Альтаир - Страница 9
Если нужно, чтобы слабая по характеру собака работала на задержание с каждым разом все лучше и лучше, ее не следует в течение одного урока избыточно много или в короткое время слишком часто пускать в схватку. Пресыщение работой обычно дает результат, обратный желаемому. Тем же плохо и каждодневное обучение защите. По окончании занятия собака все еще должна рваться в бой, тогда в следующий раз она будет атаковать с еще большей страстью. Именно здесь нужно брать не числом, а умением. Не количеством сработок, а грамотностью действий фигуранта и дрессировщика. Вот и Таиру по этой самой причине позволялось сделать лишь порядка трех хваток в ходе единственного в неделю получасового занятия.
Перво-наперво надобно было обучить Таира нападению на предельной скорости и с высоким прыжком на очень близком расстоянии, чтобы он не приноравливался к бегу фигуранта и не медлил, по своей привычке выбирая самое подходящее для укуса место. Для этого кто-либо из «мушкетеров», хорошенько раздразнив псенка, пробегал мимо нас как можно быстрее, а я пускал Таира вдогонку с трех, а потом с пяти и более шагов. Но не всякий раз пускал, а через два на третий, чтобы собака уже просто изнывала от желания вцепиться во врага. Получив хорошую хватку, фигурант должен был по моему сигналу обязательно упасть, то сразу, а то и протащив отдаленное подобие овчарки некоторое время на своем горбу.
Когда решительность атаки у Таира стала стабильной даже при пуске с десяти метров, мы перешли к новому упражнению. Объект непрестанного собачьего вожделения – фигурант в дрессировочном костюме или в защитном рукаве – доводил пса до исступления, отбегал от нас подальше, поближе к двери или калитке, и там тоже немножко шумел и махал руками. Его задачей было заскочить в дом или за ограду перед самым носом приближающегося Таира и, уподобляясь бандерлогу, подразнить упустившего добычу хищника сквозь щель. Еще и я, в довершение неприятности, пристыживал и без того раздосадованную собаку. Козе понятно, что в другой раз, видя безнаказанно ускользающего противника, Таир торопился к нему со всех ног. Даже за полсотни шагов. И надо же – в последний миг успевал-таки поймать! Какое счастье!
Теперь оставалось последнее: добиться столь же быстрой лобовой атаки и снять торможение при замахе палкой. Временно вернулись к пускам с очень малых расстояний. «Мушкетерам» пришлось попотеть изрядно. Я держал Таира на коротком поводке, а они, поочередно его раздразнивая, по одному подбегали к нам, размахивая над головой какими удалось найти большими тряпками, и швыряли эти тряпки в нашу сторону. Последний из «мушкетеров» был облачен в дреску. Ему-то за все про все и доставалось на орехи. В ходе нескольких занятий в отнюдь, как выяснилось, не чайной ложке серого вещества, тесно помещавшейся за узким Таировым лбом, сформировалась и закалилась цепь совершенно верных умозаключений: что, метая тряпку, вороги всегда промахиваются; а когда они не промахиваются, то это совсем не больно; и попадание снежком перетерпеть тоже можно, а можно от него и увернуться; и чем большая по размеру палка находится в преступных руках, тем чаще она бьет мимо; а если не мимо, то очень слабо; а если не слабо, то только до хватки; коли же и после хватки попадает – это не более раза; ну ладно, не более двух… Но главным в цепи было завершающее звено: если контратаковать противника очень быстро и правильно, то никаких ударов с его стороны не последует вообще!
Как только Таир допер до столь грандиозного открытия, дистанцию пуска на каждом занятии мы стали увеличивать метров на двадцать, при этом по возможности усложняя условия погони. Ловили неприятеля и в лесу, и в поле, и среди построек находившегося поблизости железобетонного комбината, и по колено в снегу пробовали, и по гололеду.
