Алчность - Страница 61

Никто женщине ничего не сделал, значит, она должна сама что-то сделать над собой, она должна что-то принять, с хорошей дозой алкоголя, великолепного красного вина, что-то вроде vino classico, это полезно. Одного бокала в день достаточно, чтобы продлить жизнь. Но нет, спасибо, это уже лишнее! Вначале женщина красиво оденется и уложит волосы на голове ещё раз сначала и по порядку, так, теперь помада, тени для век, тушь для ресниц. Сходить в туалет, только после этого надеть шёлковые трусики, подходящие к сорочке, которая уже надета и которую мы тоже купили. Прежде чем пустить себя в расход, мы потратим много денег на красивое бельё. Даже женщины, подобные отвесным скалам, потому что на них нельзя приземлиться, размягчаются, как бельё, под действием всемогущего средства, один колпачок которого надо вылить в последнюю ванну (единственный, кто действительно нежен с нами!). Но если водрузить этот колпачок на голову, вид у нас будет дурацкий и по ушам потечёт. Ага: вот вы смотрите на себя пустыми глазами, и то, что вы видите, вам не нравится? Почему вам не нравится? Итак, я думаю, решение этой клавишницы, лишь слегка коснувшейся жизни, да, вот этой самой, она только что опять обожгла пальцы, решение принято правильно. Где записка, в которой мы всё написали собственноручно, где стеклянный флакончик, который мы специально выкрали из шкафчика в ванной нашей собственной подруги, у которой была эпилептичная собака, которая теперь тоже уже сдохла? Нам не нужно об этом спрашивать, потому что мы всё время об этом знали. Это средство — фенилбарбитурат, причём чистая субстанция, — с которым ветеринарные фармакологи элегантно обошли закон о наркотических средствах, кстати вполне легально, кстати, ну, не вполне, в руках опытного ветеринара это средство может творить чудеса, а в наших руках оно может сотворить только пепел, что не трудно, это может любая сигарета; кража не была легальной, нет, это было безобидное мелкое воровство ради пропитания, не наказывать же нас за него после смерти, ведь это было бы уже излишне! Флакончик с таблетками поднесён ко рту, таблетки постепенно проглочены, алкоголь вливается внутрь упоительно и успокоительно, нет-нет, это не больно, не бойтесь, жидкость весело догоняет и засаливает кругленькие штучки, которые сползают по глотке вниз, оп — ля. Почему жизнь вдруг становится такой весёлой? Всегда приходится бросать на самом интересном месте, роптал ребёнок, появляясь в дверях и плетясь к пианино, тоже клавишник, но ему ещё нужно как следует натрогаться этих клавиш, а то получит, да ещё и нужных клавиш. А то получишь! Так точно, вы нее слышали: садись играй! Всё ему мало. Звучит любимая музыка. Уж если уходишь, так сделай это со всеми удобствами, да? Обувь должна быть расхоженной, ведь путь долгий. Какая разбалованная, а мы и не знали, она вдруг становится как штемпель, которому лишь бы скорее где-нибудь отпечататься, мы как нарочно подгадали в такой момент, когда уже и встать не можем, чтобы посмотреть со стороны на наш собственный оттиск. Ну ладно, хоть что-то от нас останется, как хорошо. Ну, тогда мы выскажемся прямо здесь, где улеглись, не важно: это был не просто мужчина, это был МУЖЧИНА всей моей жизни, единственный мужчина, которого я действительно люблю, всех других мужчин я всегда сравнивала бы с ним. Он получит и всё моё земное владение, а именно этот дом и всё, что в нём есть, нет, меня нет, меня он может предварительно спровадить, погребение уже оплачено, могила заказана. Он получит всё, что останется, правда, мне досталось это красивое новое шёлковое платье эта сияющая рыжеватая краска на моих волосах и бордо в этом стакане, всё это стоило дорого, может, он рассердится на меня за эти траты, ведь теперь уже всё принадлежит ему; мои лучшие чёрные туф ли-лодочки, которые я, правда, пару раз надевала и которые кому-нибудь из публики оперы и концертов, может быть кому-нибудь из вас, дорогие дамы и господа, окажутся