Алчба под вязами - Страница 13
Эбби. Ибен! Эфраим! (Дергает Кэбота за руку, которой тот душит Ибена.) Пусти, Эфраим! Ты его задушишь!
Кэбот отнимает руку и швыряет Ибена вбок. Тот, задыхаясь, растягивается во весь рост на траве. Эбби с криком опускается возле него, пытаясь положить его голову себе на колени, но он ее отталкивает. Кэбот смотрит на них сверху вниз со свирепым торжеством.
Кэбот. Да ты, Эбби, не пужайся, я его убивать не хотел. Не стоит из-за его на виселицу идти – черта с два! (Все с большим и большим торжеством.) Семьдесят шесть, а ему и тридцати нету – и гляди-ка, до чего дошел, когда подумал, будто с отцом легко справиться! Нет, как перед Богом, не легко! А того, что наверху, выращу так, чтобы на меня похожий был! (Поворачивается, собираясь их оставить.) А я так в дом пойду – петь, плясать да веселиться!
(Всходит на крыльцо, затем оборачивается, осклабляясь до ушей.) Полагаю, у него на это кишка тонка, но коли, Эбби, он тебе дерзить учнет, так ты только кликни. Я мигом прибегу и, клянусь Отцом Предвечным, перегну его через колено да задам розгачей! Ха-ха-ха!
Смеясь, Кэбот входит в дом. Через мгновение изнутри доносится его громкое «Ух ты!»
Эбби (нежно). Ибен. Больно тебе?
Ибен (задыхаясь). А иди ты… к черту.
Эбби (не веря своим ушам). Да это я, Ибен – Эбби. Нетто не узнал?
Ибен (смотрит на нее горящими от ненависти глазами). Ага… Узнал – таперя! (И внезапно сламывается, тихо рыдая.)
Эбби (перепугана). Ибен… да что с тобой… чего это ты на меня глядишь, ровно бы ненавидишь меня?
Ибен (бешено, рыдая и задыхаясь). И ненавижу! Курва ты поганая, лиса продувная!
Эбби (в ужасе отшатывается). Ибен! Да ты сам не знаешь, что говоришь!
Ибен (с трудом встает на ноги и, следуя за нею, говорит тоном обвинителя). Ты вся – сплошная лжа! Ни словечка правды я от тебя не слыхал ни днем, ни ночью с той поры, как мы впервой… А ты все талдычила, будто любишь меня…
Эбби (неистово). И вправду люблю!
Берет его за руку, но он ее руку отбрасывает.
Ибен (не желая ничего слушать). Обдурила ты меня! Подло, паскудно обдурила – этого и добивалась! Все это время ты только и делала, что шельмовскую, сволочную игру свою со мной играла – склоняла меня с тобой переспать, а ему так сказать, будто сын – евоный, да уломала его ферму тебе оставить, а я пущай пыль дорожную жру, коли ты ему сына родишь! (Смотрит на нее взором, исполненным смятения и муки.) В тебе, видать, нечистый сидит! Не по-человеческому такой гадиной быть!
Эбби (ошеломлена, тупо говорит). Это он тебе сказал?…
Ибен. Нешто неправда? Таперя всякая твоя лжа зряшной будет.
Эбби (умоляюще). Ибен, послушай – ты должен послушать… это давно случилось, когда промеж нас с тобой ничего еще не было… ты мной гнушался, к Мин идти хотел – а я тебя уже любила… и этакое сказала тебе в отместку!
Ибен (не слушает, говорит мучительно и страстно). Издохнуть бы тебе! Да и мне с тобой вместе, прежде чем до этого дошло! (В бешенстве.) Но и я тебе той же монетой отплачу! Помолюсь, чтобы маманя возвернулась мне пособить да на тебя с им наложила бы проклятье!
Эбби (надломленно). Не надо, Ибен! Не надо! (Плача, бросается перед ним на колени.) Я тебе дурного не желала! Ты уж прости меня, ладно?
Ибен (как будто не слышит ее – свирепо). Ужо я со старой вонючкой разделаюсь – да и с тобой! Я ему всю правду поведаю насчет сыночка, из-за которого он гоголем ходит! А потом оставлю вас тут жизнь друг другу отравлять – и маманя станет к вам по ночам из могилы приходить, а я так отправлюсь к Симу и Питеру в Калифорнию – за золотом!
Эбби (в ужасе). Да ты нешто… бросишь меня? Нет, ты это не можешь!