По гололеду однажды особенно весело вышло. Февраль был, после оттепели похолодало, и за питомником дорога превратилась в сплошной каток. Направляемся мы с Таиром туда, а за нами минут через несколько идет самый толковый из «мушкетеров», Санька, облаченный ввиду неизбежности падений на лед в полный дрессировочный костюм. Пусть оно, конечно, в таком наряде не только бегать, но и ходить неуклюже, да ведь зато и ушибиться сложно, а еще и в мороз тепло. Издали углядев по-пингвиньи переваливающуюся Санькину фигуру, я начал настораживать Таира. Но урод слепошарый вертел головенкой в расчете обнаружить вероятного противника где-то вблизи и Саньку заметил не сразу, а едва ли метров за семьдесят. Пускаю я свою жутко отважную овчарку на задержание. Таир энергично работает ножками, а ножки-то скользят. Пробуксовка – что в диснеевском мультике. С трудом, в общем, но он набрал скорость и во все лопатки шпарит к фигуранту. Правда, насчет того, чтобы прямо, у него не ахти как получалось, а большей частью – галсами. Честно говоря, мне шипованная резина пригодилась бы ничуть не менее, чем ему, потому что при попытке бежать я сам себе напоминал известное парнокопытное, попавшее в аналогичную ситуацию. Ну и перестаю спешить, надеюсь Таировы подвиги рассмотреть и оценить на расстоянии. Вижу, как песик изобразил прыжок, но оскользнулся и юзом столкнулся с Санькой. Санька, естественно, кулем валится на него, а дальше… дальше происходит что-то очень странное. Наш фигурант плашмя едет на пузе, заливаясь – явно со злости, а не от боли – благим матом. Таир же старательно его тащит, непонятно как ухвативши где-то, похоже, в районе спины. Поскольку видимой опасности Санькиному здоровью в происходящем не наблюдается, а собаченции после не слишком удачного столкновения насущно необходима хорошая эмоциональная разрядка, я не нахожу веских причин торопиться с отзывом Таира, как того настойчивым криком требует жертва его атаки. Боком, аки краб, подбираюсь к барахтающейся парочке чуток поближе и вдруг вижу, в чем там у них дело. И плюхаюсь наземь, сраженный наповал приступом дикого хохота. Оказалось, что Санька вопил не зря. Выпал на его долю случай невероятный, хоть и очевидный. Не сумевши прыгнуть, Таир схватил левый рукав дрески низко, у самой кисти, и одновременно подбил всеми своими четырьмя ногами Саньку под колени. Тот рухнул мгновенно, но при падении инстинктивно вытянул вперед руки, чем помог легковесному псу, на стороне которого были в тот момент скорость и инерция, во-первых, избежать участи быть раздавленным, а во-вторых, выдернуть не успевшую опереться руку в сторону и назад. Затем Таир, молодчага, не отпуская рукава, забрался невезучему фигуранту на спину, благо упираться лапами в брезент много удобнее, нежели о лед. Санька попытался резким движением перекинуться лицом к собаке, но лишь усугубил свое, без того конфузное положение: одетому в дреску так крутануться не слишком-то просто, даже когда есть от чего отталкиваться, а уж на той дорожной глади это был совсем дохлый номер. Как нарочно, Таир рванул рукав в идеально подходящий момент – когда Санькина рука провернулась в рукаве, а сам Санька был озабочен проблемой вынужденного возвращения своей физиономии непосредственно на дорогу и, тщась избежать жесткого их соприкосновения, несколько утратил контроль над событиями. Следствием сего стечения обстоятельств явилось неожиданное исполнение Таиром классического приема «загиб руки за спину». «Загнутый» фигурант в неповоротливом дрескостюме ничего поделать не может, потому как пес безостановочно возит его по скользкой поверхности кругами и не оставляет ни шанса хоть на миг опереться или за что-нибудь зацепиться. С того окрестности и оглашаются воззваниями к моей совести и другими словами. Абсолютно безответными, однако, поскольку я пребываю в еще более беспомощном состоянии и не только подняться, но и команды подать не могу – от смеха свело и живот, и губы. Из-за чего потом Санька на меня некоторое время дулся. А Таира назвал ментовской собакой, которая самбо знает.