Александр Блок - Страница 159
Спасибо за хлеб и яйца. Хлеб — настоящий, русский, почти без примеси, я очень давно не ел такого».
В середине июня состояние больного резко ухудшилось. Сохранилась записка доктора Пекелиса: «По моей инициативе была созвана консультация при участии проф. П. В. Троицкого и д-ра Э. Л. Гизе, признавших у больного наличие острого эндокардита, а также и психостении». Было решено увезти Блока в санаторию в Финляндию. Горький взялся хлопотать о разрешении на выезд за границу поэта и его жены. Разрешение пришло уже после смерти Блока. Последние недели жизни больной страдал невыносимо. Лежа он задыхался, а сидячая поза была мучительна из-за боли во всем теле. К. Чуковский пишет: «Умирал он мучительно. Сердце причиняло все время ужасные страдания, он все время задыхался. К началу августа он уже почти все время был в забытьи, ночью бредил и кричал страшным криком, которого во всю жизнь не забуду… Отпуск (в финляндскую санаторию) был подписан, но 5 августа выяснилось, что какой-то Московский отдел потерял анкеты и потому нельзя было выписать паспортов».
«За месяц до смерти, — сообщает М. А. Бекетова, — рассудок больного начал омрачаться. Это выражалось в крайней раздражительности; удрученно-апатичном состоянии и неполном сознании действительности. Бывали моменты просветления, после которых опять наступало прежнее. Лекарства уже не помогали… Слабость достигла крайних пределов».
За четыре дня до смерти из Луги была вызвана мать поэта.
В воскресенье 7 августа в 10 часов утра Блок скончался.
«Смерть очень изменила его черты, — пишет Э. Голлербах. — Общий облик остался тот же— благородный, скорбный, сосредоточенный. Голова была коротко острижена, резко обозначились мышцы носа, казавшегося огромным. Блок сильно исхудал и осунулся во время болезни».
Десятого августа Блока хоронили: до Смоленского кладбища литераторы несли на руках его открытый гроб, засыпанный цветами. Среди них был друг и духовный брат поэта— Андрей Белый. За гробом шла огромная толпа. Никто не говорил речей на могиле. Поставили простой, некрашеный крест и положили венки. О похоронах Блока пишет. Евг. Замятин: «Синий, жаркий день десятого августа. Синий ладанный дым в тесной комнате. Чужое, длинное, с колючими усами, с острой бородкой лицо — похожее на лицо Дон-Кихота… Полная церковь Смоленского кладбища. Косой луч наверху в куполе, медленно опускающийся все ниже. Какая-то неизвестная девушка пробирается через толпу к гробу — целует желтую руку — уходит».
«Лет через десять, — рассказывает В. Рождественский, — таким же летним вечером я зашел на Смоленское кладбище. Мне хотелось отыскать могилу Блока. Найти ее удалось не без труда. Вся она заросла густой и сочной травой. Около висели увядшие стебли кем-то недавно принесенных цветов. На одном из крыльев креста слабо чернели полусмытые дождями какие-то стихотворные строчки… Я подошел ближе к покосившемуся кресту и при последних лучах с трудом разобрал две карандашных строчки:
Кончено 7 августа 1945 — в день смерти Блока.