Акванавты - Страница 16

Итак, возвратимся к исходной точке. Во время удара об эту самую скалу я думал о «равновесии». Чего-то с чем-то. Меня поразило совпадение собственных мыслей с загадочным содержанием передачи. В каком-то маленьком пунктике, в микроскопической детальке, но все же… «Я долго искала людей, я нашла, не покидайте меня, верните безличность, нет равновесия…» В этом, казалось бы, совершенно бессмысленном обращении мне слышится отчаянный призыв. А если попробовать расшифровать? «Я долго ждал вас, я дождался, теперь не покидайте меня; обреченный на одиночество, я потерял рассудок, утратив равновесие между человеческой сущностью и теми изменениями в психике, которые подарила мне враждебная пучина». Неплохо, совсем неплохо. Но как быть с включенной в текст безличностью? Ума не приложу… Как ни верти, а проклятая безличность никак не согласуется с тем, чего я, надеюсь, уже достиг, применив к этой детективной коллизии прославленную методику дедуктивного мышления. Не только не согласуется, но даже находится в противоречии. Н-да…

Манта мигнула прожекторами и подняла колонны света к зениту. Странно, кальмары никогда не атакуют сверху. На всякий случай я спустил предохранитель квантабера. Может быть, Манта почуяла кашалота? А что! Эти кишащие спрутами места вполне могут служить охотничьим угодьем для зубастых китов, глубина позволяет. Конечно, было бы интересно понаблюдать за подводной охотой кита, но как быть, если придется стрелять? Нет, лучше уйти, не буду никому мешать. Стрелять в теплокровное животное просто рука не поднимется: как-никак а все-таки мы родственники…

Я подозвал Манту, повесил ружья на трапецию и покинул террасу.

Голая угрюмая стена, кое-где покрытая сетью глубоких трещин, уходила в пропасть почти вертикально. Свет фары бледным пятнышком скользил по ее шероховатой, местами бугристой поверхности все ниже и ниже, в нескончаемую глубь. Мрачное однообразие…

Я сунул лезвие кирки в одну из трещин, отплыл подальше, чтобы свериться с компасом. Карбункул батиметра светился желтым огнем. Двухкилометровая глубина. Если батиальная карта не врет, где-то здесь должен находиться уступ. Может быть, ниже? Посмотрим…

Я вернулся за киркой. Из каменной щели вылез большой ярко-красный рак весьма симпатичной наружности. Я подергал его за усы — он погрозил мне зубастой клешней. Ладно, старик, извини. Просто я рад, что встретил тебя, мне здесь одному страшновато. Ухожу, ухожу. Вниз ухожу, туда, где раки зимуют. Ты случайно не знаешь, где раки зимуют?

Плавник тащил меня в глубину. Я чуть не прозевал предсказанный картой уступ, сплошь заросший губками, похожими на черные резиновые мячи.

Пока я осматривал этот странный «балкон», неизвестно как прилепившийся к отвесной стене, откуда-то приплыл чудовищный макрурус и очень недружелюбно поглядел на меня своими телескопическими глазами. Он обнюхал кирку, которую я протянул ему для предварительного ознакомления, и похлопал себя плавниками по огромному пятнистому животу. Макрурус, конечно, не акула, но его круглая собачья морда и оскаленная пасть с длинными загнутыми назад клыками никак не внушали доверия. Мне вдруг захотелось прогнать его ударом ласта, как собаку, — пшел, дескать, вон! Но, памятуя о повадках самонадеянных дворовых псов — клянусь, аналогия полная, — решил оставить рыбу в покое. Кирку я бросил на камень. Захвачу на обратном пути.

…«Балкон» остался где-то далеко наверху. Так далеко, что я боялся взглянуть на батиметр. Пока кристалл этого миниатюрного прибора сиял оттенками теплых цветов, я мог не обращать на него никакого внимания. Но если он начинал светиться зеленым… Я поднес руку к лицу. Да, он светился зеленым запретным огнем… Триста атмосфер давления, три километра глубины — «подвал», как говорят глубоководники, — предел погружения. Дальше человеку нельзя. Дальше опускаются трупы.

«Подвал» имеет три этажа. Их различают по цвету карбункула. Верхний — зеленый. Средний — изумрудно-зеленый. Нижний… Согласно спектральному ряду нижний должен быть голубым — кристалл батиметра даже на это рассчитан. Но те, кто видел его голубым, навсегда остались в пучине. Кроме тех, пятерых, — героев современной легенды. Легенды такой же странной, как и те обстоятельства, которые легли в ее основу.

Угрюмый вид голой скалы действовал мне на нервы. Изредка встречались большие темные трещины. Они уходили вниз почти вертикально и там, куда едва достигал свет прожекторов, давали начало гигантским расселинам. Я знал: в таких местах любят гнездиться кальмары. Прозондировать одну из щелей лучом? Луч осветил каменные внутренности мрачного коридора, за каждым выступом таилась черная тень. Кальмаров я не увидел, но рыбий инстинкт упрямо советовал: будь настороже.

