Александр Васильевич Суворов - Страница 59
В десятом часу утра гроб с останками великого русского полководца был вынесен из дома, водружен на катафалк и медленно двинулся посреди расставленных шеренгами батальонов и плотных масс народа.
Последний переход Суворова… Лица солдат как бы окаменели…
На катафалке, на бархатных подушках, были разложены ордена умершего полководца: Андрея Первозванного, Георгия 1-й степени, Владимира 1-й степени, Александра Невского, Анны 1-й степени, Иоанна Иерусалимского; прусские: Черного орла, Красного орла и «За Доблесть»; австрийские: Большого креста и Марии-Терезии; баварские: Золотого Льва и Губерта; сардинские: Благовещения, Маврикия и Лазаря; польские: Белого орла, святого Станислава; французские: Кармельской богородицы, святого Лазаря…
…Отгремели артиллерийские и ружейные салюты. Над прахом Суворова легла тяжелая каменная плита. Суворов – герой, столько раз бесстрашно глядевший в глаза смерти, Суворов – человек своего века и своей страны – окончил свой жизненный путь.
XVI. Полководческое искусство Суворова
«Материалы, касающиеся истории моей военной деятельности, так тесно связаны с историей моей жизни вообще, – писал Суворов одному из своих биографов, служившему в рядах его войск, графу Цукато, – что оригинальный человек и оригинальный воин не могут быть отделены друг от друга, если образ того или другого должен сохранить свой действительный оттенок».
Этим замечанием Суворова необходимо руководствоваться при оценке его как полководца. В европейской истории не было более полного и цельного типа военного человека, чем Суворов. «Все его личные качества, свойства, понятия, привычки, потребности, – говорит один историк, – все было тщательно выработано им самим и применено именно к потребностям военного дела, которое с детских лет играло первенствующую роль в его жизни и руководило им».
Военное творчество Суворова может рассматриваться как вклад в сокровищницу русской культуры: история русского военного искусства есть часть истории нашей культуры, а влияние Суворова в этой области было исключительно велико.
В области военного искусства Суворов далеко опередил свою эпоху. Связанный ревнивой опекой завистливых, малоспособных начальников; не имевший возможности организовать подготовку войны и тем более самое ведение кампании так, как ему хотелось бы; стоявший всю жизнь, по его собственному выражению, «между двумя батареями: военной и дипломатической», – Суворов тем не менее проявил во всем блеске свой военный гений.
В деятельности Суворова отчетливо проявилась глубокая народность русского военного искусства.
Русская армия времен Суворова отличалась от подавляющего большинства других армий тем, что была однородна по своему национальному составу. Она рекрутировалась из великорусского крестьянства; наемных войск в ней не было вовсе. Во всех прочих армиях иноземные наемные войска играли огромную, иногда решающую роль. В армии прусского короля Фридриха II в 1768 году из 160 тысяч человек было 90 тысяч иностранцев.
Преимуществом для русской армии являлось и то, что она пополнялась посредством рекрутских наборов (впервые введенных Петром I), а не посредством принудительной вербовки, как в большинстве западноевропейских стран. Правда, и. рекрутская система имела много отрицательных сторон – хотя бы то, что в ней с исключительной резкостью было отражено социальное неравенство, но все-таки это был гораздо более организованный метод набора, чем насильственная вербовка.
Национально однородная армия была, Конечно, несравненно выше в моральном отношении, чем армия, ядром которой являлись иноземные наемники. Русские солдаты были чрезвычайно восприимчивы к идеям боевого служения отечеству.
Весь ход истории России способствовал тому, что идея ващиты отечества проникла до самых глубоких недр русского народа, вынужденного постоянно отражать нападения внешних врагов. Это исторически сложившееся патриотическое самосознание, наряду с однородным национальным составом солдат и с более прогрессивным способом комплектования, давало русской армии XVIII столетия огромные преимущества. Но они пока еще были потенциальными, их нужно было реализовать.
Суворов – прямой продолжатель новаторов в русском военном искусстве: Петра I и Румянцева. Орлиным взглядом он усмотрел в своей армии богатырские возможности, таившиеся под спудом всевозможных неустройств и непорядков. Всем помехам он объявил решительную борьбу. А дремлющим силам, скрытым возможностям Суворов искусно дал выход – создал войско, равного которому по боевым качествам в то время не существовало.
Особенности русской армии, как армии, проникнутой национальным духом великого народа, позволили Суворову коренным образом пересмотреть общепринятые для того времени взгляды на теорию и практику военного искусства. В чем заключались эти взгляды?
Характер армий, с которыми приходилось иметь дело западноевропейским полководцам, определил и характер их военного искусства. Ограниченные боевые качества этих армий обусловили ограниченность стратегических целей и робость тактических методов. Преобладание в армии наемных солдат делало чрезвычайно важным вопрос о финансовых ресурсах государства и толкало к естественному выводу, что затяжная война неминуемо приведет к капитуляции той страны, у которой меньше финансовые возможности. Отсюда рождалась мысль о том, что достаточно вести войну на истощение; не стремясь к уничтожению неприятельской армии.
Магазинное снабжение (то есть система питания войск исключительно с помощью подвозимого войскам провианта из армейских складов, не используя продовольственных ресурсов местного населения) крайне обостряло вопрос о коммуникациях. А это, в свою очередь, определяло стремление полководцев посредством сложных маневров «давить» на коммуникации неприятеля, потому что в большинстве случаев достаточно было одной угрозы нарушить снабжение армии, чтобы неприятель отступил. По той же причине почти никогда не рисковали далеко углубляться на территорию врага.
Неуверенность в личном составе армии, боязнь дезертирства (из-за отсутствия моральных стимулов у наемных солдат) побуждали избегать рискованных операций, подвергающих суровым испытаниям стойкость солдат. Поэтому полководцы очень неохотно давали крупные сражения, а победив в сражении, не всегда преследовали противника.
С развитием огнестрельного оружия родилась мысль о том, что штыковой и сабельный бой навсегда отошел в область преданий. Оформилась линейная тактика, то есть построение войск в две-три линии (без резервов), что позволяло ввести в действие все наличные огневые средства – пушки и ружья. В то же время такой боевой порядок давал возможность держать под неослабным надзором солдат, стойкость которых в наемной армии не внушала уверенности.
Главное же, в чем наиболее отчетливо проявлялись воззрения «методической» школы военного дела, был вопрос о сражении. В соответствии со всей системой взглядов этой школы решения стратегических задач стремились достигнуть, не прибегая к сражению.
«Без веских причин никогда не начинайте боя», часто говорил Фридрих II. В другой раз он сравнил сражение с рвотным, к которому прибегают, если все другие средства не дали результата.
Недаром, даже решаясь на крупное сражение, Фридрих оставался верен канонам линейной тактики, хотя в середине XVIII века достоинства этой тактики уже, по меньшей мере, равнялись ее недостаткам, так как она лишала армию возможности маневрировать па поле боя. По выражению Энгельса, линейная тактика связывала «армию в целом, как смирительная рубашка».[143]
Особенностью линейного боевого порядка было то, что все отдельные воинские части тесно примыкали одна к другой своими флангами, и наступление велось сразу всей линией, в условиях строгого равнения солдат по фронту. При подобном боевом порядке войска равномерно размещались тонкой, длинной линией.