Актеры шахматной сцены - Страница 78
Таль закончил первый круг на «чистом» последнем месте, набрав всего два очка из семи.
Если бы Таль отставал на два-три очка от одного конкурента, это было бы еще полбеды. Но впереди было четверо… Да и, кроме того, соперникам было совершенно ясно, что Таль не примирится со своей ролью «дарителя очков» и будет лезть напролом, а уже Ботвинник научил, как надо действовать против Таля в подобных случаях.
В восьмом туре Петросян избрал черными редко встречающийся вариант французской защиты, в котором белые хотя и получают небольшой позиционный перевес, но должны играть крайне осмотрительно, оставляя за собой возможность в случае чего отступить. В том его положении Таль отступать не мог.
Он конечно же разгадал хитроумный замысел Петросяна. Психологическое оружие, которым Таль сам так любил и умел пользоваться, на этот раз было нацелено на него. Но выбора у Таля не было: Петросян рассчитал безукоризненно.
Уже над восьмым ходом Таль продумал около полутора часов. При «нормальной» игре он получал более свободную позицию, которую черные, однако, вполне могли защитить. Но ничья, как мы понимаем, Таля не устраивала, и он резко обострил игру, избрав объективно не сильнейший ход.
Знакомая ситуация, не правда ли? Именно так Таль неоднократно поступал прежде, и ему удавалось большей частью запутывать соперников. Но для такой игры надо иметь, прежде всего, крепкие нервы и ясную голову. Талю в его тогдашнем состоянии такая игра была противопоказана. Но это было не все. Если прежде такой уход в сторону от рациональных путей нес в себе, помимо прочего, эффект неожиданности, то теперь Петросян не только был готов к тому, что Таль решится на какой-нибудь авантюрный план, но и сам вызывал его на это! Тонкость заключалась в том, что Петросян пожертвовал пешку и заставил Таля вести защиту, то есть заниматься тем, что всегда – а тем более в той ситуации – было Талю особенно не по нутру. Психологическое оружие сработало безотказно: Таль сдался уже на 20-м ходу…
И в следующих турах Таль продолжал катиться под уклон. В первом круге он набрал два очка, во втором и третьем – по два с половиной. Таль регулярно попадал в цейтноты, не выдерживая того напряжения, которое сам создавал: он проиграл Филипу и Геллеру позиции, в которых вел атаку, а в партии с Кересом просмотрел целую серию чисто тактических ударов.
Когда после третьего круга у него снова начались приступы – операция, оказывается, не помогла – и врачи стали настаивать на больничном режиме, Таль недолго упирался. Его необычная покорность объяснялась помимо прочего и тем, что каждый из лидеров – Петросян, Керес и Геллер получили от него поровну – по два с половиной очка в трех встречах. Если бы Таль продолжал турнир, эта «гармония» могла нарушиться, а Таль, раз уж не получилось ничего хорошего у него самого, не хотел мешать своим более удачливым коллегам. В итоге, не участвуя в четвертом круге, Таль разделил с Филипом последние места.
Катастрофа Таля на Кюрасао, хотя она во многом и объяснялась не зависевшими от него причинами, произвела тягостное впечатление. Один обозреватель вполне резонно напомнил Талю, что болезни болезнями, но пора подумать и о каком-то разумном режиме, который необходим даже для здорового человека.
Таль чувствовал себя смущенным. Сначала матч-реванш, теперь Кюрасао. Ему, всеобщему любимцу, привыкшему к рукоплесканиям и овациям, приходилось сейчас привыкать к роли неудачника. Нужно ли говорить, как хотелось ему реабилитироваться! Таль продолжал верить в себя, несмотря на то что начиная с Кюрасао и вплоть до 1969 года больная почка время от времени вызывала боли, от которых он готов был лезть на стену, пока наконец не избавился от этой злосчастной почки вовсе.
Осенью того же 1962 года Таль успешно выступил на Олимпиаде в Варне. Но играл он запасным, и противниками его были в основном мастера, так что его результат – семь побед и шесть ничьих – был воспринят как должное, не более того. Поэтому Таль возлагал особые надежды на XXX чемпионат страны, который начался спустя месяц в Ереване.
Рассуждая о начинающемся соревновании, В. Панов, между прочим, писал: «Кроме чисто творческих проблем, чемпионат решит немало и спортивных, в первую очередь «загадку Таля».
