Актуальные проблемы Европы №1 / 2017 - Страница 11
Арабские «левые», в отличие от своих европейских и американских коллег, всегда отмечали связь своей идеологии с религией. Именно эта связь делала их учение (на самом деле, крайне эклектичное) оригинальным, исконно мусульманским. Даже самый радикальный из арабских «леваков» М. Каддафи назвал ислам в качестве одного из трех основополагающих принципов своей «третьей мировой теории» (наряду с социализмом и национализмом).
Конечно, возникает серьезное искушение объявить арабский социализм порождением советской системы – в том смысле, что только благодаря помощи извне «левая» доктрина в исламском мире просуществовала такое долгое время (период ее «господства» на арабском Востоке можно, с определенной долей условности, отсчитывать от египетской революции 1952 г. и заканчивать, вероятно, 1987 г., когда от социалистических концепций начал отказываться самый яростный их приверженец – М. Каддафи). Однако подобная постановка вопроса не совсем верна. Да, социалистический лагерь установил весьма теплые отношения с «арабскими товарищами», тем самым включив их в систему «биполярного мироустройства», но произошло это далеко не сразу, и тот же Египет всегда позиционировал себя не только как союзник СССР, но и как один из основоположников Движения неприсоединения: не случайно до первого визита Г.А. Насера в СССР, состоявшегося в 1958 г., в Москве к «первому арабскому социалисту» относились крайне сдержанно и даже с подозрением (см., напр.: [Примаков, 2012, с. 76–81]). Что уж говорить о Ливийской Джамахирии, главе которой приписываются слова: «Что Киссинджер, что Косыгин – разницы нет. Оба враги» (цит. по: [Бартенев, 2009, с. 37]). Между СССР и исламскими социалистами был заключен временный союз, от которого последние стали постепенно отказываться после 1972 г., когда выяснилось, что развивающимся экономикам молодых государств требуются значительные инвестиции (в первую очередь, это касалось Египта, который в 1976 г. разорвал Договор о дружбе с СССР; позже, после смерти Хуари Бумедьена в 1978 г., по тому же капиталистическому пути двинулся и Алжир).
Объединение на традиционных основах долгое время виделось арабским «левым» как вполне состоятельный перспективный цивилизационный проект. Однако на практике воплотить его они так и не сумели. Ближе всего к реализации этой идеи подошли египетский президент Гамаль Абдель Насер и сирийские баасисты Мишель Афляк и Салах ад-Дин Битар, создавшие в 1958 г. Объединенную Арабскую Республику (ОАР). Это, в общем-то, искусственное квазигосударственное образование просуществовало около трех лет, а потом было разрушено в результате военного переворота (28 сентября 1961 г.), организованного сирийскими военными.
Однако, несмотря на то что ОАР прекратила свое существование из-за действий сирийских военных, нужно отметить, что в 1957 г. именно сирийские политики выступили с идеей объединения. М. Афляк и С. Битар были твердо убеждены, что союз с динамично развивающимся Египтом, во главе которого стоял энергичный и талантливый вождь, даст нестабильной Сирии импульс для более активного развития. Однако действительность оказалось иной: Египет, имевший к тому моменту более сильную экономику и государственную власть, полностью подавил «сирийский район». Под прессингом могучего соседа оказались разбалансированы и незрелое народное хозяйство Сирии, и вся модель управления. Г.А. Насер, избранный главой страны путем референдума, запретил в ОАР все партии и ограничил политическую жизнь. Это стало ударом для баасистов, не ожидавших такого развития ситуации. В результате вместо прогресса и экономического роста в Сирии начался застой и упадок. Как итог – военный переворот, который, хотя и разрушил ОАР, тем не менее не ухудшил кардинальным образом отношения между двумя странами. Отказавшись от идеи объединения, Дамаск и Каир подтвердили курс на сотрудничество.
Другие объединительные проекты, например, инициированные Хашимитами (объединение Ирака и Иордании в рамках доктрины Великой Сирии, или Благодатного полумесяца) или Муаммаром Каддафи (проекты Федеративной арабской республики в составе Ливии, Египта и Судана, попытки слияния с Тунисом и т.д.), оказались еще менее состоятельными и завершились скоротечной египетско-ливийской войной в 1977 г.