Ибен (со свирепой решимостью). Говорю тебе, что отправлюсь, а как разбогатею, то возвернусь и учну с им судиться за ферму, что он у меня оттягал, а вас обоих по миру пущу – побирайтесь да дрыхните в лесу – с сыночком вашим вместе – и околевайте с голодухи!
Эбби (содрогаясь, кротко). Он ведь и твой сын, Ибен.
Ибен (в мучениях). Вовсе бы ему на свет не родиться! Помереть бы ему сей минут! Глаза бы мои его не видели! Это он – когда ты его родила, чтобы все у меня отнять, – это он все переменил!
Эбби (мягко). А ты верил, что я тебя люблю – прежде, чем он родился?
Ибен. Ага – осел безмозглый!
Эбби. А больше не веришь?
Ибен. Кому – врунье, воровке? Ха!
Эбби (содрогается, затем кротко говорит). А раньше ты и вправду меня любил?
Ибен (сломленно). Ага – а ты меня морочила!
Эбби. И теперь ты меня не любишь!
Ибен (бешено). Говорю тебе – ненавижу!
Эбби. И ты вправду на Запад собираешься, а меня оставишь – всё потому, что он родился?
Ибен. Утром уйду – или пущай меня гром разразит!
Эбби (после паузы, с жутким холодным напряжением). Ежели он такое мне сделал, когда родился, – любовь твою убил – тебя у меня отнял – тебя, радость мою единственную – что рай, эта радость мне была – краше рая, – тогда и я его ненавижу, хотя ему и мать!
Ибен (сгоречью). Враки! Ты его любишь! Он тебе ферму добудет! (Сломленно.) Да не только в ферме дело – по крайности, сейчас, – а в том, что ты меня обманывала – вызвала к тебе любовь – врала, будто меня и сама любишь – лишь бы сын твой ферму у меня отнял!
Эбби (в исступлении). Не отымет! Скорее убью его! Я и вправду тебя люблю! Я докажу…
Ибен (резко). Еще врать – пустое дело. Слов твоих уши мои больше не слышат! (Отворачивается.) Больше не увидимся. Прощевай!
Эбби (бледная от страданий). И ты не поцелуешь меня – хотя бы разик – после всей-то нашей любви?
Ибен (жестким голосом). Ни за что! Я вопче забыть хочу, что хоша раз тебя видел!
Эбби. Ибен! Ты не должен… погоди малость… хочу тебе сказать…
Ибен. Пойду внутрь и напьюсь. И попляшу.
Эбби (вцепившись ему в руку – со страстной настойчивостью). Кабы я только могла… кабы он промеж нас не стал… доказать бы тебе, что ничего у тебя отымать я не хотела… чтобы все меж нами стало по-прежнему, опять мы друг друга любили бы, целовались бы, счастливыми были бы, как до его… кабы я доказала – ты бы сызнова меня полюбил, правда? Ты бы меня больше не оставлял, правда?
Ибен (растроган). Видать, что так. (Затем стряхивает ее руку со своей и говорит с горькой улыбкой.) Но ты ведь не Господь Бог!
Эбби (ликуя). Помни, ты обещал! (И по-странному напряженно.) Может, я хоть одно смогу разделать, что Бог сделал!
Ибен (всматривается). Тронулась ты, что ли? (И, направляясь к двери, говорит.) Пойти поплясать.
Эбби (напряженно кричит ему вслед). Я тебе докажу! Докажу, что люблю тебя пуще…
Ибен входит внутрь, как будто не слыша ее. Она стоит как вкопанная и смотрит ему вслед. Затем с отчаянием договаривает:
…пуще всего на свете!
Сцена третья
Утро, вот-вот рассветет. Видны кухня и спальня Кэбота. В кухне, уткнув подбородок в ладони сидит Ибен, его осунувшееся лицо ничего не выражает. Рядом с ним на полу стоит его ковровый саквояж. В спальне, тускло освещенной ворванью в маленьком светильнике, спит Кэбот.
Эбби нагнулась над колыбелью и вслушивается, лицо ее исполнено ужасом, но угадывается в нем также смесь отчаяния и торжества. Внезапно она не выдерживает и рыдает, как будто собираясь упасть на колени возле колыбели, но старик беспокойно ворочается и стонет во сне, поэтому она сдерживается, отходит, съежившись, от колыбели с жестом, выражающим ужас, быстро пятится к двери и уходит. Через мгновение она появляется в кухне и, подбежав к Ибену, бурно обнимает и целует его. Он напрягается, остается безучастным и холодным и смотрит прямо перед собой.