Альманах «Литературная Республика» № 1/2018 - Страница 19
Изменить размер шрифта:
Два петуха
Брызнув заревом, прянул петух –
Дня эфир в бездне ночи потух.
Тот петух далеко не простой –
Перья жаркие, клюв золотой.
В пику ночи взлетает иной –
Те же перья, тот клюв огневой,
Одноогненны пики зари
И жаркИ мирозданья цари.
И в безмерной земной голове
Одинаковы крайности две,
Два огня – одинаковый свет,
Антитезный сражающий цвет,
Синих снов ярым крайностям нет.
Поэту К. Случевскому
И немота в клубящихся кустах
Не скроется от чести и ответа.
Не заковать во мрамор человека,
Ведь мрамор смогом разъедят года…
Всё тот же сумрак – только нет покоя,
И на рассвет настроены часы…
Как ни мудрите, сытости жрецы,
Не вознести вам солнце восковое.
Правда
На Варварку горячий топор отнесён,
И в пыли почернели кости.
Давит солнце бешеный день колесом.
Где ты, Стенька? Псам выброшен он,
И они брызги тела разносят.
И проходит, собак разгоняя, холоп,
Где-то плачет мужик на заставе:
«Государь Алексей, что не выделил гроб,
Или мало Господней Расправы?
Царь-кабёл! В море крови есть Правды коса,
Между Стеньки рукой и ногою.
Сохнет мясо в пыли. Пёс, ты высохнешь сам!
Вейся, Стенька, пылью святою!
Знаю, косточку Стенькину спрячет бедняк,
А тебя прикокошит дугою!»
Выше Римов священных, там, где бури трубят,
Вейся, Стенька, пылью святою!
Что орёл! Ты, орёл, на печати молчал
Приговора когда-то Клаасу.
Кто-то ладанку с Тиля груди сорвал –
Стенька, кату под дых возвивайся!
Как копьё, вдруг почует он Правду твою,
Станут саблями рёбра. Так было!
Эту Правду вовек не срубить никому,
Правда даже топор разрубила!
Вихрь взлетел, цвет его то серей, то бурей,
И сквозь солнца горячую линзу
Я увижу в пыли порошинки костей,
И твою, Стенька, Правду увижу!
Чумной бунт
Из степенных ленивых подворий,
Где боярин похож на кота,
ОсклабИлась бесшумная горечь
Слизью окон, воротами рта.
Притомился? Вспылил? Ты опасен!
Твои слёзы и песни – на слом –
В эфемерном огне поломавшись,
Ты закончишь больничным костром.
Только медною малою кнопкой
Был на башне набатной язык,
И топтал Гуманизма надгробье
Воплотившийся Совести рык.
…На границах сегодня – кордоны,
Ни чумы, ни Батыев не жди,
Только кто-то не прочь и шпионов,
И чуму на дому завести.
Их – не тронь! Чуть зацепишь ногою
Лучезарный артикул-мораль –
Ты – пиявка для тела людского,
За твоё истребленье – медаль!
Человек не смеётся, не плачет,
Человек не молчит, не кричит,
Если свет не поставит задачей,
Если портит открыточный вид.
Даже стон, даже буря сегодня
Допускаются, но – в маскарад.
И потеет ночами холодный
Безъязыкий музейный набат.
Но пока будут слёзы игрушкой,
Гнев не скроешь стеною стекла –
Наготове чугунные пушки,
И чумные колокола!
Мечты Робеспьера
Полз по краю столетья неслышимый гром,
На сеченье настоянный на золотом.
В медной ярости под драгоценным челом
Искрой Божией мир повергался в лом –
Полыхала мечта, пожигая кусты
Подлой славы, покрывшие царские лбы.
Оказалось, что мало для этой мечты
Ложь губить, и пожгла она Правды дубы.
Он, живя и трудясь у трудяги Дюпле,
Словно крыса эпохи в глубоком дупле,
Тьму и свет он не ведал, он знал полумрак,
Оттого в этом мире он был полуправ.
Он мечтал – полуправ, а мечта – не права:
Под ужиными шинами вздрогнет Москва,
Злобной лампой, убойною бандою ватт
Те мечты в опалённых зеницах горят.
Розы Разума светлый и нежный росток
В жестковатой земле оказался жесток.
Свет сияет, а мрак будет вечно судим,
Только корень у них оказался один.
Буря XIX века, или Песня об Артюре Рембо
Возвышают топтанные плачи,
Освящают озлобленья рык.
Жил на свете хитренький пай-мальчик,
А по духу – просто гоп и смык.
Слушал по латыни проработку
Добренький, но вшивый ангелок,
Засыпал под милую трещотку
Птиц лесных у чистых ночи ног.
Из реки Офелия, рыдая,
Светлый ему бросила букет.
Не вернётся больше – Вечность знает,
Тот, кто царский стал громить буфет,
Тот, кто Бога хочет сделать Богом,
Добрым за слезу, а не сантим…
Грозен бунт, но высока дорога,
В мире город Разума – один…
Хищное лихое ясновидство
Застил смрад из криков и огня.
Право, эй! Напяль «браслет» на львицу,
Что порвала все святыни дня!
Спасся – а товарищи – те насмерть
И у смертной стенки век стоят.
Жжёт мечты их неподъёмной тяжесть,
И бессилье будущих ребят.
Мир измаян – вот что сердце значит!
Солнце – солнце чуть ли не в гробу!
Коротышка злой вороной крячет…
Будешь мстить за вышнюю борьбу!
Пусть на сердце серые колодки,
Пусть урод не даст и зарыдать,
Не гранатой – хоть бутылкой водки
Подлую систему подорвать!
Не проехать тёмными дворами
К солнцу, а печали – не отдать.
Да, больная муза умирает,
Но не продаётся никогда.
Много было их через столетье –
Чистых и горячих ангелков.
Куркули их покупали – «ветер»!
Только часто ветер не таков!
Знайте! Выше неба неудачник,
Кто за тёмным столиком поёт,
Что в тропическом лесу он купит дачу,
Что он сядет в пьяный теплоход!
Ходит и по мраку, и по свету,
По подвалам птицею парит
Буря девятнадцатого века,
Нынешняя песня-инвалид!