Альманах «Удивительный космос» - Страница 7

Нина была права. Сигнальная капсула покачивалась на волнах, и на крышке ее ритмично вспыхивал огонек. Капсула требовала, чтобы ее подобрали.

Аэрокар завис над самой водой. Я высунулся в люк и вытащил капсулу из воды. Она была тяжела и с трудом оторвалась от волн. Эта была точно такая же капсула, как та, которую мы запустили со Снежиной с Муны.

Положив капсулу на пол аэрокара, я посмотрел на Нину. Глаза ее были огромны, и в них сияло восхищение перед встречей с чудом, перед Необычайным. И это чувство, это волнение вдруг передалось мне.

— Ну что же вы ее не открываете? — спросила Нина.

— Зачем? — услышал ее вопрос инженер. — Мы ее отдадим в Сухуми на космопункт. Это их дело — вскрывать капсулы.

Нина смотрела на меня, ждала поддержки:

— Откроем, — сказал я. — Ничего не случится. Любопытно все-таки.

— Ты же знаешь, что этого делать нельзя, — сказал инженер. — Что у нее внутри? А если вирус попал? Чужой.

— Нет там никакого вируса, — сказала Нина. — Я знаю, что там.

— Что? — спросил инженер.

— Записка.

— Может быть, — согласился инженер. — Может, даже сигнал бедствия.

Нина не стала ждать. Она повернула крышку, положила ее рядом с капсулой.

— Как внутреннее отверстие открыть? — спросила она.

— Вы все-таки решили? — спросил инженер. — Ну, как хотите.

Он не оборачивался, смотрел вперед, где из синевы на горизонте вылезали розовые вершины Кавказских гор.

— Да, — сказала Нина.

Я показал ей, на какую кнопку надо нажать. Почему-то я ощущал странную слабость. Я знал, что этого не может быть, и в то же время понимал: это та самая капсула, которая догнала меня, вернула меня в прошлое, которое никуда не делось, которое рядом. И пусть Снежина забыла обо мне, пусть она сейчас за несколько тысяч километров от меня, — от прошлого никуда не денешься. Оно остается в тебе, как бы ты ни старался себя обмануть.

— Как жалко, — сказала Нина. — Капсула пустая.

— Нет, — сказал я. — Если в ней записка, то она находится в боковом отделении. Вот здесь.

И я достал записку.

Нина положила мне руку на плечо, будто успокаивая, будто приобщаясь к чуду.

— Дай погляжу, — сказал инженер.

Я ничего не ответил, пока не прочел записку сам.

— Смотри. Все ясно, — сказал я. — Ошиблись адресом. Это отчет о затмении Юпитера, — на поясе астероидов. Сигнальные капсулы — один из видов связи между лабораториями. Затмение прошло восемь месяцев назад.

Нина смотрела в окно, на белые полоски пены, исчеркавшие синюю воду. Аэрокар пошел на снижение, огни Сухуми притягивали его.

…Я сказал, что мне жарко, и вышел покурить на веранду. Вечер в ресторане был испорчен, и я тому виной. Инженер не понимал, в чем дело, подозревая, что мы поссорились с Ниной и не хотим сознаться. Я курил на веранде. Толстые шершавые виноградные листья покачивались у самых глаз. Только самый наивный дурак поверит, что капсула за три года может преодолеть расстояние в девяносто три световых года. Только последний дурак…

Я спустился на улицу, заказал аэрокар и, не попрощавшись со спутниками, поднялся в воздух. Я летел на восток, к Памирскому институту, где работала Снежина. Я понял, что эти три года я шел к ней. Три года и три часа. Три часа лету от Сухуми до Памира в маленьком аэрокаре".

Девиз: "Память".

— Все, — сказал сам себе Павлыш. — Мы молодцы, хотя можно было бы написать лучше.

Павлыш улегся на койку с рассказом в руках. Прочел его, кое-где поправил. Теперь можно полностью отдаться редакторским обязанностям.

— Есть ли еще желающие сдать рукописи? — спросил Павлыш, заглядывая в кают-компанию.

— Неужели мало? — удивился Малыш. — Я думал, у тебя вся каюта завалена рукописями.

— Так и есть, — сказал Павлыш. — Но мы, авторы, можем потесниться.

— Знаешь что, — сказал Малыш. — Ты бы скорее выпускал альманах в свет. А то начнется торможение, забудем о литературном творчестве.