Оправился ли экс-чемпион мира после болезни, столь тяжко отразившейся на его выступлении на Кюрасао?..»
Таль дал на этот вопрос недвусмысленный ответ. Он играл в Ереване так, будто не было фатального краха на Кюрасао, – легко, изящно, смело, как в свою самую лучшую пору. Он разделил второе-третье места, отстав всего на пол-очка от победителя, получил приз за наибольшее количество побед – одиннадцать (при трех поражениях и пяти ничьих) и множество лестных отзывов о своей игре.
Болезнь, казалось, забыла о нем, но вскоре же после чемпионата Таля так скрутило, что он вынужден был лечь на вторую операцию по поводу все той же почки. Он надеялся, что уж эта операция избавит его от мучительных болевых приступов, и действительно, несколько лет почка почти не напоминала о себе. Но две серьезные операции не могли пройти бесследно. Они и не прошли бесследно, но Таль умудрялся быстро забывать недели и даже месяцы, проведенные на больничной койке. Он вообще умел легко забывать неприятности, этот закоренелый оптимист, который вновь поверил в себя, в свою ставшую такой изменчивой судьбу.
Весной 1963 года начался матч Ботвинник – Петросян. Талю предложили комментировать матч в газете «Советский спорт». Впервые он выступил в такой роли. Оказывается, не только играть, но даже писать о матче на первенство мира было нелегко.
Оценивая итоги матча, Таль сделал для себя два важных вывода. Петросян победил во многом потому, что не изменял себе. Таль вспоминал, как он метался в матч-реванше, вспоминал одиннадцатую партию и испытывал запоздалое чувство раскаяния. Понял он – еще раз! – как важна подготовка к соревнованию. Петросян был готов к любой матчевой стратегии Ботвинника, к любому дебюту. Таль, твердо зная, что Ботвинник применит защиту Каро-Канн, ничего не припас против этого дебюта. Ничего не скажешь, Петросян не повторил его ошибок…
Прошел год, и Таль вновь вступил в борьбу за первенство мира, приняв участие в межзональном турнире в Амстердаме. Перед межзональным Таль успешно сыграл в нескольких международных турнирах. Болезнь его не беспокоила и провал на Кюрасао стал как-то забываться.
Словом, в Амстердаме еще молодой экс-чемпион мира выступал в привычной для себя роли фаворита. Вот только играл он в Голландии не в совсем привычной манере. Хотя Таль и провел несколько красивых атак, по всему чувствовалось, что он стал чуть благоразумнее, осторожнее. Нет, не укатали еще сивку крутые горки, но и прежнего Таля, отважного искателя приключений, уже, увы, не было. Таль стал мудрее, его игра – глубже, он теперь тоньше оценивал позицию, но эта мудрость далась дорогой ценой: в схватках с Ботвинником, в неудачных битвах на Кюрасао Таль, обогатившись опытом, в чем-то потерял себя.
В Амстердаме Таль – впервые в жизни! – провел турнир без единого поражения. Все партии с участниками, занявшими первые двенадцать мест, Таль закончил вничью, у второй дюжины, за исключением Россетто, все встречи выиграл. Таль выступил в межзональном турнире откровенным практиком. Он оказался прав, так как сумел разделить первое-четвертое места, однако длинная шеренга половинок в его графе вызывала если не разочарование, то удивление. Так или иначе, но Таль, если и не изменивший себе, но заметно притормаживавший на крутых поворотах, вновь стал претендентом, и это не могло не радовать все еще многочисленных его поклонников.
К этому времени Международная шахматная федерация заменила турнир претендентов матчами восьми сильнейших. Таль по жеребьевке попал в четверку, где были Ларсен, Портиш и Ивков, то есть безусловно менее сильные противники, чем Керес, Спасский, Геллер и Смыслов, оказавшиеся в другой четверке.
Первый матч – с Портишем – состоялся в Югославии летом 1965 года. В ходе соревнования подтвердилось, что Портиш с его солидным стилем игры испытывает неуверенность, сталкиваясь с тактическими экспромтами Таля. Матч был выигран с подавляющим преимуществом – 51/2:21/2. Но в следующем поединке – с Ларсеном, состоявшемся спустя десять дней, победа далась Талю с огромным трудом.