Алайцы на Айгоне (СИ) - Страница 22

– Бросай свое огненное копье! – глухо заорал из под маски Одинокий Ворон.

Динга словно окаменел, не успевая осмысливать происходящее. Конус настиг беглеца и в следующее мгновение повернул уже в их сторону. На месте варвара остались лишь кровавые ошметки. В наушники ударил дикий визг Вин, наблюдавшей за происходящим из кабины «Дикобраза». Динга зачарованно смотрел на приближающее существо. Почти все основание конуса занимала круглая пасть, усаженная множеством зубов. Да, этот явно питается не светом! Он жал на гашетку, пока не звякнул опустевший магазин. Приспособленное для невесомости оружие практически не давало отдачи, поэтому было ощущение, что стреляешь во сне. Однако выпущенные пули нашли цель – конус потерял ориентацию, бешено закружился на месте и свалился за край обрыва.

Дикари возбужденно и радостно загалдели, но Динга уже заметил вдали целую стаю огромных серо‑желтых головастиков.

– Уходите вниз, я их задержу! – крикнул он Ворону и бросился к фургону. Вин смотрела на него сумасшедшими глазами. Похоже, что она так и не вышла из ступора. Динга повел «Дикобраз» задним ходом, прикрывая отступающий отряд. Проезжая мимо растерзанного пантианина, не удержался и взглянул, подавляя рвоту. Судя по кошмарным ранениям, у напавшей твари был необычайно сложный челюстной аппарат. Динга успел доехать до начала спуска и поставил фургон посередине сузившейся дороги. Похоже, что конусы этой разновидности не летали, а лишь совершали прыжки. Значит, они могут пройти только здесь.

Первый конус, таранивший «Дикобраза» в лоб, Динга переехал гусеницами; второго, пытавшегося протиснуться между фургоном и скалой, зажал и раздавил бортом. Потом островитянин развернул машину на месте, полностью перекрывая проход, и взлетел в блистер пулеметной турели. Вовремя! Один из конусов всё же перемахнул машину сверху. Двойной огненный пунктир развалил его пополам. Рассвирепевшие хищники кидались на фургон, точно акулы на кита, а Динга поливал и поливал их свинцом. Когда все кончилось, в глазах так и стояли извивающиеся щетинистые тела, сходящиеся в черных пастях кольца треугольных зубов. Уцелевшие конусы отступили в клубах пыли.

Динга оглянулся назад. Трое пантиан успели изрядно удалиться. Может, попытаться вернуть их назад? Он слишком поздно заметил новую опасность. Зеркально‑темное гладкое тело нового зверя имело обтекаемую каплевидную форму Перемещаясь длинными низкими прыжками, как и хищные конусы, он намного превосходи их по скорости. Динга успел только вдавить гашетки пулеметов. Удар поднял многотонный фургон в воздух. «Дикобраз» пролетел несколько метров и встал обратно на гусеницы, чудом удержавшись на самом краю обрыва.

Странно, что Динга не потерял сознание, хотя из‑за крови, залившей изнутри гермошлем, ничего не видел, пока не сдвинул погнувшееся забрало. И чуть не задохнулся… Пришлось до максимума отвернуть кислородный вентиль, чтобы в легкие попадала хотя бы часть живительного газа. Одна из бортовых панелей исчезла начисто, за ней распахнулась пропасть, куда фургон всё больше и больше кренился. Островитянин мигом выскочил с другой стороны через проем вылетевшей двери. Рядом не оказалось ни конусов, ни их каплевидного собрата. Сплюснутый ударом, словно консервная банка, «Дикобраз» жалобно заскрежетал и съехал еще немного вниз. Динга вспомнил о Вин, вновь подошел к двери и заглянул внутрь. Медичку, как всегда, угораздило стукнуться головой и лежать без сознания. Снова лезть в фургон не хотелось просто физически.

Пересилив себя, Динга осторожно протиснулся внутрь и, придерживаясь за покореженные стены, подошел к Вин, с усилением поднял ее на руки и направился обратно. Когда он был у самой двери, фургон заскрежетал с нарастающей силой. Пол под ногами стал заваливаться назад. Конечно, соображай Динга быстрей, бросил бы он белолицую дамочку, а сам успел бы выпрыгнуть наружу. Вместо этого островитянин последним усилием вытолкнул обмякшее тело Вин вперед. И тут же машина сорвалась в пропасть. Потерявший вес бортинженер закувыркался внутри летящего к земле фургона. За несколько секунд в его голове пронеслись обрывки неоконченных мыслей: безумная жалость к себе, горькая досада на последний поступок, перечеркнувший гордые мечты. И всё же в глубине сердца он чувствовал, что поступил правильно. Сорвавшийся «Дикобраз» достиг подножия Белой Скалы, и Динга умер.