Я вылез из щели и поплыл в открытый простор океана. Подальше от мрачной стены. Заблудиться я не боялся, Манта найдет дорогу назад: где-то вверху, на площадке добывающих агрегатов, непрерывно действовал ультразвуковой маяк.

Я долго плыл, не оглядываясь, словно торопился куда-то. Прожекторы Манты светили мне в спину. За пределами сильно разбавленного водой прозрачного светового конуса — кромешная темь, будто пространство замкнулось само на себя. Заботиться сейчас о направлении не имело смысла. Чем хаотичнее мое передвижение, тем лучше: больше шансов привлечь к себе внимание безумца. Неужели не «клюнет»?..

Глазу не на чем остановиться в этой водяной пустоте. Стоит чуть усомниться в достоверности своих ощущений — и ты мгновенно теряешь ориентировку в пространстве. Я усомнился, когда заметил, что Манта плывет за мной как-то совсем необычно, боком. Я понимал, что скутер здесь ни при чем, — потерял ориентировку я сам. Два такие фундаментальные понятия, как «верх» и «низ», превратились в ничто. Противно до головокружения.

Трудно поверить, но где-то в трех километрах отсюда находится дневная поверхность океана, и примерно на таком же расстоянии — дно. Меня окружала беспредельная вечная вселенская тьма, и не было ей ни конца, ни начала, не было вообще ничего, кроме тьмы. Хранимый в воспоминаниях мир солнечной суши казался счастливым сном и только. Он был далеко — быть может, на другой планете. Доведется ли снова увидеть его?

Я вынул нож и двумя пальцами взял кончик лезвия. Тяжелая рукоять указала мне направление к центру планеты.

Оказывается, это очень важно — знать направление к центру планеты. Теперь все стало на свои места. Я висел вниз головой над чернеющей бездной… И вдруг — по телу словно разряд нервного тока — в глубине, на одной вертикали со мной вспыхнул бледный конус луча! Нет, даже не вспыхнул — скорее возник, потому что это далеко, где-то на пределе видимости…

Луч, непонятно играя, кружил. Призывно мерцал удлиненной пластинкой тонкого льда. Фара? Очень похоже. И в то же время, как-то не очень… Вниз!

Луч описал дугу и погас. Мгновенно, как гаснет выключенная фара. Безумец! Стой! Ведь так мы никогда не сумеем настигнуть тебя и помочь! Я здесь уже, я рядом, быть может, это последняя твоя надежда!.. В ответ — летящая навстречу бездна мрака, иллюминированная горстью голубых огоньков. Быстрее вниз, быстрее — секунды решают все!

Когда уходишь вниз, пучина легко уступает. Горе тому, кто не сумеет вовремя остановиться…

Я сумел. Опомнился и выключил плавник. Взглянул на батиметр. Изумрудно-зеленый… Баста. Подвал океана бездонный. Ты же знаешь: голубой этаж обрывается в небытие.

А ты уверен, что стоишь на последних ступеньках? Вот видишь, нет, не уверен… Но разве ничего не значит эта странная глухая боль в суставах рук и ног, в затылке, в бедрах, в позвоночнике? Значит, но только то, что я никогда не забирался так глубоко…

Сверху, по ниспадающей спирали, опускалась Манта. Луч прожектора больно ударил в глаза. Потуши свои лампады, дорогая! Спасибо, теперь хорошо… Густая вселенская тьма. И ничего похожего на бледный таинственный луч. Будто привиделся.

Еще с полсотни метров вниз — и хватит, пожалуй. Шутки с такими глубинами плохи: можно услышать реквием бездны… Реквием бездны? Понятия не имею… Ну-ну, не надо лгать: лгать самому себе бесполезно. Вспомни: тех, кто слышал его и потом нашел в себе силы вернуться, можно пересчитать по пальцам одной руки. Да, я помню, конечно. Об этом дьявольском глубоководном наваждении рассказывают по-разному. Но только своим, и то не каждому, и только шепотом, на ухо, втайне от медиков. А это всегда впечатляет, когда не каждому и шепотом. Однако сначала я не поверил: мне казалось, что мнимая музыка больших глубин вряд ли способна ослабить волю подводника, но мне довелось побеседовать с гидрокомбистом, которого причисляли к знаменитой пятерке. Он рассказывал скупо и неохотно, и потому, наверное, его рассказ заставил насторожиться. В заключение он совершенно серьезно добавил: «То, что я слышал на голубом этаже, вполне может конкурировать с голосами сирен старика Гомера. И я отлично понимаю тех из наших парней, которые предпочли остаться в глубинах». И все, ничего более определенного я от него не узнал: он умолк, задумался и, глядя куда-то мимо меня, так загадочно улыбнулся своим воспоминаниям, что я почувствовал невольный страх…