Аккадская формула - Страница 16
Ступив на порог грязного кабака «Змея и лев», Альфред обвел глазами стойки в поисках хозяина. Обычно тот стоял и протирал кружки, одним глазом поглядывая на происходящее в залах. В драки он вмешивался редко, и только в тех случаях, когда начинали ломать мебель. Впрочем, все становилось в высшей степени благопристойно уже в тот момент, когда он, подбоченившись, выходил из-за своей стойки и, ступив в зал, закатывал правый рукав.
– Вот то-то! – обычно говаривал он, в тот момент, когда в зале, словно по мановению волшебной палочки, все стихало, и все смутьяны чинно рассаживались за свои столы.
Изрыгая страшные ругательства в адрес мерзавцев, затеявших очередную потасовку, хозяин снова возвращался к своим кружкам.
Это был никто иной, как сам одноглазый Милашка Гарри. Поговаривали, что он родился под лавкой в одном из притонов, и выжил только потому, что мамаша его была вдрызг пьяна, а то бы непременно придушила, еще до первого вопля. Кто-то из шлюх, говорят, его тогда пожалел и не дал сдохнуть в первые же, самые важные месяцы жизни. После, когда Гарри подрос и окреп, он стал бродяжничать и попрошайничать, научился ремеслу карманника и форточника, и после уже прибивался то к одной банде, то – к другой. Спустя годы, став мужчиной, он прошел две или три войны, где как говорят злые языки, мародерствовал люто, что, видимо, и стало основой его небольшого капитала, который он и пустил на покупку весьма задрипанного кабака, который после почему-то назвал «Змея и лев». В общем, в тонкостях, касающихся вопросов чести, Милашка Гарри был несилен, а уж по части доктрины о бесценности человеческой жизни и вовсе имел самое поверхностное представление. По этому поводу он высказывался лишь в том смысле, что ежели надо кого-то пришить, то делать это стоит по-тихому, и без лишних угроз, а то ведь могут ненароком и «шейный платочек намылить».
Однажды, Милашка посмел налить Альфреду прокисшего пива. Альфред решил этим воспользоваться. Он выволок его в подвал и затем долго объяснял, в чем именно он – Милашка Гарри – был неправ. Нет, не подумайте, это было совсем непросто. Милашка весил килограммов на тридцать больше Альфреда. Однако, Министерство обучало своих следователей и дознавателей технике допроса в подобных случаях довольно тщательно, и, судя по всему, обучало довольно неплохо. Через час Милашка сознался в сутенерстве, а еще через час согласился сообщать Альфреду обо всем подозрительном.
Здесь Альфред проделал эффектный фокус, которому его также обучили в Министерстве. Он сделал надрез на пальце Милашки, а после тотчас его заживил. Затем велел солгать в ответ на какой-то вопрос, и рубец тотчас вновь начал кровоточить. Этот простенький фокус, на удивление, произвел на Гарри огромное впечатление, и далее он уже работал на совесть, хотя и постоянно канючил о надбавке к своим скромным «гонорарам». Впрочем, в его заведении происходило мало такого, что могло заинтересовать Министерство. Например, на прошлой неделе некий Жульен, по прозвищу Рыбий Глаз зарезал проститутку. Или чуть раньше, небезызвестный в округе Себастьян-кастрат где-то подломил кассу и уже неделю прогуливал украденные деньги… В общем – ничего особенного. Альфред и в этот раз шел без особого интереса, но идти было нужно. Этот люд мог простить даже сломанный во время светской беседы нос, но игнорирование их драгоценной особы – никогда.
– Наверное опять какой-то матрос устроил поножовщину… Или что-то в том же роде, – размышлял Альфред, поскальзываясь время от времени на объедках, выброшенных на мостовую.
Чуть раньше назначенного времени, он оказался на пороге заведения «Змея и лев» и тотчас увидел у стойки озабоченного Милашку Гарри. Тот, увидев Альфреда засуетился, и со значительным видом направился в подвал. Альфред, стараясь не привлекать внимание, прошел к столику у подвальной лестницы. Он сел и, заказав пива, через пару минут тоже нырнул под лестницу. Гарри сидел на мешках недовольный и даже злой.
– Гарри? – Альфред поднял бровь.
– Садитесь, чего уж…– буркнул он. – Пива хотите? Или чего покрепче?
– Потом. Не тяни. Сначала о деле.
– Ладно.– Гарри стал еще мрачнее. – Я вам тогда не сказал… Ну, в общем… у меня тут играют по маленькой…
– Ну, я догадывался. И что?
