Актуальные проблемы Европы №1 / 2018 - Страница 10
Однако, в то время как внешняя политика России полностью отвергает идею мирового доминирования (в данном случае – Соединенных Штатов), концепция гегемонии проявляется в российском внешнеполитическом дискурсе в ином контексте. Так, в Концепции внешней политики РФ указывается, что «в результате процесса глобализации складываются новые центры экономического и политического влияния. Происходит рассредоточение мирового потенциала силы и развития, его смещение в Азиатско-Тихоокеанский регион. Сокращаются возможности исторического Запада доминировать в мировой экономике и политике» [Концепция.., 2016]. То есть в концепции утверждается, что на смену гегемонии Запада приходит многополярный мир. Но какими свойствами обладают его полюса с российской точки зрения?
А. Дугин, формулируя свою теорию многополярного мира, утверждает: «Чтобы быть суверенным субъектом в XXI веке, национального государства более недостаточно. Реальным суверенитетом может обладать в таких условиях только совокупность, коалиция государств» [Дугин, 2013, с. 32]. То есть полюсом является не отдельное государство, а некая коалиция. Как же она устроена?
Избегая слова «гегемония», российские авторы пишут об интеграционных объединениях вокруг регионального лидера (таких, например, как проект Евразийского союза). Все чаще встречается мысль, что прообразом многополярного мира является БРИКС [Виноградов, 2014], точнее, соответствующие регионы, «интегрируемые» странами БРИКС как региональными лидерами. По сути, речь идет о региональной гегемонии стран БРИКС наряду с лидерами других регионов, а мировая система (многополярный мир) представляется совокупностью, системой региональных гегемоний. Такого рода объединения рассматриваются как «совладельцы» мировой системы, с одной стороны, и как партнеры-соперники в глобальной экономической конкуренции – с другой [Palan, Abbot, Deans, 1996, p. 4; Братерский, 2016]. Они обладают высокой степенью самодостаточности, высокой рыночной силой и привлекательностью, могут проецировать «жесткую» силу и добиваться своих целей в борьбе за стандарты, правила и нормы.
Разница между терминами «гегемон» и «лидер интеграции» – не только в их политической окраске. В случае региональной интеграции роль лидера во многом связывается не только с привилегированной позицией, но и с ответственностью, бременем, необходимостью тратить свои ресурсы не только для собственного блага, но и на благо интегрируемых стран и в некотором смысле – во благо всего остального мира, так как своими действиями «лидер интеграции» помогает выстроить более устойчивый и справедливый многополярный мир. Также подразумевается, что региональная интеграция хотя и реализуется в основном в рамках некоего региона (какое бы определение мы ему ни давали), но не является эксклюзивной и открыта для всех потенциальных желающих.
Также нужно отметить, что ни в официальных документах, ни в работах экспертов нет аргументов против США как лидера региональной интеграции. Существуют некоторые разночтения по поводу роли США в Южной Америке, но их можно признать несущественными.
Резюмируя, можно отметить, что: 1) Россия видит положительную роль гегемонии на региональном уровне при условии «соблюдения» страной-лидером позитивной повестки дня; 2) «правильная» гегемония воспринимается в России не только как лидерство и приведение в подчинение, но и как ответственность и бремя.
Особенностью российской внешнеполитической дискуссии является то, что выработка российской внешней политики практически не опирается на теорию и российские ученые-международники не оказывают заметного влияния на стратегическое видение, генерируемое в Кремле и на Смоленской площади. Теория гегемонистской стабильности (Р. Гилпин, Р. Кеохэйн, с одной стороны, и Э. Валлерстайн – с другой) не имеет в России широкого распространения: она знакома академическому сообществу, но неизвестна политическому классу и высшему политическому руководству. В российской политической науке ведется дискуссия по вопросам архитектуры мировой системы (см., напр.: [Богатуров, Косолапов, Хрусталев, 2002]), но значимые работы по проблемам гегемонии и ревизионизма в международных отношениях практически отсутствуют. Гегемония в международных отношениях для российского дискурса – это прежде всего подчинение других стран себе силой и хитростью. Здесь нужно заметить, что понятие «хитрость» также заслуживает отдельного обсуждения, так как оно основано на предложенной С. Стрейндж концепции «структурной мощи» (structural power), предполагающей, что мощь государства в международной системе формируется в четырех областях: в сфере безопасности, производства, финансов и знания (информации) [Strange, 1996]. К похожим выводам приходили и российские исследователи [Лики силы.., 2013], но вопросов гегемонии как принципа построения международной системы они вплотную не касались.
В отличие от периода холодной войны и биполярной системы, когда СССР конкурировал с США и оспаривал у них пальму первенства в военной и идеологической областях, стараясь оставаться сравнимой с ними по экономической мощи державой, сегодня Россия официально признает за Соединенными Штатами статус сверхдержавы и не оспаривает его. Комментируя обвинения во вмешательстве в американские президентские выборы 2016 г., В. Путин заметил: «Америка – великая держава, а не банановая республика, если я не прав – поправьте меня» [Путин.., 2016]. В совокупности внешнеполитических документов РФ, в выступлениях официальных лиц признается право США оказывать существенное влияние на международную повестку дня. Вместе с тем Россия неоднократно формулировала свои претензии не только по поводу конкретных внешнеполитических действий США, но и по поводу их усилий по сохранению «исключительной» позиции США в мировых делах, иными словами – мировой гегемонии.
С точки зрения России, США – сверхдержава с огромным влиянием, но не более. Россия не признает американоцентричную картину мира, в которой вся мировая система выстраивается вокруг США, а американское государство становится во главе мировой иерархии. Степень признания легитимности американского влияния на мировую политику и торговлю, с точки зрения России, напрямую зависит от того, насколько качественно и профессионально американцы осуществляют лидерство в интересах различных членов мирового сообщества.
Российская позиция неоднократно модифицировалась на протяжении последних трех десятилетий, но ее можно в самых общих чертах сформулировать следующим образом.
1. Если хотите быть лидером – будьте им, но делайте свою работу хорошо. Под «хорошо» имеется в виду качество управления мировыми делами, ответственность за свои действия, учет интересов основных игроков, поддержание стабильности, способность сконцентрировать усилия на наиболее важных в глобальном смысле делах, а не на частностях. Высокое качество управления включает также последовательность и независимость от внутриполитической конъюнктуры в США. От мирового лидера требуется видение перспективы, способность проводить устойчивую политику в течение десятилетий, умение находить приемлемые компромиссы между противоположными и часто конфликтными интересами, существующими в мире.
2. Не стройте свою политику на идеологемах, неприемлемых для большинства человечества. Признайте тот факт, что мир многообразен. Распространите свои принципы внутреннего устройства (демократия, защита прав меньшинств) на внешнюю политику. Откажитесь от идеологических установок, подчеркивающих вашу исключительность, так как в них содержатся элементы нацизма, что абсолютно неприемлемо. Прекратите вмешательство во внутренние дела суверенных государств, прекратите практику смены режимов, забудьте тезис об универсализме западных ценностей. Сделайте свою политику прагматичной и уважительной к интересам других и не претендуйте на некое моральное превосходство.