн и таинство пресуществления» — там, на другом конце света, эта опасная тема казалась отличной находкой. Однако теперь, стоя на кафедре собора Святого Павла, ощущая себя непривычно крохотной среди этих высоких каменных стен, видя перед собой ряды спокойных, одетых в черные сутаны, наделенных огромной властью мужчин, Мэри уже не чувствовала былой уверенности.
В первом ряду сидел и Ансельм Фэйруэзер, адвокат Алисии Дарвин. Его умное лицо светилось юношеской любознательностью, которую Мэри так редко приходилось встречать здесь. Ксавьер Брейзел сидел рядом с ним, и вид у него был, как обычно, несколько зловещий, но хотя бы привычный и до некоторой степени успокаивающий.
Будь что будет. Она решила прочитать заготовленную речь без изменений.
— Я хорошо понимаю, что у большей части духовенства и, возможно, у значительной части светского общества преимущественный интерес вызывают достижения Галилея в астрономии, динамике и других областях в период до тысяча шестьсот тридцать третьего года. До вызова в Рим, где ему должны были предъявить обвинения в ереси за работу, в которой была выдвинута гипотеза о вращении Земли, — обвинения, которые, как известно, так и не были предъявлены. Но для меня как историка натуральной философии наибольший интерес представляет та часть его научного наследия, что относится к периоду после Рима…
Никто не знает точно, что говорили тогда Галилею в этом теократическом змеином логове, которое представлял собой Рим семнадцатого столетия, и, в частности, что сказал тогда сам папа Урбан. Ходили слухи, что тосканский посол, который принимал Галилея в Риме, каким-то образом вмешался и смягчил гнев папы. Галилею не пришлось проходить через унизительную процедуру суда инквизиции над его коперниковскими воззрениями и, главное, не пришлось понести наказание. Дряхлеющий одинокий старик вернулся домой, в Тоскану. В последние годы он отказался от астрономических изысканий, навлекших на него столько бед, и все свое внимание обратил на «гипотезы» в области динамики, физики движущихся тел. Эти идеи овладели им еще в юности, когда он заметил некую закономерность в раскачивании церковных люстр, напоминавших маятники.