– А то! Приходил тут ко мне один тип. Ну, не из наших, короче. Играл уже не один год. Когда проигрывал, когда выигрывал – как все, в общем. А тут…Я думаю, что уже месяц тому… является в новом костюме и делает большую ставку, и представьте, золотыми монетами! Старинными. И что за монеты – никто не знает. Но золото отменное. Тут все чин чином.
– Так, и что? – не удержался Альфред.
– А то, что прежде, он приносил те же самые монеты, но были они серебряные, а то и вовсе медные! Серебряные мы еще брали, а вот медь я лишь раз взял как диковину.
– Вот эти! – Гарри полез в карман и достал пригоршню монет.
Альфред достал лупу и стал их разглядывать. Монеты были явно греческие и довольно древние. Но самое поразительное было то, что совершенно одинаковые монеты были и золотые и серебряные.
– Ясно. Вот тебе возмещение, – Альфред протянул Гарри мешочек. – А это я должен забрать. Сам понимаешь: государственное преступление.
– А как же я? – возмутился Гарри.
– Спокойно, Милашка! Для прокола я напишу, что эти деньги были изъяты у Селестины. Ну, у той проститутки, которую пришили недавно, помнишь? Так пойдет?
– Пойдет, не очень уверенно ответил Гарри, пересчитывая монеты, которые ему Альфред дал на откуп.
– Все в порядке, Милашка? Или чего-то не хватает?
– Все в порядке, милорд, – ответил Гарри, суя кошелек за пазуху.
– А кто был тот человек? Ты его запомнил? – спросил Альфред.
– Запомнить–то запомнил, но не знаю кто он. Худой, высокий. Бородка эспаньолкой. Неплохой боец, к слову. Одному тут рыло начистил, даже я был в восхищении!
– Вот как?
– Да, ходит, кстати, с тростью, как и вы.– Заметил Гарри.
– А во что играет? – осведомился Альфред.
– Не поверите! В маджонг с китайцами!
– Это еще что? – удивился Альфред.
– Ну, что-то вроде нашего домино, но сложнее. Картинки там всякие китайские.
– И что же наш иногда и выигрывал?
– То-то и оно! Еще месяц назад – как все. А уже с месяц – только выигрывает. Глядишь – меня по миру пустит!
– Вот как? Значит так Гарри. Теперь дело нам обоюдно выгодное. Как только появится этот игрок, пришли мне мальчишку посыльного, вот с этим предметом. Ты знаешь, где меня найти. – Альфред порылся в карманах и достал оттуда чистый носовой платок со своим вензелем.
– Будет сделано, милорд.– Гарри даже изобразил подобие поклона.
– Ну, вот и хорошо. Ступай к своим смутьянам, – сказал Альфред почти ласково.
Гарри кивнул и стал подниматься вверх по лестнице. Спустя несколько минут поднялся и Альфред. Он бросил взгляд на пьяного купца, очевидно – итальянца, развалившегося за столом у самой двери в подвал. Тот, видимо, уже был изрядно пьян, и клевал носом над своей кружкой, и лишь при появлении Альфреда, бросил довольно негодующий взгляд, хотя, впрочем, уже в следующее мгновение, он снова склонился над своей кружкой, клюя носом, в знак презрения ко всему трезвому миру.
Глава 7
Альфред вышел из таверны «Змея и лев» примерно в половине пятого, и тотчас вскочив в проезжавший мимо экипаж, велел вознице ехать на улицу Медников.
– С вас три сантима придется! – проворчал возница.
– Езжай, езжай! Дам и пять, если не будешь тащиться, словно неживой, – буркнул в ответ Альфред.
– Да, уж! Все так говорят… – снова проворчал возница уже в полголоса, но все-таки стегнул лошадь, и та побежала живее.
Добрались довольно быстро и, Альфред сдержав слово, выдал вознице обещанные пять сантимов. Тот, явно не ожидая такой удачи, благодарно закивал. Альфред, как прежде, решил зайти в дом Маркуса с черного хода, и потому двинулся вверх по улице. Он свернул в кривоватый переулок и вскоре подошел к двери с обратной стороны дома, что выходила на улицу Угольщиков. Он еще раз огляделся, и, убедившись, что слежки нет, постучал условным стуком. За дверью не было слышно никакого движения, и потому он стал ждать. Вскоре дверь отворилась, но на пороге – Альфред даже отшатнулся – стоял не Иосиф, как это обычно бывало прежде, а, кажется, тот самый купец-итальянец, что сидел подле входа в подвал. Только теперь итальянец был вполне трезв, и лицо его расплылось в широкой улыбке.