Агнец на заклание - Страница 2

Она отнесла мясо в кухню, положила на противень, включила на полную мощность плиту и сунула его в духовку. Потом вымыла руки и взбежала наверх в спальню. Сев перед зеркалом, привела в порядок лицо, подкрасила губы, лицо. Попробовала улыбнуться. Получилось довольно странно. Она попробовала еще раз.

— Хэлло, Сэм, — сказала она громко и весело.

Голос тоже звучал странно.

— Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще, пожалуй, банку горошка.

Это получилось получше. И улыбка, и голос вышли теперь лучше. Она повторила это еще несколько раз. Потом сбежала вниз, надела пальто, вышла через заднюю дверь и, пройдя через сад, очутилась на улице.

Еще не было шести, и в продуктовой лавке все еще горел свет.

— Хэлло, Сэм, — сказала она весело, улыбнувшись человеку за прилавком.

— Ах, добрый вечер, миссис Мэлони. Как вы?

— Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще пожалуй, банку горошка.

Человек обернулся и протянул руку вверх, чтобы взять с полки горошек.

— Патрик решил, что он сегодня устал и не желает никуда идти ужинать, — сказала она ему. — Знаете, по четвергам мы всегда куда-нибудь идем, а теперь вот он меня подловил — в доме нет никаких овощей.

— А как насчет мяса, миссис Мэлони?

Нет, мясо-то у меня есть, спасибо. Чудесная баранья нога, в морозилке.

— О.

— Я не особенно люблю готовить из мороженого мяса, но на этот раз решила рискнуть. Как думаете, хорошо получится?

— Лично я, — сказал хозяин лавки, — считаю, что разницы никакой. Как вы насчет этой крупной картошки?

— О да, прекрасно. Пару таких.

— Что-нибудь еще? — Хозяин склонил голову набок, внимательно и учтиво глядя на нее. — А что потом? Что вы дадите ему после этого?

— Ну, а что бы вы посоветовали, Сэм?

Хозяин обвел лавку взглядом.

— Как насчет хорошего куска творожного пудинга. Я знаю, он его любит.

— Превосходно, — сказала она. — Он его любит.

Когда все было завернуто и она расплатилась, она улыбнулась самой ослепительной своей улыбкой и сказала:

— Благодарю, Сэм. Доброй ночи.

— Доброй ночи, миссис Мэлони. И благодарю вас.

А теперь, сказала она себе, поспешно пускаясь в обратный путь, единственное, что она делает, это возвращается домой, к мужу, который дожидается своего ужина; она должна приготовить его хорошо, постараться, чтоб вышло как можно вкуснее, потому что бедняга устал; если, когда она войдет в дом, обнаружится что-то необычное, или трагическое, или ужасное, тогда, естественно, это будет шок, и она обезумеет от горя и ужаса. Заметьте, она не ожидала ничего обнаружить. Она просто возвращалась домой, несла овощи. Миссис Патрик Мэлони шла домой и несла овощи вечером в четверг, чтобы сготовить ужин мужу.

Вот так, говорила она себе. Делай все естественно и правильно. Пусть все идет совершенно естественно, и тогда совсем не понадобится ничего разыгрывать.

Поэтому, когда она вошла в кухню через заднюю дверь, она напевала про себя какую-то песенку и улыбалась.

— Патрик! — позвала она. — Как ты там, дорогой?

Она положила пакет на стол и прошла в гостиную, и когда увидела, как он лежит на полу, с согнутыми ногами и как бы вывернутой рукой, придавленной всем телом, это был действительно шок. Вся прежняя любовь и тяга к нему нахлынула на нее, она бросилась к нему, опустилась на колени и горько зарыдала. Это было легко. Никакой игры не понадобилось.

Через несколько минут она встала и направилась к телефону. Она знала номер полицейского участка и, когда ей ответили с другого конца, прокричала:

— Скорее! Приезжайте скорее! Патрик умер!

— Кто говорит?

— Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.

— Вы хотите сказать, что умер Патрик Мэлони?

— Мне кажется, — прорыдала она. Он лежит на полу, и мне кажется, что он умер.

— Будем немедленно, — ответил тот.

