Альфа Центавра (СИ) - Страница 118
— Быстрее! — крикнула Ника Ович, увидев, что Щепка встала перед Колчаком на колени, и не уходит.
— Уходите без меня, — ответила Щепка — Ино:
— Ан. — По земному:
— Ан-на. Котовский не стал стрелять, а попытался взять в плен Нику, но получил Зацеп Изнутри. Парень упал и почти ласково спросил:
— Ну, что дальше будешь делать? Она сначала не ответила, только потом сказала:
— Так и стой пока. — А стоял Котовский на коленях, как будто ждал начала игры:
— Ты на мне и хлопаешь ладонью по заднице, я ржу, ибо:
— Их либе дих. — Но, как говорится, не в этот раз. Хотя дама и обняла его сзади за шею, зацепив эту руку другой и положив ее на затылок, как Брюс Ли — совместила позвонки из горизонтальной плоскости в вертикальную. Пархоменко предложил Нике тут же бой на кавалерийских саблях, но это не случилось, так как все удивленно замерли, увидев, как мертвый Врангель встал и убежал. Смешно?
— Не было, — а наоборот повеяло смертным ужасом, как на Вещего Олега, когда он увидел змею, выползающую из его черепа. Его, ибо в данном случае, Вра убежал, да, но, как любимый:
— Конь Пиппер. p.s. — Здесь надо сделать важное замечание. Конь Пиппер — это конь Врангеля — Одиссея, а не Дроздовского — Ахиллеса, который был только что убит в пятку, но это противоречие оставлено, так как и раньше в процессе написания романа это совмещение часто чувствовалось. И оно также есть у Гомера в Илиаде. Как и сказал Стивен Кинг:
— Даже в любимых песнях я не все слова понимаю.
Увидев коня, Аги предложила Распутину позвать его хорошенько:
— Чтобы вернулся.
— И запрячь в тачанку, — понял маг. — Только я не обучен ездить за пулеметом. Тем не менее, они загрузили Колчака, который все еще держал свой именно Лью в лапах, и крикнули Аги и Щепке, которые были еще живы:
— Шнель, шнель-ь-ь! — Щепка-Ан успела, а Аги, услышав незнакомый немецкий споткнулась о выступивший булыжник мостовой, и ее взял в плен Пархоменко. Схватил и посадил перед собой на коня, как Ланселот, надеясь опередить в Этом деле Короля Артура. Пархоменко, собрав полуэскадрон, начал погоню. Правым флангом в его, как несмотря на не такую уж большую численность его кавалерии, он называл свой отряд:
— Дивизии, — шла рысью Кали. Левым — галопом Жена Париса.
— Впереди мост! — закричала, первой увидев его Ника.
— Горит? — только и спросила Щепка-Ан, не оборачиваясь, так вела стрельбу из Льюиса, который ни за что не выпустил из рук мертвый правитель всей России Колчак.
— Он так хотел стать настоящим ученым, что вот добился:
— Руки и после смерти не разжимаются.
— Хочет умереть вместе с именным пулеметом, — сказал Распутин, полуобернувшись от рулевого управления: — Этот Лью ему подарил сам.
— Сам изобретатель Льюис?! — удивилась Ника Ович.
— Нет, — ответил Распи, подергивая возжи, означающие сигнал, как многие подумали:
— Харакири, — а именно:
— На Мост!
— Но он горит? — даже задал неуместный вопрос Вра-Пиппер. Так показалось Распутину. А точнее, почему показалось? Своей магии он и научился, испытывая ее сначала на лошадях, мол, туды-твою:
— Понятно?
— Дак, естественно!
— Подарил ему, — Распи отпустил одну руку от пульта управления, и показал большим пальцем назад, сам э-э:
— Президент ЮЭСЭЙ — Америки.
— В каком смысле? — спросила даже Ан.
— Мол, давай, так скать, присоединяйся. И говорят, Колчак тогда только негромко буркнул в ответ:
— Пусть присоединяются те, кто это пишет на своих знаменах. Щепка дала последнюю очередь и диск закончился, пока она доставала другой мост начал рушиться. Но последние ее пули попали в лошадь Пархоменко, и он покатился через голову вместе со своим трофеем — Аги.
— Одно из двух, — вздохнула Ника, — или женится на ней, или расстреляют за связь с контрреволюцией.
— Почему не может быть третьего? — спросила Щепка.
— А именно?
