Алексей Федорович Лосев. Раписи бесед - Страница 68

— А. Ф., какое в Вашей жизни время и событие было самое счастливое?

Ну что за вопрос! быстро вступила Аза Алибековна. А впрочем, А. Ф. сейчас скажет, что самое счастливое время у него было в гимназические годы, ведь правда, А. Ф.? Он мрачно воротит голову.

— Что же помнится Вам, А. Ф., как самое счастливое?

Но ведь правда, что гимназическое время? вновь перебивает А. А. И после выразительной паузы А. Ф. говорит: Правду сказать нельзя. А если придумывать, что сказать, то получится — брехня. Позднее он все-таки сказал, что самое «сильное счастье» знал, когда отстаивал всенощную в монастырях,

длившуюся несколько часов, и еще, такое же счастье, когда слушал Вагнера.

Говорил о связи между музыкой, философией, математикой. И музыка, и математика обходятся без вещественного; высокая философия тоже. Во мне погибли математик, музыкант и оратор.

— Рано ли помнит себя А. Ф.?

Рано, с трех лет, но тут заслуга не памяти, а другое: ему навстречу шла женщина с кастрюлей кипятку, и случилось несчастье. Месяц его держали в оливковых ваннах. Вот такое первое впечатление ребенка. Поскольку вся семья были музыканты, он мог бы пойти по музыкальной линии, но, повторил несколько раз А. Ф., исполнительство мне не врождено. А на скрипке играл с 8 лет.

Принесли клубники, и опять: «Хорошо, что вы приехали низа- чем. Это вот хорошо. Мне нужна ласка. Вот за что мне нравится Валентина? Просто так, ни за что».

— А. Ф., скажите, для чего нужна философия, когда есть религия?

Религия всеобъемлюща. Философия нужна для ее осмысления.

— Как Вы относитесь к другим религиям? Что Вы скажете, когда в Христе видят йога, показавшего часть своих умений?

Христос высшее; при Его божественности в Нем в полноте сохраняется человеческое я, и здесь ценность. В христианстве на первом плане человек и Бог, особенно в православии. В католицизме берут верх чувственность и психологизм, стихия души; душонка всегда плачет, пищит, сопротивляется, но есть более надежная реальность. Ум, он постоянен и надежен, а что такое страсти? К религии самый прямой путь ведет через ум, а не через чувства; эмоции, чувства непостоянны, ум не подведет.

— Почему Вам нравится Вагнер?

Вагнер первый передал катастрофу западного человека. Катастрофу этой жизни, когда человек по заведенному порядку встает, ест, пьет, спит… Последняя бездуховность. Разговор перекинулся на Прокофьева, и о его популярном вальсе, часто передаваемом по радио, Лосев отозвался как о воплощенном в музыке сне наркомана.

Валентина Ильинична шокирована абсурдной стилизованной отрешенностью многих верующих людей, жутким оптимизмом настроения, которое хоть сейчас готово к смерти как желанному покою. У высоких людей

верующих, наоборот, натура, дух, не дающий им искусственно успокоиться. У Лосева она как раз не заметила этого дурацкого оптимизма, когда радуются приближению смерти; только простая трагичность; Лосев на редкость целостный человек. Бывает гордость духа, требующая умерщвления плоти, а Лосев целостный, двухприродный. Грусть у него как у настоящего земного человека, необратимая. Осмысляя, она думает, что слова о шестом томе были сказаны А. Ф. из-за подавленности; в действительности он не так уверен, что не рад. «Я написал 350 работ — и что толку? Счастья у меня нет». «Но если бы Вы их не написали?» «Ну, может быть, было бы хуже».

У него с Азой Алибековной, заметила В. И., очень разные природы. Конечно, А. А. ежеминутно ему необходима, она продолжение его тела, но духовно, кажется, он очень тоскует по своей первой жене; видно, он знал минуты созвучия с ней[217]. Лида (она практический психолог) заметила, что любая другая, даже неграмотная женщина поняла бы, что меланхолику надо высказаться; Аза Алибековна — нет. Оттенок в их отношениях: Аза Алибековна, наверное, ценит его как памятник, но, главное, он для нее рабочий человек, которому нужно создать условия. Она не душевная.

— Алексей Федорович, Вам нравятся маленькие дети?

