Аквариум. Геометрия хаоса - Страница 51

Что там говорить, я был впечатлён этой фразой. Говоря откровенно, концертный тур в поддержку альбома напоминал выход в космос, причём без какой-либо страховки. Поэтому неудивительно, что в ноябре 1989 года на пресс-конференции в МИДе Борис не смог (или не захотел) сдержать раздражения.

«Я не хочу никого ругать, но, когда мы ездили по городам, рекламы не было вообще, — заявил лидер “Аквариума” журналистам. — Приехав в город, мы подолгу не могли узнать, в каком клубе выступаем. В магазинах я не мог купить свою пластинку: её либо не завезли, либо она уже была распродана. Или на выступление в клуб не привезут тираж пластинок для продажи. Или привезут, но не мои».

Во время паузы Гребенщиков встретился с Троицким и признался, что не представляет, каким именно будет его возвращение домой. Он дал откровенное интервью и потом ещё раз поговорил с Артёмом в Ленинграде — для ориентированной на западный рынок книги Tusovka.

«В сентябре 1989 года БГ вернулся с Запада разочарованным, — писал впоследствии Троицкий. — Продажи его иностранных пластинок оказались ничтожными, и турне не стало триумфом, на который Борис надеялся. “Я так устал играть с сессионными музыкантами”, — сказал он при первой нашей встрече после возвращения, тем самым опровергнув мою остроумную реплику о нём в американском интервью: “Мы послали вам поэта, а взамен получили профессионала”».

К слову, на эпохальном концерте памяти Башлачёва в Лужниках Гребенщиков так и не выступил.

После полутора лет приключений Родина-мать встречала своего блудного сына настороженно, до конца не понимая, чего от него можно ожидать. Такой же была реакция и на пластинку Radio Silence, которую все лениво поругивали и так же лениво покупали. Борис, в свою очередь, смутно догадывался, что прилетел в совершенно другую страну. Можно предположить, что в его душе царили горечь и опустошение, которые он тщательно скрывал. Казалось, что лидер «Аквариума» вернулся из Америки «человеком мира» — с лицом странника, в изящных очках, модных твидовых брюках и с новыми зубами.

Модернистский имидж БГ я наблюдал осенью 1989 года на фестивале журнала «Аврора», куда съехалось около сотни рок-групп. По замыслу Житинского, это действо было приурочено к двадцатилетию Вудстока, а за микшерным пультом восседал великий Тропилло. Внезапно на деревянной сцене парка имени Кирова возник неанонсированный Гребенщиков, который, по слухам, должен был находиться где-то в Европе. Насладившись эффектом неожиданности, он спел в акустике несколько песен, толкнул речь про «массовую промывку мозгов» и быстро исчез.

Никого из его музыкантов мне идентифицировать не удалось, за исключением флейтиста Олега Сакмарова, которого я помнил ещё со времён какой-то уральской конференции. Там бородатый музыковед обратил на себя внимание роскошным докладом «Рок-н-ролл как зеркало русской революции», который венчала убийственная фраза в стиле «нечего на зеркало пенять, коли рожа крива».

«Моё первое свидание с Борисом организовала Людмила Харитоновна, с которой мы трудились в одной из консерваторских структур, — рассказывал мне Сакмаров. — Я явился на квартиру к БГ и первое, что услышал, была фраза: “Олег, я не смогу тебя принять, потому что у меня рушится жизнь”. За его спиной стоял страшный грохот, видимо у них с супругой шли очередные разборки. Через несколько дней он приехал ко мне в гости и оказался поразительным человеком. Мы обсуждали “Книгу Перемен” и вели беседу о семейных ценностях, которые до сих пор мне кажутся актуальными. Например, Гребенщиков комментировал песню “Сладкая N” и говорил, что это исключительно парадоксальный взгляд Майка, потому что женщинам, наверное, можно простить всё».

Надо признаться, что на практике это получалось не всегда. Вскоре Борис развёлся с Людмилой и начал встречаться… с женой своего басиста. В этом контексте мне симпатична позиция Гаккеля, который всегда утверждал, что женщины в истории «Аквариума» — это табу и на данную тему говорить нельзя. Другое дело, что для Сакмарова с Липницким границ в этом вопросе никогда не существовало, поэтому их мнения автоматически попадали в категорию «аутентичного фольклора».

