Альфа Кассиопеи - Страница 7

Он совсем не изменился, только отпустил пышные баки, да раздался в плечах.

— Давай ко мне, — сказал Васька. — Ты не оформился?

Виноградов беспомощно оглянулся на Ивана Семеновича, тот стоял в очереди у окна администратора, вспомнил, что договорились поселиться вместе, но Васька тащил Виноградова к столу, размахивая листком для прибывших, и совал растерявшемуся Юрию авторучку.

— Заполняй по-быстрому, у меня койка свободна, — говорил он. — Полгостиницы нам занимают.

Потом они поднялись наверх. Юрий долго, с наслаждением, мылся под душем, плескался напропалую, это не Чукотка, и воду экономить не обязательно.

А Василий стучал в дверь, требуя поторопиться, места в ресторане заказаны, но народу пропасть, и можно остаться при пиковом интересе.

Юрий давно не бывал в ресторанной сутолоке, и шум ошеломил его, неприятно пахло горелым, особенно угнетали колонны, которые почему-то были черного цвета. Но их он заметил, когда Васька усадил его за столик, у самого окна, здесь уже сидели белокурая девушка с синими глазами, их он тоже рассмотрел потом, и плотный парень с рыжей бородкой.

«Геолог», — подумал Юрий, и перестал обращать на соседей внимание, а Васька принялся рассказывать про свою жизнь, про товарищей по училищу, которых недавно видел, и тех, кого они никогда не увидят.

Васька говорил о своей работе, что переучивался на вертолетчика, командует звеном на Колыме, ждет второго ребенка, обязательно сына, дочке четыре года, у него замечательная жена, «прилетай — ахнешь». Это, впрочем не мешало ему цокать языком, оглядывая официантку, и тихонько шептать, что он не пожалел бы для такой крали зарплаты, полученной на съемочных работах.

Юрий с удовольствием съел салат. От рюмки коньяка стало горячо в груди, настроение поднималось.

— Ну, а ты? — спросил Пестунович.

Юрий повертел рюмку в руках и пожал плечами.

— Работаю на «Ан-2». Зам комэска.

— Как семья? — спросил Василий.

— Нет семьи, — сказал Виноградов. — Холостяк я, Вася.

Наверное, сказал довольно громко, и девушка посмотрела на него с любопытством.

— Ну, — недоверчиво протянул Васька. — А вообще, молодец. Свободная птица. Завидую, Юра…

— Погоди, — сказал Виноградов, — завидовать нечему…

«Завидует, — подумал он. — Чудак-человек…»

Он глянул на девушку, которая не смотрела больше на него и говорила со своим спутником.

«Волосы, как у Нины», — подумал Юрий.

— Выпьем, Вася, — сказал он. — Наливай.

Оркестр затянул про угрюмый пароход и мрачные трюмы. Бородач встрепенулся и зашептал на ухо девушке.

— Выпьем, Вася, — сказал Юрий.

— Погоди, — остановил его Василий и повернулся к соседям.

— Давайте вместе. Ведь завтра наш праздник.

Девушка улыбнулась, бородач с готовностью протянул руку к графину.

— Нет, — возразил Василий. — Мы угощаем.

Он звякнул горлышком о рюмку бородача и задержал бутылку у рюмки девушки.

— Можно, — сказала она. — Немного. За ваш праздник.

— Шампанского, — сказал Василий официантке. — И побыстрее.

— Давайте знакомиться. Меня зовут Володя.

— А меня — Римма.

Все выпили и Володя представился, он литератор московский. Едет на Чукотку, думает писать о летчиках, с вами бы полетать, а сейчас хочет послушать, что расскажут они о Севере.

Виноградов пожал плечами.

— Что рассказывать… Сами увидите, — сказал он.

— Только, если напишете о летчиках, дайте кому-нибудь из них прочитать, — сказал Василий.

— Помнишь ту историю? — спросил он Юрия.

— Конечно. Хорошему летчику закрыли дорогу на Север, — сказал Виноградов.

— Расскажите, — сказала Римма.

— А вы тоже пишете? — спросил Юрий.

— Да, но я, что называется, местная, — сказала она.

— Что ж, послушайте, может быть, пригодится.