Теоретические выкладки мусульманских мыслителей вступили в жесткое противоречие с исторической действительностью. Оказалось, что даже при наличии общей религии и – с некоторыми оговорками – общего языка (диалекты арабского языка настолько различны, что выходцы из Западного Магриба вряд ли поймут жителей Йемена или Омана), культурно-историческая и экономическая реальность исламских регионов никоим образом не способствовала единству. Арабские и иные мусульманские страны развивались крайне неравномерно, да и прогресс их был довольно условен (успехи одних были связаны с помощью стран социалистического лагеря, других – с эксплуатацией национализированных недр). Вдобавок в большинстве мусульманских стран давали о себе знать серьезные этноконфессиональные проблемы, обострявшиеся на фоне перманентной социально-экономической напряженности.
До определенного момента видимость единства поддерживалась за счет наличия у арабов общего врага в лице Израиля, однако и эта схема была разрушена подписанием в 1979 г. мирного договора между Израилем и Египтом (а позже, в 1994 г., – договора с Иорданией). Фактически поражения арабских армий в войне с еврейским государством привели к крушению «левой» националистической парадигмы с ее идей политического единства всех арабских народов. После шестидневной войны 1967 г. в мире ислама вызрело весьма четкое понимание того факта, что на «социалистических» основах невозможно добиться изменения глобального порядка, несправедливого по отношению к государствам Западной Азии, и что предлагаемая «левыми» доктрина несостоятельна ни в экономическом, ни в международном аспектах. Следствием этого стал отказ от попыток объединения и формирование внешнеполитических доктрин, которые базировались не на концепциях общемусульманского (или общеарабского) братства, а на национальных интересах каждой страны. Однако полностью отрешиться от объединительных идеологем мусульманский мир не смог, и происходящие сегодня на Востоке события как нельзя лучше свидетельствуют в пользу именно этого утверждения.
Дело в том, что значительное количество проблем мусульманских стран (и арабский мир здесь, наверное, наиболее показателен) является следствием «искусственного» происхождения большинства государств этого субрегиона: они были созданы в результате заключенного в 1916 г. знаменитого договора Сайкса–Пико (Сазонова), согласно которому восточные владения Османской империи делились между державами, претендовавшими на победу в Первой мировой войне.
В результате после крушения Османской империи нынешние Сирия и Ливан оказались под властью Франции; Палестина, Израиль, Иордания, Ирак – в зоне британского влияния. Сразу следует оговориться, что до окончания Первой мировой войны ни одно из ближневосточных государств не существовало как независимая политическая единица. Все они были созданы в результате передела «турецкого наследия» Лондоном и Парижем в рамках означенной выше системы Сайкса–Пико (Россия, по условиям сделки, должна была получить проливы Босфор и Дарданеллы, но, поскольку она вышла из Первой мировой войны, заключив сепаратный договор с Германией, передел турецких владений происходил без российского участия). Новые колонизаторы проводили границы, исходя из соображений политической конъюнктуры, без учета этнической и конфессиональной специфики бывших османских территорий. Даже первые серьезные конфликты, такие как мосульский кризис (1918–1925), возникшие в период создания новых границ, не насторожили европейские столицы. Желание обладать новыми территориями было сильнее чувства ответственности за судьбы населяющих их народов.
Действия европейских столиц создали в исламском мире такую политическую реальность, в которой новые государства были обречены находиться в состоянии постоянно тлеющего гражданского конфликта, – когда разные этнические и конфессиональные группы, зажатые рамками искусственных границ, вынуждены были бороться друг с другом за политическое влияние, за контроль над полезными ископаемыми, за водные ресурсы. Осознание несправедливости созданного колонизаторами порядка породило в арабском, и в целом в исламском, обществе протестные идеологии в форме панисламизма и панарабизма. Эти идеологии ставили целью изменить систему международных отношений единственно возможным в подобных условиях способом – при помощи объединения на традиционных основах.