Алая сова Инсолье 2 (СИ) - Страница 1

Алла

Когда мне на плечи опустился тяжелый, словно напитавшийся опасностью плащ, я не ожидала, что вместе с ним на меня накинут еще что-то. Наверное, это было заклинание.

Но ощущалось оно как внезапный приступ слабости и дезориентации, как груз на плечи и онемение.

Это было так страшно, что сознание почти отключилось от происходящего, сузилось в луч и могло осветить только маленький кусочек реальности.

Тот, где истекал кровью Хрюша. Эти люди пришли непонятно откуда и первым делом попытались убить одного моего друга, а потом добрались до Инсолье. Они что-то говорили, и я даже что-то отвечала, но эти слова ничего не значили.

Я не знаю, что там произошло, чужой плащ вместе с заклинанием обрушил на меня темноту, от которой я почти отвыкла рядом со своим невозможным спасителем. Единственные нити, что еще у меня остались, — это та едва заметная фиолетовая, которой мой невозможный спутник связал нас, и другая, алая, пульсирующая болью, по которой я тянулась к умирающему от удара меча другу.

«Живи! Живи, слышишь! Ты должен встать! Должен помочь Инсолье, не дай им его повесить!»

Это было последнее, что я смогла вложить в ту силу, которую перекачивала по алой нити. Отдала до донышка. И потеряла сознание. Позволила темноте затянуть себя, словно в трясину.

— Святая умирает! — услышала я на краю сознания. — Нужно к лекарям! Открывайте портал!

Когда я в следующий раз пришла в себя, то первым делом услышала тишину, какая бывает в пустой комнате. Запах лекарственных трав и, кажется, местного алкоголя.

Удивительно, но не было даже секундной заминки. Я четко помнила, что произошло. И поэтому страх навалился сразу, схватил за горло, скрутил дыхание в тугой узел.

Но я не могла ему поддаваться, пока не пойму, где я, где все, что происходит и куда меня унесли. И что с Инсолье!

Там, на поляне, некогда было думать. Хотя бы о том, что люди, которые нас нашли, говорили странные слова. Про то, как Инсолье меня обманул. Про то, что это он виноват в моей слепоте. И про то, что его…

Новый приступ ужаса едва не закончился тем, что меня вывернет наизнанку. Руки запутались в плаще, в который я все еще была завернута. Я отбросила его с яростью, словно тряпка в чем-то виновата, и попыталась встать с постели. Да, с постели. Значит, меня принесли в какой-то дом. Причем достаточно роскошный дом по местным меркам — перина была слишком, просто отвратительно мягкой. И белье слишком гладким.

Господи, я могу только надеяться, что Хрюша, чью вернувшуюся в русло жизнь я успела почувствовать, сумел как-то помочь и… и… А если нет?!

— Имран! — Дверь распахнулась, в комнату кто-то вошел, точнее, вбежал. И сразу кинулся хватать меня руками. — Имран, ты пришла в себя?

— Очевидно. — Губы онемели, говорить было трудно.

— Наконец-то, я так переживал! Мы думали, уже не очнешься! А когда ты начала задыхаться прямо как этот… ох, неважно!

— Где я?

— Ты в безопасности, в ордене! Теперь тебя никто не тронет!

Судя по голосу, это был тот же молодой мужчина, который отдавал команды там, на поляне. До этого момента я с ним не сталкивалась. И с удовольствием не встретилась бы никогда…

— Что произошло? — Вопросы надо было задавать осторожно. Потому что я — не Имран. И ничего не знаю про орден и про то, что за человек сейчас пытается меня снова укутать в свой плащ. Кстати, это неприятно. Поэтому чужие руки я отодвинула достаточно решительно, а потом и сама отстранилась.

— Прости! — тут же пошел на попятную мужчина. — Прости, я… я не успел. — В его голосе была настоящая боль. Но во мне сейчас не было даже капельки сочувствия. Только настороженное внимание на грани отчаяния. — Я искал тебя слишком долго и поздно понял, что сделал этот подонок. Не бойся, больше я не позволю…

— Где он? — кажется, это прозвучало резче, чем хотелось бы.

— Он? Филипп? Твой жених сейчас на собрании орде…

— Нет!