— Был у нас один летчик. Летал на «Ан-2». В том далеком районе он был один, не считая второго пилота и машины. Конечно его знали все жители тундры. Вывозил больных, доставлял почту, продукты. Обычный воздушный работяга. Но летал прилично. И вдруг — журналист. Приехал, послушал восторженные отзывы об этом парне и написал очерк. Дескать, северный ас, сверхчеловек, летает в любую погоду, с пургой на «ты», и все в таком роде. Корреспондента добрые чувства обуревали, а начальство прочитало очерк и летчика за штаны. «Ты что, такой-сякой, нарушаешь инструкцию?» Он туда и сюда… Но только вашему брату верят больше, раз написал, значит правда. И на север летчика больше не пустили. Сейчас поля опыляет, а там, где летал он раньше, чукчи легенды о нем сложили…

— Еще по одной? — сказал Василий.

В зале танцевали. К их столику подходили, обращались почему-то к Виноградову, «разрешите вашу девушку?», он пожимал плечами, Володя кивал на Римму, а она все отказывала. Юрий подумал не пригласить ли ее самому, но для этого пришлось бы обращаться к Володе, а ему не хотелось.

— …И вот подвожу машину поближе. Сразу и не разберу, в чем дело. Вижу только: вся вершина сопки шевелится. Жутковато стало. Машина зависла, а потом я медленно потянул вертолет вниз, и Василий провел ладонью над столом.

«Конечно, нашему брату есть что рассказать, — подумал Юрий. — Только зря окружают летчиков восторженным ореолом. Придет юнец из училища, в голове мусор, летать не умеет, и вместо того чтобы учиться заново, начинает хвастать своей профессией. «Я — летчик!» Звучит… А ведь летная работа самая «мелочная». Как здесь надо быть щепетильным в мелочах; до смешного щепетильным…»

— Боже мой, — сказал Васька. — Поверите, целое море зайцев. Ну несколько тысяч. Собрались вместе, прижались друг к другу, места свободного не найти. Повис я над ними, потеснились зайцы, но не разбегаются. Жалко, горючее оказалось на исходе, а то б поселок зайчатиной накормил.

— Не верите? — сказал он. — Юра, подтверди.

— Да, — сказал Юрий. — В Ушканьих горах я тоже видел такое. И ребята рассказывали. Собираются зайцы вместе. Вроде форума, что ли…

— А вот еще случай был, — начал Василий.

«Случай, случай, — подумал Юрий, — сколько их было. Иной вспомнишь и не верится, что такое могло произойти. Да и забываешь… Записывать, что ли. На пенсию выйдешь, мемуары напишешь. Сейчас это модно…»

— Больного забрали, летим обратно. «Смотри! — кричит второй пилот и рукой показывает: медведица с медвежонком. Второй пилот аж на кресле подпрыгивает. «Живьем, — кричит, — возьмем!». Бортмеханик за рукав меня дергает. Как же, охотничьи страсти разгорелись. Медведицу мы отогнали подальше и стали ловить медвежонка.

— Зависним над ним, механик прыгает вниз на кочки, бежит по тундре, да не тут-то было. Медвежонок привык по кочкам прыгать. Тут больной геолог разошелся, куда и хворь девалась. «Я тоже буду ловить». Снял пальто и бегает с ним по тундре, пытается медвежонка накрыть.

Василий замолчал и медленно раскурил сигарету.

— Ну, а дальше? — спросила Римма.

Володя писал в блокноте, держа его под столом на коленях.

— Дальше… Дальше мне еще хватило горючего, чтобы добраться до дому. — Сказал Васька и помрачнел. Наверно, попало ему за «охоту».

— А этого чертенка мы так и не поймали, — уже улыбаясь, сказал он.

Синий дым висел над столом. Музыканты устроили перерыв. Загудел вентилятор, бросил в зал струю холодного воздуха.

— Простите, может быть не совсем к месту, — сказал Володя. — Я хотел спросить у вас… Вот бывают аварии, вы теряете своих товарищей, простите меня… Вот как это сказывается на вашей работе?

Он говорил, обращаясь к Юрию, и Римма тоже смотрела на него. А когда Виноградов повернулся, то увидел, что и Василий ждет от него ответа.

— Терять товарищей всегда тяжело, — сказал он. — И самое обидное в том, что виноваты мелочи, которыми кто-то пренебрег. А летать… Мы все равно летаем. И объективно каждая смерть служит укором другим. Это жестоко, но это так.

Стало очень тихо. За соседними столиками — пьяные голоса, песни, раскрасневшиеся лица, расторможенные мысли. А здесь было тихо. Четыре разных человека не смотрели друг другу в глаза, и, наверное думали об одном.