А. Ф. охватил руками Илюшу, и В. И. удивилась красоте этих рук, длинных пальцев. «Не знаю»; наивно, беспомощно так сказал. У А. Ф. жестокие ревматические боли. Молодой человек массажист, очень опытный, позволил себе эксперимент, массаж «по корешкам» при боли и несмотря на боль. А. Ф. молчаливо терпел. Через некоторое время другие врачи указали на то, что при боли, во время ее обострения, массаж противопоказан.

А. Ф. занимается с Сашей (Столяровым) дважды в неделю, в воскресенье раз, в какой-то другой день второй раз. В. И. послушала даже однажды, как он диктует: ровно, и с точностью до запятой. «Во мне погиб оратор; а ведь люди с других курсов приходили послушать мои лекции.»

Валентина Ильинична однажды проводила к А. Ф. врача. Пока Валерий Иванович пошел говорить с ним в особую комнату — и они там долго о чем-то

говорили, — Аза Алибековна осталась с ней. Занимая ее, она заговорила об А. Ф., сказав внезапно, что по ночам он молится и плачет. И в этот раз Валентина Ильинична спросила А. Ф., как он чувствует связь с Богом? как Бог его поддерживает? не знал ли он духовных откровений? Нет, ответил А. Ф. Религия должна стоять на интеллектуальной основе.

11. 7. 1981. Последнее время я сразу в нескольких делах понадеялся на себя больше чем имел для того действительных оснований. Получился целый ряд тревожных огорчений, хотя, признаться, в глубине души было и какое-то чувство успокоения: человек так любит определенность, предел, что рад даже сознанию предела своих сил и возможностей. Так или иначе, мне случилось и раз, и два подряд оттянуть свой приход к Лосеву. Как же было радостно увидеть, что они не сердиты! Лосев любезно меня выслушал, как он всегда слушает, даже с жадностью, крепко запоминая, — я рассказал о своих бедах с Петраркой. Они спросили почему-то об ученых степенях Ренаты, и когда оказалось, что таковых нет, то А. Ф. предложил мне самому написать за нее текст, и тему назвал: Юркевич, чистый идеалист, но совсем безобидный, в отличие от Соловьева и Розанова. Недавно я взялся писать о Розанове в «Историю эстетики», по наивности даже не задумываясь о том, какой злобой окружено это имя. Алексей Федорович посмеялся над моей неполитичностью и очень точно припомнил историю моего изгнания из трех высших учебных заведений, где я пробовал обучать молодых людей — Бог знает чему. Рассказывал он, как всегда, с актерским мастерством и создавая впечатление упорной, занудной наивности. Ни о чем плохом я студентам не говорил — так, получалось у него, отвечал я обследовавшим мою работу старшим преподавателям, — а только о политике и экономике, об экономике и политике.

Алексей Федорович тверже меня помнил, что завтра 29 июня, праздник святых первоверховных апостолов Петра и Павла, и прочел тропарь, «Апостолов первопрестольницы, вселенныя учителие, Владыку всех молите, мир вселенней даровати, и душам нашим велик) милость».

15. 2. 1983. Лекция Лосева о мифе в малом зале Дома литераторов. Рената дала ей название «Борьба за миф». Первым говорил Арсений

Владимирович Гулыга. Рядом сидела Андреева-Выхристюк и, боюсь, слышала, как я сказал о риторике Гулыги каша. А. Ф., ему в этом году будет 90 лет, говорит, как всегда, вызывая, вытягивая зал, даря ему свою молодость:

Надо еще сначала приучить себя к мифу. К «Фаусту». А то мы, собственно, до сих пор относимся к нему несерьезно. Все говорят о мифах и никто не говорит, что такое миф. За этим словом большинству рисуется какая-то фантастика Гофмана. Ну и что толку? У Гофмана, конечно, полно мифа, но объяснения, что это такое, мы там тоже не найдем.

Мощная мифология «Кольца Нибелунгов» с золотом Рейна, с валькириями реальна. Это исступленное пророчество гибели капитализма. Когда золото поднято со дна и пошло по рукам, стало ясно, что пока оно не будет возвращено Рейну, не будет покоя. Вальгалла пылает мировым пожаром, потому что идет неудачная эпоха человечества. Тут у Вагнера невероятная мифология, революционная, провидческая; предрекается гибель мировой власти золота.