Ах, Мишель, Мишель!.. - Страница 5

— А как ты познакомилась с Ми… мужчиной твоей жизни?

— Ах, Диди! — Мадлен тут же забыла о проспекте, прижала ладони к лицу и томно передернула плечами. — Это было так волшебно! Так рыцарственно! Как в романе! — Она кокетливо всплеснула ладонями. — Ах! Я тебе сейчас все расскажу.

— Я вообще не понимаю Мишеля! — возмущалась Эдит на том конце провода. — Что может быть у него общего с этой претенциозной кретинкой! Сентиментальной и алчной одновременно! Встречаются каждую неделю, перезваниваются по сто раз на дню! О чем они говорят? О чем только Мишель может говорить с этой дурой? Как ему вообще пришло в голову познакомиться с ней?

— Подожди, Эдит, успокойся! — наконец-то мне удалось влезть в ее монолог. — Я не виновата в том, что Мишель…

— Полин, прости меня, это я, я виновата! Я расстраиваю тебя, а тебе нельзя волноваться! Но это ужасно!

— Эдит, ты всегда умела владеть собой.

— Да. — Она замолчала. В трубке слышалось ее дыхание. — Да, Полин, все. Я взяла себя в руки.

— Надеюсь. Теперь давай без эмоций. Или приезжай. Мишель вернется с работы не раньше семи.

— Хорошо. Хорошо. Нет, Полин, я не смогу сегодня приехать. Так, ладно. На чем я остановилась?

— Ты спросила ее, как они познакомились.

— Да. Спасибо. Ты молодчина, Полин. Я просто восхищаюсь твоей выдержкой!

— Эдит, как они познакомились?

— Примерно месяца два назад Мишель случайно подвез ее, когда она опаздывала на концерт. У нее была громоздкая виолончель в футляре. Мишель помог ей. Рыцарский поступок. Они обменялись телефонами. Мадлен верила и не верила своему счастью, когда «мужчина ее жизни» позвонил ей, а потом они встретились. И встречаются с тех пор каждую неделю! И перезваниваются по сто раз на дню!

— Эдит, это я уже слышала. Что дальше?

— Как ты можешь так спокойно спрашивать: «Что дальше?» Это же твой муж! Он встречается с какой-то стервой, а ты так меланхолично интересуешься: «Что дальше?» — Эдит шумно выдохнула.

— А, по-твоему, я должна кататься в истерике? Да? Или ехать к ней и таскать по полу за волосы? Я должна поступить так? Да? Так? Эй, ты меня слышишь, Эдит?

— Хочешь знать, что дальше? Ты точно хочешь знать это?

— Мне кажется, что я имею на это право.

— Да? Право? Так вот, дальше он разведется с тобой и женится на ней. На этой гениальной виолончелистке!

— Стало быть, свадьба завтра? А ты подружка невесты? В голубом или в розовом?

— Не иронизируй! Ладно, извини, Полин. Я действительно выгляжу смешно. Твой муж, а я переживаю.

— Вот именно.

— Но мне за тебя обидно! Ты моя подруга, а он…

— А он муж твоей подруги. Все правильно. Я бы тоже переживала, если бы загулял твой муж.

— Правда?

— Конечно. Так когда же мне ждать приглашения на развод? Что там поведала тебе еще наша гениальная виолончелистка?

— Что несчастный Мишель страдает от гнета ужасной супруги, но безумно любит сына и не хочет травмировать его неокрепшую психику. Это я цитирую ее, слово в слово. Он не бросит сына, пока тот не подрастет.

— Ну-ну.

— Что «ну-ну»?

— Значит, и дочь не бросит.

— А ты, значит, будешь терпеть Мадлен! Ты же не собиралась терпеть?

— Эдит, я всего лишь просила тебя помочь мне выяснить, кто такая эта его новая пассия, а вовсе не учить меня жизни.

— Я выяснила!

— Спасибо. Я тебе очень благодарна. Когда она улетает на Канары?

— Послезавтра. Да, извини, что забыла сказать сразу. От твоих денег после всего у меня осталось двадцать четыре евро с мелочью.

— Замечательно! А я все боялась спросить, хватило ли тебе, не пришлось ли вкладывать свои? Я знаю твою щепетильность. А ты все так замечательно устроила! Значит, послезавтра я со спокойной душой смогу лечь в клинику.

— Боже мой! Зачем?

— На сохранение. Ты ведь не откажешься пожить у нас со своим Бернаром? Приглядеть за моими мужчинами? За Селестеном и Мишелем?

— Подожди, Полин. Это так неожиданно. Почему ты не сказала мне про клинику утром?