— И то верно, — сказал Лещук. — Читать нечего.

— Ну хорошо, — сказал Павлыш. — Если что еще будет, заносите ко мне в каюту. А я пока схожу к Бакову.

Старпом был на мостике.

— Алексей Иванович, — сказал Павлыш, — мне нужно тысячу листов хорошей бумаги.

— И не надейся, — сказал Баков.

— Вы же знаете: для альманаха.

— Бумаги осталось две пачки, а она всем нужна. Подходим к Земле, все пишут. И отчеты, и дневники.

— Я не спорю, — сказал Павлыш. — И отчеты, и дневники. Но, во-первых, бумаги больше, чем две пачки. В этом я не сомневаюсь. Вы были бы плохим хозяином корабля, если бумаги всего две пачки.

— Доктор Павлыш, — сказал Баков, — мы космический корабль, а не летающая канцелярия. Вместо чего вы предлагаете мне возить бумагу? Вместо ваших лекарств? Вместо запасных частей к Мозгу? Вместо зубных щеток?

— Ну, а пятьсот листов дадите? — спросил Павлыш.

— Зачем так много?

— Экземпляров тридцать-сорок надо же сделать. Всем членам экипажа, на космодром, в крупнейшие библиотеки мира, в фольклорный институт, — надо, конечно, тысяч пять экземпляров, но я понимаю ваше положение и прошу всего пятьсот листов бумаги. Одну пачку. Одну.

— Нет, — сказал Баков. — И так уже два дня все бегают ко мне за этой бумагой.

Сошлись на трехстах листах. Павлыш и этого не ожидал. Еще листов пятьдесят он собрал по каютам. Притащил кипу листов к себе, взял на мостике копировалку. Приготовил все к работе.

И тут обнаружил, что стопка страниц, лежавшая на столике, за время его отсутствия несколько увеличилась. Прибавилось еще два рассказа. Пришлось их прочесть.

Первый рассказ назывался:

"ПОСОЛ НА ГОРОШИНЕ

Члены Верховного Труля планеты Локатейпан не были бы так подозрительны, если бы не бесконечные интриги жителей Колатейпана — планеты-близнеца. Обе планеты вращаются вокруг одного солнца, по одной и той же орбите, с одной и той же скоростью. И на той и на другой колесо было изобретено в V веке до их эры и первый воздушный шар поднялся в воздух в 1644 году их эры. И те и другие вошли в контакт с Галактическим центром почти одновременно, то есть Локатейпан первым послал заявление, а Колатейпан первым получил ответ. В Галактике считают, что произошло это по той простой причине, что "К" в галактическом алфавите стоит перед "Л". Но на планетах-близнецах думают иначе. Колатейпанцы полагают, что Галактика таким образом признала их превосходство над Локатейпаном, а локатейпанцы уверены, что Колатейпан перехватил и задержал их заявление.

Невозможно перечислить все обиды, которые Колатейпан нанес Локатейпану, тем более что тогда пришлось бы перечислить все обиды, которые Локатейпан нанес Колатейпану. Сказанного достаточно, чтобы понять, почему Верховный Труль Локатейпана, узнав, что с Земли летит к ним посол, испугался, как бы соседи не перехватили посла и не оставили его у себя.

— Они могут пойти даже на подмену, — сказал Жул Ев, самый мудрый в Труде. — Они все могут.

— Но к ним ведь тоже летит посол с Земли, — сказал молодой оппозиционер-скептик.

— А разве мы отказались бы иметь у себя обоих? — резонно возразил Жул Ев.

И скептик был вынужден замолчать.

Несколько минут члены Верховного Труля молчали и думали. Потом решили: посла надо испугать. Вдруг это не посол с Земли, а заурядный колатейпанец?

— Где эксперт по земным обычаям? — спросил Жул Ев. — Позвать его.

Привели эксперта. Эксперт прочел все книжки, которые удалось купить или выменять на марки на пролетавших мимо галактических кораблях, и просмотрел все телепередачи, которые транслировались по четырнадцатой космической программе. Эксперт долго думал. Может быть, несколько дней — мы точно не знаем; наконец придумал.

— Есть на Земле древний обычай, — сказал он. — Я читал о нем в одной чрезвычайно редкой книге, изданной на аммиачной планете Сугре, но наверняка переведенной с земных языков.

— Какой обычай?