Александр II - Страница 2
На основе этих принципов он разработал «план обучения», который представил на утверждение императорской семье. Чтобы подготовиться к роли правителя России, маленький Александр, согласно этому плану, должен был изучать русский, немецкий, французский, английский и польский языки, историю, географию, физику, математику, геологию, ботанику, зоологию, рисование, музыку, а также облагораживать свою душу чтением христианских писателей. Признавая необходимость знакомства наследника с воинской дисциплиной, он тем не менее не побоялся критиковать его появление на параде в Москве по случаю коронации Николая I. «Этот эпизод, – пишет он императрице Александре, – совершенно излишний в той величественной поэме, над которой мы трудимся. Я заклинаю Небо, чтобы в будущем не было подобных сцен… Это все равно, как если бы вы учили восьмилетнюю девочку уловкам кокетства… Страсть к военному делу способна огрубить душу Александра. Он привыкнет видеть в народе полк, а в родине – казарму». Тем не менее, поскольку будущий император должен быть в курсе проблем армии, Жуковский предложил создать потешный полк из «хорошо воспитанных» детей, которые играли бы в войну под руководством инструкторов. Но, несмотря на блестящий пример Петра I, эта идея не прижилась.
Что касается обучения наукам, право выбора преподавателей предоставлялось Жуковскому. По его мнению, они не должны были обрушивать на юного ученика груз своих знаний. Их задача заключалась в формировании не ученого, а человека. «Помни о том, что царская власть происходит от Бога, – пишет учитель наследнику престола. – Однако в этом тебе следует равняться на Марка Аврелия. Иван Грозный тоже придерживался такого убеждения, но у него оно превратилось в убийственную насмешку над Богом и людьми. Уважай Закон и учи других уважать его собственным примером. Если ты преступишь Закон, твой народ выйдет из повиновения. Люби культуру и распространяй ее вокруг себя… Прислушивайся к общественному мнению: очень часто оно многое разъясняет монарху… Люби свободу, то есть справедливость… Свобода и порядок суть понятия неразрывные. Любовь царя к свободе усиливает у его подданных стремление к послушанию. Истинное могущество суверена состоит не в числе его солдат, а в благоденствии его народа…»
Эти мудрые наставления породили в сознании будущего императора уверенность в том, что монаршеская власть имеет Божественную природу, но при этом она должна служить благу всей нации. Дабы мальчик не воспитывался «под колпаком», вместе с ним науки постигали его сверстники – Иосиф Вельхорский, Александр де Паткулл, Адлерберг, Фредерикс, Шувалов и Баранов. Жуковский учил их русскому языку, физике и химии, швейцарец М. Жилль – французскому языку и географии, М. Уоррант – английскому языку. Впоследствии другие ученейшие мужи приобщали их к знаниям по истории, естественным наукам, философии, в то время как обучение военному искусству было поручено Мердеру. Распорядок дня отличался чрезвычайной суровостью. Вставал Саша в шесть часов утра. Занятия начинались в семь и продолжались до полудня, с одним часовым перерывом. В пять часов вечера они возобновлялись и продолжались до семи, после чего один час посвящался гимнастике и играм.
Когда царевич превратился из маленького Саши в молодого, обаятельного Александра, Жуковский уговорил выдающегося сподвижника покойного императора Александра I, мудрого и дальновидного Сперанского прочитать своему ученику курс лекций по юриспруденции. Еще больший монархист, нежели все остальные учителя наследника, Сперанский заявляет своей застывшей в глубоком почтении аудитории следующее: «Слово „самодержавие“ означает, что нет такой власти на земле, ни в границах, ни за границами империи, которая могла бы положить пределы верховной власти российского суверена: эти пределы устанавливают договоры, скрепленные словом, – понятия непреложные и священные».
Дабы ввести Александра в высшие сферы российской политики, Жуковский мечтал также привлечь Капо д'Истрия, еще одного сподвижника Александра I, участника заключения многих международных соглашений. Но Капо д'Истрия, грек по происхождению, был избран главой первого национального правительства своей страны и отбыл на родину. Вместо него эти обязанности возложили на генерала по фамилии Ушаков.