Часть 3. Лугс

Обгоревшие деревья указывали вывороченными корневищами на эпицентр вчерашнего взрыва. Имперцы должны были быть довольны – «горячая зона» лучше всяких радиомаяков покажет им расположение места посадки. И уже не нужна стерилизация от местных форм жизни. Впрочем, имперский корабль и так собирался садиться на ядерных движках. Похоже, что капитан «Сайвы» только и ждал обещанной площадки. Бронеход не успел отъехать и на пару километров, как в тучах появилось светящееся пятно, а воздух задрожал гулом ритмичных ударов. По броне хлестнул горячий дождь, в испаряемых пламенем тучах открылся кусочек фиолетового неба. В нем парила двухцветная пирамида – темный треугольник на пульсирующем огненном основании. Корабль снизился, его уже можно было разглядеть. Приземистая серая черепаха. В струящимся от жара воздухе казалось, что корабль‑черепаха перебирает толстыми посадочными тумбами, как ногами. Потом имперец исчез в дымной туче, наполненной огненными сполохами. Туча всё росла, потом почернела и погасла, ракетный гул утих… Вот ведь расточительность – садятся на реактивной струе! Жгут тоннами привезенное топливо, нет, чтобы использовать даром здешнюю атмосферу. Хоть бы парашют какой раскрыли…

Имперский планетарный челнок назывался «Сайва не шутит». Странные же названия дают крысоеды своим кораблям. Такое же имя носила в Малую войну та самая гидроавиаматка, на которой служил наследник имперского престола. Тогда, почти сорок лет назад, летали на коробчатых бипланах из полотна и реек. Лугс, юный баронет и флай‑корнет, обнаружил авиаматку при прибрежном патрулировании. Вокруг громозкого корабля не было видно воды от уже спущенных бомбовозов. Хватило двух пороховых ракет, чтобы превратить это пропитанное парами бензина скопление пиломатериалов и мануфактуры в огромный плавающий костер.

На следующий день ему прислали из столицы шпагу с бриллиантами от герцога, а имперский разведчик сбросил на аэродром вымпел с исключительно вежливым вызовом на поединок. Под картелем стояли подписи всего цвета вражеской корабельной авиации, включая двух принцев императорской крови. Две недели он отдувался за всею эскадрилью, садился только, чтобы залить бензобак и перезарядить пулеметы, и тут же снова взлетал навстречу следующему поединщику. В конце концов, имперцы его простили, а вот свои – нет. Остаться в живых после доброй сотни воздушных схваток – такое везение способно навсегда отделить от соратников незримой стеной.

Однако хватит воспоминаний! «Сайва не шутит» стоит на земле, а значит, все обязательства перед имперцами можно считать выполненными. Лугс не собирался дожидаться, пока крысоеды вылезут из своего корабля. Пора было заняться тем, ради чего, собственно, он прибыл сюда – изучением Айгона. Планета, кстати, оказалась обитаемой. На обратном пути у испаренного вспышкой лесного озерца заметили сооружения бесспорно искусственного происхождения. Не заставили себя ждать и обитатели этих поваленных шалашей, с ходу открывшие враждебные действия против бронехода. Айгонцы выглядели совершенными дикарями, хотя, как ни странно, явно понимали опасность накрапывавшего сверху радиоактивного дождя, от которого укрывались под какими‑то прозрачными пленками.

Забавно, но кое‑что из первобытного арсенала представляло для «Котенка» реальную опасность. Речь шла, прежде всего, о метательных снарядах из горящей смолы. Большое количество таких огненных шаров, прилипнув к броне, могли привести машину к опасному перегреву. Растворившиеся среди зарослей фигуры дикарей в оптические приборы были практически не различимы, а инфракрасные прицелы давали сбои из‑за наведенной радиации. Стреляли вслепую, для острастки, короткими очередями. Если в кого и попали, то случайно. Чтобы не привести за собой толпу агрессивных туземцев, «Котенок» сделал несколько кругов по радиоактивному лесу, пока не оторвался, наконец, от преследователей. Единственным трофеем оказался застрявший в надгусеничной фаре обломок копья с зазубренным костяным наконечником.