— Может они разбились? — Ответа не последовало, они упали под рушащиеся фермы моста, и скрылись под водой вместе с Распутиным и лошадь. Однако Ника успела сделать, как она сказала, нажимая на курок:
— Контрольный выстрел. — Коллонтай сдуло с лошади.
Далее, по берегу бегает собака:
— Тигровый дог по имени Карат, — и зовет своего хозяина и друга. И он выплыл. Первым. Это был конь Врангеля Пиппер.
Скоро к берегу подъехало то, что осталось от полуэскадрона Пархоменко.
— Давай, давай, вылезай! — крикнула Жена Париса. Это была Ника Ович, снявшая, как она думала Кали в последний момент. Но леди была здесь, на лошади, только с перевязанной головой. Жена Париса хотела предложить Нике, бой:
— Один на один, — но Коллонтай, сказала:
— Не советую, — и разрядила в нее всю двадцатизарядную обойму Маузера. Ника не успела даже поставить обе ноги на сухой песок. Только одной ступила, а другую еще захлестнула небольшая волна.
— Колчака тоже, но без пулемета, положите на берегу, как будто мы его только что расстреляли, а ты, сука, — рявкнула она своей бывшей подруге Щепке, — встань рядом с ним на колени и плач, что:
— Жаль тебя оставили наслаждаться жизнью. — И добавила — В Лагерях-х! Щепка-Ан согласилась, ибо поняла:
— У Кали заклинило всю голову, и она не только не помнит, что была ее подругой, но вообще:
— Прилетела вместе с ней с Альфы Центавра под именем Га — по земному Гали — жены-невесты Дэна-Деникина. Уже хотели сделать фото для Президиума и Народа, но Жена Париса, как будущий специалист по архивно-библиотечному делу, сказала:
— Напишите и воткните в берег бирку.
— Какую? — не поняла даже Коллонтай.
— Ангара.
— Так, что, переименовывать будем? — сказала Кали. — И показав на Колчака, все еще с крепко прижатым к груди пулеметом, добавила: — В честь него?
— Зачем переименовывать? — сказала Жена Париса, — для бумажного архива безразлично:
— Откуда вода, — была бы надпись приличная, соответствующая не только времени, но и месту.
— Как сказал этот, как его? — Кали потерла затылок, так как спереди вся голова ее была не только в бинтах, но и:
— В окровавленных бинтах.
— Да, ты права, — усмехнулась Жена Париса, — как сказал еще в четвертом веке до нашей эры Аристотель. Тогда всё будет соответствовать истине.
Сняли фото и с Фрая, и ужаснулись:
— На бумаге он опять — как это иногда бывало и при жизни — стал похож на:
— Портрет Воллара. И что особенно в нем удивляло это:
— Очень большой рот!
— Откуда такой рот мог взяться у Портрета Воллара? — Раньше мы не замечали.
Распутина не нашли.
— Какой бы у него был вид после смерти, интересно? — сказала Коллонтай.
— Об этом лучше и не думать, дорогая, а скорее всего, как сказал Пушкин:
— Просто лошадь.
— Только что с человеческой головой и гитарой, — подумала Кали-Га, но не сказала вслух, не желая раскрывать, что:
— Ее память, привезенная с собой еще с Альфы Центавра — потихоньку возвращается.
Надо еще написать где-то про пароль Лес Роулоттес и Санфлауэрс.
Василий Иванович и Мишка Япончик на Альфе Центавра. Мишка Япончик выходит из кузни и говорит:
— Не понимаю, как еврей мог попасть на Альфу Центавру, — садится рядом с Василием Ивановичем и просит закурить.
— Я так вообще не понимаю, как такой человек, как ты может работать кузнецом.
— Ну, это-то понятно, — говорит Мишка, — надеюсь, ты когда-нибудь найдешь здесь золото, а кто-то должен уметь ковать из него золотые весчи. Как-то:
— Намордники, ошейники с шипами для …, браслеты на ноги.
— И самое главное, — говорит Василий Иванович, — медальоны на грудь. Такой, как ты спрятал его в подушку.
— Да? Не помню. Может быть, я тогда был во сне?
— Ты меня спрашиваешь?
— Естественно, если я тогда был во сне, только ты мог видеть, где здесь спрятано золото.
— Дело в том, что кузню Василий Иванович открыл временно, из-за денег, так как жить стало не на что, а золото, которое они искали здесь, так и не находилось. Его вызвали в Управление Штатов и сказали: