Академия сердцеедов. Отбор (СИ) - Страница 2

***

Во время завтрака мачеха сосредоточенно перерисовывала мою новую метку на желтый листочек, чтобы потом отправиться с ним к нашей местной ведьме Эллоизе и все разузнать. Сестры тем временем скандалили в своей комнате и очень громко выясняли, кому из них нужнее новый дар. Я же всеми силами изображала смирение и отсутствие интереса.

Подумаешь метка. Да у меня их уже штук пять было! Тоже мне событие.

Покончив с рисованием, Карла поднялась из-за стола.

— После завтрака отправляйся на рынок. Возьмешь у Марты молока, а у Эрнеста свежих колбасок из печени. И не задерживайся! Одна нога здесь, другая там! А я пока с этим разберусь, — потрясла перед моим лицом сложенным вдвое листочком.

— Хорошо, матушка, — покорно согласилась я и тут же прикусила язык, потому что Карла подозрительно прищурилась. Чтобы погасить ее бдительность, я заискивающе улыбнулась, — а можно мне булок маковых взять? Пожалуйста.

О моей любви к выпечке Карла знала, поэтому взгляд немного смягчился:

— Ладно возьми. На всех, — проворчала она, отсчитывая несколько дополнительных монет, — семь штук.

Семь штук означало, что им достанется по две, а мне одна. Но сейчас булочки меня интересовали мало. Главное улизнуть. Словно почувствовав мой настрой, мачеха снова нахмурилась и, чуть поразмыслив, строго добавила:

— Девочки пойдут с тобой.

Проклятье!

— Как скажете, матушка.

Она опять подозрительно прищурилась и долго смотрела на меня, выискивая подвох. Так ничего и не высмотрев, зычно позвала:

— Эмми, Камилла! Хватит спорить. Идите сюда!

Сестры отозвались не сразу. Лишь спустя пару минут они появились на нашей крохотной темной кухне и, сердито переглядываясь, подошли к матери.

— Проводите Еву до базара.

— Я не хочу, — тут же надулась Камилла, — пусть Эмма с ней идет.

Эмма оказалась более догадливой и, наградив меня хмурым взглядом, торжественно пообещала:

— Глаз с нее не спущу.

— Умница, дочка.

Тут и Камилла сообразила, что к чему, и поспешно присоединилась:

— Я тоже пойду.

Карла одобрительно улыбнулась своим дочерям, потом переключилась на меня и погрозила пальцем:

— Смотри у меня! Чтобы никаких глупостей!

Я снова покорно кивнула и пошла собираться.

Через полчаса мы вышли из дома. Впереди я, с большой хозяйственной сумкой и бидоном под молоко, а сестры следом за мной налегке, с маленькими кокетливыми сумочками через плечо. При этом их новые туфельки звонко щелкали каблуками по мощеной дорожке, а мои стоптанные сандалии при каждом шаге делали вот так: чмок-чмок-чмок-чмок.

Всю дорогу до базара я старалась пониже натянуть рукав, чтобы прикрыть свою новую метку. Мне казалось, что сглазят, что если она будет у всех на виду, то я ее потеряю, а этого допустить было никак нельзя, потому что метка – мой единственный шанс попасть в академию.

Я уже придумала, как отделаться от надоедливых сестер, и поэтому, когда мы добрались до рынка, первым делом отправилась не за молоком, и даже не в мясные ряды за колбасками, а прямиком в кондитерскую.

Мне бы только капельку удачи, а дальше справлюсь.

В лифе были припрятаны несколько монет, которые удалось утаить от матушки, в сумке позвякивал содержимым холщовый мешочек. Этого должно хватить на переправу до Хайса. Осталось только до нее добраться.

Верхняя половина деревянной двери была распахнута настежь, и пленительные ароматы свежей выпечки обволакивали всю улицу. Возле пекарни, уютно примостившейся на первом этаже кирпичного дома, как всегда, было шумно и оживленно. Люди что-то покупали, продавали и просто общались, обсуждая последние новости и сплетни, а заодно жадно принюхивались и урчали пустыми животами. Я бы и сама не против отведать маковую булочку или румяный пирожок со сливами, но не сегодня.

— Боги, какой запах, — Камилла блаженно прикрыла глаза, — так бы все и съела.

— Ты можешь, — ворчливо отозвалась Эмма, — тебе-то она нормальную метку дала. Ешь сколько хочешь и не поправишься.