знакомы, если вам случалось, как и мне, легко впадающей в краску, смущённо опускать глаза долу, потому что трубач при вступлении пустил петуха. Я бы с удовольствием упала на пол, как этот фальшивый звук, но я уже лежу в кровати и больше не могу подняться. Я больше не выйду. Мой телефон яла — блокировала, как знать, что бы я могла ещё учинить. Вдруг бы я решила вызвать неотложку и с улыбкой смущения виновато попросила о спасении, но теперь им уже не спасти меня. Мне легче умереть, чем выбиться из такта и выйти из ряда вон, чтобы сказать: да взгляните же вы на меня, вот она я, неужто мне нужно проглотить горящую лампочку, чтобы вы меня наконец заметили? Уж лучше я проглочу этот компонентный клей, который и через тридцать лет ещё можно будет обнаружить в моём костном мозге, если кому-нибудь взбредёт в голову через тридцать лет в нём ковыряться. Никто никогда не докапывался во мне до дна, которое, впрочем, не глубже ванночки для ног. Нет никого, кто бы открыл мне рот и удалил оттуда ядовитые штучки — необычный, но иногда применяемый способ оживления. Женщина. Она не похожа на труп, она похожа на спящую, я бы сказала, что это спящий труп, очень даже привлекательный после смерти, которая разглаживает всё; так высоко котироваться можно ещё только после смерти от кровопотери. Но тогда, пожалуй, становишься мертвенно-бледной или что-то в этом роде. Скоро минует фаза пробуждения, поскольку пробуждения больше нет. Так, теперь всё. Глаза больше не откроются, чтобы кто-нибудь посторонний не попытался по ним читать. Теперь вы понимаете, почему в мире сказок и сказаний долговременный сон персонажей так часто оказывается мудрёным, скрытым способом жизни — причина в видимости. У нас есть выбор: пасть смертью храбрых, упасть замертво, преставиться или умереть. Не тревожьтесь, она лишь спит, старая девочка, без поцелуя соизволения, но с заверенным волеизъявлением в конверте рядом с собой на подушке. Она хорошо держала свою собственность, эта маменькина дочка, и правильно делала, собственность теперь может уйти. Никто не станет ждать с часами в руках перед дверью, когда она придёт домой. Она бы и рада, по мне так и пусть, попасть в другие руки, потому что и собственности иногда хочется разнообразия. Вот по женщине проходит дрожь, я в последний раз окликаю её по имени, о, я только сейчас его вспомнила, а может, никогда и не знала, оно здесь где-нибудь стоит, а? — мне было только поручено ею написать всё это. Осторожно, сейчас придёт сон, будьте спокойны, слово всё ещё у меня, вот сон случится в дверь, целеустремлённо проходит сразу к мозговому стволу, карабкается по нему вверх, чтобы сначала настроить на свой лад психологическую готовность. Приходит сладкий сон, входит прогулочным шагом. Все молчат, звенит звонок, начинается урок, кто хочет к доске? Никто? Ну, тогда пусть за меня говорит химия, а она говорит: депрессия дыхания до полной остановки, слабость кровообращения до полного отказа (понижение температуры и затухание работы почек до энурии, отсюда и имя Барбара-Энури). Ладно, пусть. Не наше дело заниматься пятнами на постели, запоздалым и невезучим брачным платьем, и символ «умирающее сердце» на ЭКГ будет сам по себе, а умершее сердце само по себе. Зависимости от медикаментов не зафиксировано, да в наши дни она была бы необычной, ведь эти средства тотально вышли из моды. Не может быть никакой причины, вынуждающей прописывать эти средства беременным, пожалуйста, и вы не делайте этого, если вы врач. Кто ж кого вынуждает. Даже юбку носить вместо брюк нельзя никого принудить. Женщина падает в ноги перед собой самой, но кровать ей этого не позволяет, да и платью положено падать лишь живописными складками. Останки оставят на кладбище, но лучшее, что в ней было, останется здесь, оно осязаемо, — это кирпич, стекло, бетон, сталь и гипс. Больше ничего. Смешно, что чирикают птички или что один подносит другого к устам, но тот по усам течёт, а в рот не попадает.

Несчастный случай.