Алчба под вязами - Страница 4

Питер (осклабился). Она у тебя первая?

Ибен (сердито). Не твое дело. (Пауза). Я про него думаю. Вот чую, что он близко, что скоро тут будет – так чуешь, что вот-вот тебя лихоманка скрутит.

Питер. Рано еще.

Симеон. Как сказать. Он бы рад застать нас в постели, чтобы лишний раз придраться да облаять.

Питер автоматически встает, Симеон – тоже.

Питер. Нну, пора на работу.

Оба автоматически идут к двери. Потом спохватываются и разом останавливаются.

Симеон (ухмыляется). Дурачина же ты, Пит, а я и того пуще! Надобно показать ему, что у нас с им все покончено.

Опять садятся. Ибен изумленно смотрит то на того, то на другого.

Симеон (ухмыляется Ибену). Мы таперя, что твои птицы небесные.

Питер. Не сеем, не жнем!

Симеон. Таперя ты единственный владелец – пока он не возвернется – ты ведь этого хотел. Но ты же и единственный работник.

Ибен (с волнением и восторгом). Стало быть, подпишете?

Симеон (сухо). Может, и подпишем.

Питер. Может, подпишем.

Симеон. Мы думаем. (Тоном приказа.) Шел бы ты работать.

Ибен (странно взволнован). Это опять маманина ферма! Она моя! Коровы мои! Я моих коров доить буду, пока пальцы не отвалятся!

Уходит в дверь в задней стене, братья равнодушно смотрят ему вслед.

Симеон. Весь в папаню.

Питер. Две капли воды!

Симеон. Пущай собаку собака и сожрет!

Ибен выходит через парадную дверь и огибает угол дома. Брезжит рассвет. Ибен становится у ворот и осматривает все горящим взором обладателя. Взглядом, полным вожделения, он как бы вбирает в себя всю ферму.

Ибен. Красота-то какая! Красота-то! И все – мое! (Внезапно смелым рывком откидывает голову и смотрит в небо жестким, вызывающим взглядом.) Мое, слышишь ты? Мое!

Поворачивается и уходит в сторону сарая. Братья закуривают трубки.

Симеон (кладет ноги в грязных сапогах на стол, качается на стуле и вызывающе попыхивает трубкой). Нну, хоть разик пороскошествуем.

Питер. Ага. (Следует его примеру.)

Пауза. Оба бессознательно вздыхают.

Симеон (неожиданно). А ведь Ибен не умеет доить, как следовает.

Питер (фыркает). У него не руки, а копыта!

Симеон. Достань-ка оттудова кувшинчик! Давай тяпнем. А то чтой-то скучно.

Питер. Это да!

Достает кувшин и два стакана, они разливают виски.

За золото в Калифорнии!

Симеон. И чтоб нам его сыскать!

Они пьют, дымят, потом вздыхают и снимают ноги со стола.

Питер. Чтой-то не пьется.

Симеон. Не привыкши с утра-то.

Пауза. Ими овладевает сильное беспокойство.

Питер. Чтой-то душно в кухне.

Симеон (С крайним облегчением.) Пошли подышим воздухом.

Быстро встают, выходят через дверь и, обогнув дом, останавливаются у ворот. С немым восхищением смотрят на небо.

Питер. Красиво!

Симеон. Ага. Таперя золото – на востоке.

Питер. Солнышко-то вместе с нами на Золотой Запад пойдет.

Симеон (оглядывает ферму, сжимает губы, не в силах скрыть чувство). Нну… Может это наше последнее утро тут.

Питер (так же). Ага.

Симеон (топает ногой о землю и с отчаянием говорит земле). Нну, я тридцать лет моих в тебе закопал, в тебя покидал – кровь и плоть и пот, все сгнило, пуще всякого навоза тебя удобряло! Вот кем, черт подери, я для тебя был!

Питер. Ага! Я тоже!

Симеон. И ты тоже, Питер. (Вздыхает, затем плюет.) Нну, чего тужить, назад не возвернешь.

Питер. А на Западе золото – может, и воля. А тут мы – рабы каменных стен.

Симеон (вызывающе). Больше не рабы – и никогда рабами не будем. (После паузы, с беспокойством.) К слову о рабах, как-то Ибен там управляется?

Питер. Видать, управляется.

Симеон. Может, пособить ему – один-то раз?