И с этими словами пихнула меня локтем, будто это моя вина, что в тот раз была не ее очередь получать «подарочки». Я в этот момент как раз осматривала улицу и прикидывала, как лучше сбежать от навязанных мачехой попутчиц, поэтому охнула и рассеяно потерла ушибленный бок:

— Что?

В ответ Эмма показала мне язык и отвернулась.

— За мной! — скомандовала Камилла и первая ринулась внутрь.

Крохотный светлый зал напоминал картинку из детских сказок: кругом пирожки, рогалики, ватрушки и сладкие пончики, а за прилавком румяная, пышненькая, как булочка, всегда улыбающаяся продавщица Василиса.

— Здравствуйте, девочки. Чего желаете?

Камилла была самой настоящей сладкоежкой, поэтому протиснулась вперед и с придыханием прошептала:

— Что-нибудь вкусненькое.

Эмма только завистливо зыркнула в сторону худощавой сестры, впрочем, от рогалика с медом тоже не удержалась.

А я…

Я тихонько попятилась и, пользуясь тем, что они заняты выбором выпечки, вышла на крыльцо. Приветливо улыбнулась знакомой женщине, торгующей целебными снадобьями, помахала рукой конопатому разносчику и, соскочив с крыльца, припустила в другую сторону от пекарни.

И уже почти добралась до конца улицы, как за спиной раздался истошный вопль:

— Ева! Стой!

Ага, сейчас.

Я подхватила подол и побежала еще быстрее, проворно снуя среди толпы, а Эмма и Камилла, позабыв о булочках, ринулись следом за мной.

— Остановите ее! — визжал кто-то из них.

Но люди только расступались с провожали нашу процессию взглядами, полными недоумения.

— Ева! Немедленно вернись! Мы все скажем маме!

С каждым шагом расстояние между нами увеличивалось. На узких, неровных улицах Муравейника мои старые сандалии оказались удобнее каблуков. Я неслась, ловко перескакивая через лужи и кучи мусора, а сестры безбожно отставали и давились руганью.

Вскоре я выбралась из торгового квартала к старым складам. Тут пахло рыбой, протухшими овощами и мокрой шерстью. В узких проулках прямо поверх жирной грязи были кинуты старые доски, которые при каждом шаге прогибались и неприятно хлюпали. Кругом сновали крысы и облезшие, вечно голодные кошки.

Я проскочила этот район, задержав дыхание. Потом вывернула на улицу, где ютились неприглядного вида кабаки.

— Красавица, куда спешишь? Иди сюда, старый Ден тебя полюбит…

Я увернулась от забулдыги, дыхнувшего на меня застарелым перегаром, и помчалась дальше, не обращая внимания на его хриплые проклятия.

Впереди уже маячила полупустая пристань. Я выскочила на нее, как пробка из бутылки с забродившим квасом, и чуть не завизжала от отчаяния, потому что один единственный паром до Хайса уже был готов к отплытию.

— Подождите меня! Пожалуйста!

— Деньги есть? — грозно спросил возничий, когда я подскочила к краю причала.

— Да! Возьмите! — кинула ему холщовый мешочек, а потом, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажиров, толпившихся на платформе, принялась выуживать монеты из потайного кармана лифа, — Вот еще!

Меня потряхивало от волнения, а мужчина спокойно пересчитал наличность и только после этого милостиво протянул мне руку:

— Заскакивайте!

Я ухватилась за натруженную шершавую ладонь и, зажмурившись, чтобы не видеть, как внизу бьются темные, зловещие волны, перескочила на борт. Тут же, распугав всех окрестных чаек, раздалось три протяжных гудка, и паром пришел в движение. А когда он уже прилично отошел от берега, на пристань выскочили сестры:

— Стойте! Вернитесь немедленно! Ей туда нельзя! Ева!

Я отвернулась, словно не знала этих двоих, и устремила полный надежды взгляд на противоположный берег угрюмой реки. Туда, где под свинцово-серыми облаками вольготно расположился Хайс. Город-мечта, в который мечтает вырваться каждый житель из трущоб Муравейника.

***

Переправа через реку заняла больше часа, и когда паром еще тащился на середине, небо первый раз озарил резкий росчерк белой молнии, а следом обрушился гулкий, пробирающий до самых костей, раскат грома. Кто-то из пассажиров испуганно всхлипнул, остальные только плотнее прижимали к себе пожитки и сдвигались ближе к центру, потому что тяжелые волны начали раскачивать старое судно.