Машина прибыла очень скоро; когда Мэри отворила парадную дверь, вошли двое полицейских. Она знала обоих — она всех почти знала на этом участке — и с истерическим плачем упала на руки Джека Нунена. Он бережно усадил ее в кресло, потом пошел к другому полицейскому, его звали О’Мэлли, стоявшему на коленях рядом с телом.

— Умер? — воскликнула она.

— Боюсь, да. Что случилось?

Она вкратце рассказала историю о том, как она ходила в лавку, а, возвратившись, нашла его распростертым на полу. Пока она говорила, перемежая рассказ слезами, Нунен обнаружил на голове умершего сгусток запекшейся крови. Он показал его О’Мэлли, который тотчас же встал и направился к телефону.

Вскоре начали прибывать и остальные. Сначала врач, затем два детектива, одного из которых она знала по имени. Потом прибыл полицейский фотограф и сделал снимки, и человек, занимавшийся отпечатками пальцев. Они долго шептались и вполголоса переговаривались над трупом, и детективы без конца задавали ей всякие вопросы. Но они неизменно обходились с ней заботливо. Она опять рассказала свою историю, на этот раз с самого начала, когда Патрик вернулся домой и она шила, а он был усталый, такой усталый, что не захотел никуда идти ужинать. Рассказала, как она поставила мясо в духовку — «оно сейчас там, жарится», — и как выскочила в лавку, купить овощей, а вернувшись, нашла его на полу.

— В какую лавку? — спросил один из детективов.

Она назвала, и он обернулся и что-то шепнул другому детективу, который тотчас же вышел на улицу.

Через пятнадцать минут он вернулся с листком, испещренным пометками, они снова пошептались: сквозь рыданья до нее долетели обрывки произнесенных шепотом фраз: «… держалась абсолютно нормально. очень веселая. хотела угостить его хорошим ужином. горошек. творожный пудинг. невозможно, чтобы она.»

Какое-то время спустя фотограф и доктор удалились, пришли еще двое и на носилках унесли тело. Потом ушел специалист по отпечаткам пальцев. Остались два детектива, а также два полицейских. По отношению к ней они проявляли исключительную заботу, и Джек Нунен спросил, не хочет ли она пойти куда-нибудь, к сестре, например, или к нему домой, где его жена позаботится о ней и устроит на ночь.

Нет, сказала она. Ей кажется, что в данный момент она не смогла бы сделать ни шагу. Не будут они очень возражать, если она просто посидит тут, пока ей не станет лучше. Сейчас она не слишком-то хорошо себя чувствует, право, не слишком.

Тогда не лучше ль ей прилечь, спросил Джек Нунен.

Нет, сказала она, ей хочется остаться на том месте, где она сидит, в этом вот кресле. Может, немного погодя, когда ей станет лучше, она сможет сдвинуться.

Так что они оставили ее там, а сами занялись делом — обыском дома. Время от времени какой-нибудь из детективов задавал ей новые вопросы. Иногда, проходя мимо, Джек Нунен говорил ей что-нибудь ласковое. Ее муж, сообщил он ей, был убит ударом в затылок, нанесенным тяжелым тупым инструментом, почти несомненно большим металлическим предметом. Они ищут оружие. Убийца мог забрать его с собой, но, с другой стороны, мог и выбросить или спрятать его где-нибудь в доме, или поблизости.

— Старая история, — сказал он. — Найди оружие, и ты нашел преступника.

Потом к ней подошел один из детективов и сел с ней рядом. Не знает ли она такого предмета в доме, которым можно было воспользоваться для этого? Не откажется ли она посмотреть, может, чего-то не хватает, скажем, большого гаечного ключа или тяжелой металлической вазы.

У них нет тяжелых металлических ваз, сказала она.

— А большого гаечного ключа?

Она не думала, чтоб у них был большой гаечный ключ. Но, вероятно, подобные есть в гараже.

Поиски продолжались. Она знала, что в саду, вокруг всего дома ведут поиски другие полицейские. Она слышала шаги по гравию, а иногда в щелку между шторами видела луч фонарика. Время было довольно позднее, она заметила, что часы на каминной полке показывали около девяти. Те четверо, что обыскивали комнаты, казалось, устали, были почти что в раздражении.

— Джек, — сказала она, когда сержант Нунен проходил мимо в следующий раз. — Вы не откажитесь дать мне чего-нибудь выпить?