— Если честно, Эдит, то утром меня слишком волновала Мадлен. А сейчас я немного успокоилась, могу рассуждать более здраво. Пожалуйста, выручи меня. В клинике мне будет гораздо легче, если я буду знать, что дома все хорошо.

— Полин, — протянула Эдит, — но Мишель…

— Пожалуйста, очень прошу! На тебя я могу положиться. Мальчишки дружат, и Мишель не будет против! Он ведь знает, что ты мне почти сестра. Ты же самый верный друг нашей семьи!

Эдит на том конце провода несколько раз глубоко вздохнула.

— Пожалуйста, Эдит! — повторила я.

— Это надолго? — спросила она.

— Не знаю. Может быть, даже на полгода.

— Какой кошмар!

— Ничего. Главное, не потерять Жюльет.

— Жюльет… — кротко согласилась Эдит.

Стол для интимного ужина мы с Селестеном, посовещавшись, сервировали в кухне. Однотонная темно-синяя — «ампирная» — скатерть, белый фарфор, столовое серебро, серебряное блюдо для жаркого и канделябр на пять свечей.

Эти антикварные вещи — блюдо с крышкой и канделябр работы Парижской гильдии серебряных дел мастеров — Мишель подарил мне на десятилетие нашей свадьбы. Мы мечтаем подобрать к ним еще серебряные ведерки для шампанского, но все как-то не получается: вечно подворачивается что-то другое за весьма умеренную цену — то пастель Дега, то небольшой Матисс, то русская икона или прижизненное издание Мопассана. А недавно Эдит — она работает в Лувре, в фонде средневековой миниатюры — устроила нам совсем недорого замечательный по красоте рукописный молитвенник пятнадцатого века. Точно так же, по случаю, мы приобрели замечательную коллекцию фикусов для моего зимнего сада и вот этот белый столовый сервиз на двадцать четыре персоны. Авторская эксклюзивная работа в классическом стиле — тончайший полупрозрачный фарфор безо всяких намеков на роспись. Мишель вел тогда какую-то тяжбу между Севром и кем-то там еще…

На белом сервизе для интимного ужина настоял Селестен. Я же предполагала воспользоваться расписным китайским с золотыми драконами, он великолепно смотрелся бы на шелковой зеленоватой скатерти. Да, если кто-то скептически заметит, что, мол, это за интимный ужин — в кухне да еще в присутствии ребенка? Это, дескать, семейный ужин. Так вот, я возражу с полной категоричностью. По моему глубочайшему убеждению, интимно все, что происходит внутри семьи. Интимно и свято в известном смысле.

Особенно ужин. Когда мы всей семьей вечером собираемся за столом, наслаждаемся едой, расслабляемся и делимся друг с другом всем тем, что произошло за день, — так сказать, радостями и печалями. Выражаясь современным языком, мы — команда. Это прекрасно осознает и понимает наш Селестен. В отличие от большинства своих сверстников и даже Бернара — сына Эдит.

Впрочем, что требовать понимания святости семьи от сына Эдит, если она сама сторонница разводов? Нет, не подумайте, я не осуждаю ее, каждый имеет право на собственное мнение. Но когда ее Бернар живет с нами, он, честное слово, в восторге от традиций нашей семьи.

Итак, как я уже сказала, по вечерам мы собираемся за столом все вместе, а вот утро безраздельно принадлежит моим мужчинам. Я занимаюсь на тренажере — он стоит прямо в нашей спальне, — и через открытую дверь до меня доносятся голоса и смех моих Селестена и Мишеля. Они сами готовят «мужской» завтрак: зеленый салат, помидоры с майонезом… В микроволновке разогревают что-нибудь мясное с гарниром — каштанами, картошкой. На столе у них всегда паштеты, сыры и обязательно козий или овечий йогурт. А когда они приступают уже к горячему шоколаду с печеньем, я спускаюсь к ним.

Потом Мишель отвозит Селестена в коллеж и едет в свою контору. «Гранд Жюст» — знаменитейшая в Париже юридическая фирма мэтра Ванве. Вам наверняка приходилось слышать об этой необыкновенной личности. Так вот, мэтр Ванве — патрон моего Мишеля, кстати, Мишель уже входит в совет директоров. Мы с Селестеном очень гордимся этим, хотя наш мальчик и не собирается продолжать дело отца. В общем-то, еще рано говорить об этом, но, скорее всего, Селестена ждет научная карьера. Вероятно, филология или даже древние языки. Только не подумайте, что наш Селестен — безвольный «домашний» сыночек. Ничего подобного! Вполне современный парень, активно экспериментирующий с прической и цветом волос, и к тому же капитан команды коллежа по волейболу. Надеюсь, вы поняли, какого он у нас роста?