Питер. А что ж. Коровы нас знают.

Симеон. И любят. А его мало знают.

Питер. И лошади, и свиньи, и куры. Они его мало знают.

Симеон. А нас-то знают и любят – мы им, ровно братья родные! (Гордо.) Нешто не мы их растили да холили?

Питер. А таперя бросаем.

Симеон (уныло). А я и позабыл. (Решительно.) Ну-ка, давай пособим Ибену, сон и пройдет.

Питер. Это можно.

Собираются идти в коровник, когда с той стороны быстро вбегает взволнованный Ибен.

Ибен (задыхаясь). Нну, они тут! Старый осел с бабой! Я из сарая видел. Они внизу у поворота.

Питер. Как ты разглядел? Далеко ведь.

Ибен. Нешто же я не вижу так же хорошо, как он – плохо? Нешто не признаю таратайку да кобылу, да то, что сидят там двое? Кто же еще? Да ведь я говорил вам, что чуял это! (Его передергивает, как от зуда.)

Питер (сердится). Нну, пущай сам и распрягает!

Симеон (тоже сердится). Давай-как поторопимся, соберем барахло да и дадим ходу, потому как он близко. После того, как он возвернется, я и шагу на порог ступить не желаю.

Идут за угол дома, Ибен – за ними.

Ибен (нетерпеливо). А подпишете?

Питер. Попервоначалу покажи деньги старого скряги, а там и подпишем.

Братья, топая, идут наверх укладываться. Ибен появляется в кухне, бежит к окну, выглядывает, возвращается и поднимает половицу под плитой, откуда вынимает брезентовый мешочек, который кладет на стол, и возвращает половицу на место. Через мгновение появляются братья. Они несут старые ковровые саквояжи.

Ибен (начеку, кладет руку на мешочек). Подписали?

Симеон (показывает бумагу). Ага. (Жадно.) Деньги тут?

Ибен (высыпает кучку двадцатидолларовых золотых). Ага. Золотые двадцатки, всего тридцать штук. Сочтите-ка.

Питер (считает, складывая столбики по пять монет). Шесть сотен. (Кладет монеты в мешочек и тщательно прячет его за пазуху.)

Симеон (протягивает Ибену бумагу). На.

Ибен (бросает на бумагу взгляд, аккуратно складывает ее и прячет за пазуху; говорит признательно). Спасибо.

Питер. И тебе спасибо.

Симеон. Мы тебе к Рождеству самородок пришлем.

Пауза. Они смотрят друг на друга.

Питер (неловко). Нну… Мы пошли.

Симеон. Выйдешь во двор?

Ибен. Нет. Я тут чуток погожу.

Новая пауза. Братья неуклюже подвигаются к двери, затем поворачиваются и застывают.

Симеон. Нну… Прощевай.

Питер. Прощевай.

Ибен. Прощевайте.

Они выходят. Ибен садится к столу, лицом к плите, и достает бумагу. Смотрит то на бумагу, то на плиту. На его лице, озаренном через окнотонким лучом солнца, застыло выражение транса. Губы его шевелятся. Братья подходят к воротам.

Питер (смотрит в сторону сарая). А вон он – распрягает.

Симеон (посмеиваясь). Ух, и взъерепенится!

Питер. А вон и она.

Симеон. Давай обождем да поглядим, что у нас за новая мамаша.

Питер (осклабился). И облаем его на прощанье!

Симеон (ухмыляясь). Пошутковать охота. В голове легко и в ногах легко.

Питер. И у меня. Ржать охота, покудова животики не надорвешь.

Симеон. От выпивки, что ли?

Питер. Не-а. Ноги так и зудят, охота идти да идти, да прыгать да еще…

Симеон. Плясать? (Пауза.)

Питер (недоумевая). Ни на что не похоже.

Симеон (его осенило). Видать, это потому как занятиям конец. Каникулы в школе. Первый раз мы свободные!

Питер (ошеломлен). Свободные?

Симеон. Уздечка порвалась, хомут лопнул, забор сломался, каменные стены полетели! А таперя-то мы ка-ак припустим по дороге!

Питер (сделав глубокий вдох, говорит тоном оратора). А кто захочет эту вонючую ферму, пущай берет на здоровье. А нам ее не надобно!

Симеон (снимает ворота с петель, берет створки под мышку). И нету больше ворот – ни открытых, ни закрытых, никаких!