— Ты говоришь об этом предателе и лжеце? С ним наконец-то покончено, — быстро отрезал мужчина. И тут же снова залепетал, разговаривая будто с душевнобольной: — Имран, ты не виновата. Ни в чем! И Филипп это тоже понял, он раскаивался перед статуей единого три дня и три ночи, на коленях молил прощения за твою и свою душу.

И никто больше не упрекнет тебя в том, что человек, который наслал черный огненный шторм на братьев, сумел воспользоваться твоей слепотой и притворился кем-то другим. Мы все убедились, насколько искусно может играть роль друга эта тварь! Поверь…

— Подожди. — Я жестом остановила этот поток информации, а потом не выдержала и сжала пальцами виски, чтобы голова не взорвалась. — Подожди… ты имеешь в виду, что…

— Ох… прости еще раз, я понимаю, какой это для тебя удар. Ты ведь всегда верила людям. Но теперь все позади! Теперь ты сможешь…

— Не смогу. — Мне пришлось опереться на его руку, чтобы спустить ноги с кровати и встать. Я пошатнулась, но удержала равновесие и попыталась двинуться в ту сторону, где слышала открывшуюся дверь. — Я должна идти.

— Но… подожди, куда идти? Имран, тебе не надо никуда уходить, ты вернулась домой!

— Нет. — Я покачала головой и, тщательно подбирая слова, начала говорить: — Я вас не помню. Я вас не знаю. Я не помню ничего. Мне надо уйти, мне здесь не нравится.

Очень надеюсь, что амнезия — хорошее объяснение. Потому что я понятия не имела, что это за человек, смутно догадывалась, чего ему и всем остальным от меня нужно, и совсем не хотела притворяться, что знаю их всех.

— О пресветлый владыка, неужели все зашло настолько далеко! Имран, да подожди ты! Пожалуйста, не надо, сестренка!

— Я не Имран. Вы ошиблись. — Вот, даже ни капельки лжи. Другое дело, что поняли меня совсем иначе, впрочем, я этого ожидала.

— Неужели еще одно проклятие? — перепугался мужчина. — Тварь! Какая же он тварь! Ну ничего, он еще познает все муки мертвого мира! Лично обеспечу.

У меня перехватило дыхание. Но не только от слов незнакомца, а потому, что именно в этот момент я вдруг почувствовала слабый отклик алой нити, той, что связывала меня с «кадавром», как говорил Инсолье.

— Он жив?!

— А? Нет-нет, что ты, сестра. Это я образно. Эта падаль мертвее всех мертвых. Тебе незачем больше о нем думать, Имран!

Я старалась не слушать его, слушала другое. Но все равно внутри все сжалось от страха. Нет, от настоящего ужаса. А потом от Хрюши по алой нити прошло какое-то чувство… от которого мне стало еще хуже.

Потому что это было чувство вины.

Инсолье

Интересно, почему они всегда в первую очередь бьют по морде? Не по ногам, даже не по груди — в хлам разбивают лицо? Причем хорошо так разбивают, ломая челюсть латной перчаткой.

Пришлось даже выплюнуть несколько зубов. Представляю, какой я теперь красавец — призраки и те испугаются.

— А теперь я спрошу еще раз. — Плащеносный ублюдок медленно вытирал платком свои окровавленные кулаки. — Как снять с нее проклятие?

— Умаю, — промямлил я, сплевывая на пол кровь. — Уиц оплелый.

Одно преимущество в этом есть: можно материть их так, что они даже не поймут. Главное — интонацию правильно подобрать.

— Что? Говори нормально!

— Ы ыдиоу! Ы э элюсть ыломал. И убы. Убов не!

— С-скотина! — в ярости рявкнул паладин, а потом меня скрутило такой болью, что я не сдержался и заорал в полный голос, срывая голосовые связки.

А когда оторался, смог-таки открыть заплывшие от синяков глаза и сморгнуть. Даже сломанной челюстью на пробу подвигал и покосился на грязный каменный пол. Ага. Вон мои зубы, точно выбили. А потом вырастили новые, с-с-с… спасибо большое! Точнее, еще не вырастили, теперь ночь, не меньше, будет все дико ныть, пока восстанавливается. Матрицу исцеления он в меня швырнул, падла алая, и обезболить не потрудился, гад.