«Жена Людмила могла вывести из себя каждого, и Бориса в том числе, — уверял Липницкий. — Она могла вывести из себя даже святого. И, находясь у меня в гостях, Люда настолько достала своего мужа, что тот взялся за ремень. В итоге ночью ко мне явилась делегация бабушек-балерин, которые стали упрекать меня в том, что в квартире мучают какое-то животное… Мол, такие из комнаты доносились звуки».

«Я дружил с семьёй Титовых и поэтому присутствовал при семейных разборках Бори, Саши и Ирины, — нехотя признавался Олег Адольфович. — Тогда у них много историй случалось, и со стороны это выглядело совершенно нелепо. Для Тита это была настоящая драма, поскольку он не понимал, что именно вокруг творится».

Неудивительно, что вскоре после окончания данной эпопеи басист «Аквариума» начал новую жизнь. Он выступал с группой «Турецкий чай», «Поп-Механикой», а также продюсировал дебютный альбом «Колибри». Кроме того, общаясь с журналистами, Титов стал целенаправленно критиковать бывшего друга.

«Музыку, как и ребёнка, обмануть нельзя, — откровенничал Александр в беседе с Житинским. — Последнее время в каждой песне, которую Боб приносил нам как новую, прослеживался набор гребенщиковских штампов… И в гармониях появились клише, которые он в предыдущие годы использовал. Как гитарист он ритмически очень слаб и знает только три-четыре способа игры на гитаре. И на этих приёмах стали строиться все новые композиции. Раньше он давал музыкантам больше воздуха и был меньшим авторитетом. И не так сильно, как в последние два года, затыкал людей на репетициях».

В тот период БГ всячески старался отмежеваться от «бытовых проблем». Он поселил Людмилу с сыном Глебом в новую квартиру на улице Белинского, но сам при этом оставался без жилья. В квартире на Софьи Перовской жить уже было невыносимо. Вместе с новой супругой Борис снимал комнату, о чём и написал песню «Королевское утро», которую я впервые услышал в парке имени Кирова: «Им не нужен свой дом — день здесь, а потом прочь, / Им достаточно быть вдвоём, вдвоём всю ночь».

«Знаете, у меня очень странная семейная ситуация, но при всей её странности эти люди сохраняют нормальные отношения, — говорил БГ в одном из интервью. — И каким бы безнадёжным ни казалось положение человека, если он сохраняет силу духа, то обязательно выстоит».

Теперь вернёмся к Сакмарову, которому предстояло сыграть немалую роль в новейшей истории «Аквариума». В своё время выпускник теоретико-композиторского факультета написал по просьбе Гребенщикова партитуры для альбома «Равноденствие». Несложно догадаться, что эта затея успехом не увенчалась — оказалось, что не все музыканты умели играть по нотам, да и учиться, кажется, не собирались.

Но Олег не отчаивался. На журналистском поприще дела у него шли куда веселее — «Ленинградская правда» опубликовала его развёрнутый анализ музыкальных структур «Равноденствия», от которого у Бориса, впервые столкнувшегося с выражением «гимническая природа альбома», прямо-таки опух мозг. Штудируя массу искусствоведческой литературы, Сакмаров вдохновлялся подвигами деятелей русского авангарда. Судите сами.

«Ночью после одного из рок-фестивалей я собрал грандиозную тусовку у своего друга Бориса Периля, — смеялся Олег Адольфович. — Там был суперсостав: Цой, Башлачёв, Кинчев, Задерий, Липницкий и весь “Аквариум”. Также туда приехал шведский консул с ящиком виски, а я пригласил красавиц-актрис из театра Комиссаржевской. Ещё там были музыкантские жёны, которые постоянно запирались в ванной с разными людьми. Меня всё это поразило своей невероятной свободой, поскольку я толком не знал, что такое рок-н-ролл, и затем целый день убирал за всеми блевотину».