А что же высшие сферы иного порядка? В качестве человека, который должен был объяснить наследнику престола суть взаимоотношений царей земного и небесного, император Николай распорядился пригласить богослова-эрудита священника Павского. То, что мистицизм священника не выходил за рамки благоразумия, вдохновило Жуковского. Их идеи относительно прав и обязанностей монарха во многом совпадали. Он пишет императрице Александре: «Мы можем поздравить себя с нашим выбором. Вашему сыну, в силу его предназначения, требуется религия сердца. Власть царя исходит от Бога. Да, эти слова глубоко истинны, если подразумевают ответственность перед высшим Судьей, но они приобретают зловещий смысл, если означают для монарха лишь то, что ему все позволено, поскольку он зависит только от Бога. Я считаю, что Павский обладает всеми качествами, необходимыми для того, чтобы внушить эту мысль нашему воспитаннику».
Это мнение отнюдь не разделяло высшее духовенство православной церкви, чьи наиболее ревностные представители не доверяли открытому и терпимому наставнику, придерживавшемуся слишком современных взглядов. К их хору присоединились голоса некоторых святош из числа придворных. Митрополит Санкт-Петербургский Филарет (Дроздов) умолял императора отказаться от услуг «подозрительного» священника. Скрепя сердце Николай уступил давлению со стороны окружения. Павского сменил отец Баянов, чьи взгляды вполне устраивали церковных иерархов. Одновременно с этим Александр, еще не завершивший своего духовного образования, стал членом Святейшего Синода.
Что же касалось военного ремесла, Николай оставался непоколебим. Отвергнув нелепую идею «потешного полка», выдвинутую Жуковским, он требовал, чтобы его сын с самого раннего возраста приобщался к строгой казарменной дисциплине. В 1829 году одиннадцатилетнего Александра отдали в кадетскую школу, где наследник престола воспитывался вначале, как простой солдат, а затем как унтер-офицер. На парадах мальчик носил мундир подпоручика. В тринадцать лет его произвели в штабс-капитаны. Чуть позже он был назначен командиром роты Преображенского полка. Присутствие ребенка в офицерской форме во главе закаленных в боях ветеранов беспокоило старого вояку Мердера. Он записывает в своем дневнике: «Хотелось бы верить, что частые появления Его Высочества на парадах не создают у него впечатления, будто речь идет о важном государственном деле… Он может всерьез поверить, что действительно служит тем самым империи…»
Несмотря на звучавшие вокруг довольно сдержанные высказывания по этому поводу, Николай не желал отказываться от мысли сделать Александра генералом. Он стремился внушить сыну всепоглощающую страсть к парадам и маневрам и, дабы придать ему импульс в этом направлении, будет впоследствии назначать его почетным полковником кирасир-гвардейцев, драгун Московского полка, гусар Павлоградского полка, командующим всех казачьих войск… Он даже поручит барону де Жомини, бывшему начальнику штаба маршала Нея, перешедшему в 1813 году на российскую службу, обучать наследника престола секретам стратегии. Александр не протестовал против того, что его целыми днями пичкали тонкостями военной науки, но как того и опасались Жуковский и Мердер, он гораздо меньше интересовался артиллерией и фортификацией, нежели всевозможными подробностями жизни солдат. Блеск парадов затмевал в его глазах суть военного искусства. Ему, обвешанному галунами и медалями, больше импонировало быть салонным офицером, чем воинским начальником. Его отец обратил на это внимание и сказал Мердеру: «Я замечаю, что Александр не проявляет должного рвения в изучении военных наук. Он должен быть солдатом в душе, иначе в наш век его ждет незавидная судьба. Мне кажется, его занимают лишь внешние атрибуты воинской службы». Мердер тут же заверил императора, что под его руководством царевич станет «рыцарем без страха и упрека».