Агенты школьной безопасности - Страница 3

Про эту дырку знала вся школа. Кроме учителей, конечно.

Алешка влетел в кладовку, заперся и выдернул затычку из дырки.

Директор сосредоточенно что-то писал, наверное, очередной приказ «по вверенному ему подразделению».

Тут распахнулась дверь, в кабинет ворвалась Любаша, за ней на буксире Светик, с очками, повисшими на одной дужке на одном ухе.

– Вот! – Любаша шлепнула на стол директора листок. – Вор!

Директор скинул очки – он без них лучше видел – и взял в руки листок.

– Ну и что? Ничего не понимаю. Он эту бумажку украл? У вас?

– Бумажка! – фыркнула Любаша. – Это схема! Бандитская!

Алешке глаза директора не были видны – только его круто стриженный затылок, а вот у Светика глаза сделались размером с блюдечки.

– Это закладка, – сказал он. – Она в книге была.

– Семен Михайлович! – Любаша заломила руки. – Как мне жить дальше? Ведь Святослав – самый честный ученик в школе! И совершил такой поступок. Что же ждать от остальных?

Бумажка лежала перед директором. Алешка, не поворачивая головы, нащупал бинокль, поднес его к глазам.

Действительно, на тетрадочном листе в какую-то странную двойную линеечку была набросана какая-то схема, местами подписанная какими-то буквами. «Чд», «Ня» – разобрал Алешка. А больше он ничего не разобрал. Какие-то решеточки, стрелочки, квадратики… Даже кораблик какой-то.

Семен Михайлович повертел листок, посмотрел, склонив голову.

– Похоже на схему обороны второго взвода мотопехоты.

– Какая оборона? – взвизгнула Любаша. – Это схема нашей школы! Это путь к вашему сейфу! Неужели непонятно? Вот же написано: «Вх» – значит, вход. «Уч» – учительская. Вот стрелка к вашему кабинету. Так и написано: «Кд» – кабинет директора!

Семен Михалыч поскреб макушку.

– А «Чд» – это что? Чемодан?

– Конечно! Вы умница, Семен Михайлович. Чемодан с деньгами. Он!.. – Любаша чуть ли не в лоб Светика пальцем ткнула. – Он эту схему для какого-то жулика нарисовал!

Алешка мне потом рассказал, что схема напоминала план нашей школы. С дорожкой к сейфу директора.

– Вот что. – Семен Михалыч тяжело поднялся. – Вот что, Любаша… извините, Любовь Михайловна, не звоните по всей школе о вашей гениальной догадке. Я сам во всем разберусь. Идите в класс. А ты, Святослав, останься. Садись-ка вот здесь, поговорим. Как мужчина с мужчиной. Как рядовой с генералом.

Любаша ушла. Светик присел на краешек стула, вернул очки на место.

– Слушай сюда. Что за бумажка? Откуда она у тебя? Только не ври.

– Я никогда не вру, – упрямо повторил худенький и маленький Светик. – Я не знаю, что это такое.

– Впервые видишь? – усмехнулся директор.

Светик кивнул. И тут же поправился:

– Бумажку эту я видел. Но не разворачивал. Закладка. Она в книге была.

Семен Михалыч вздохнул:

– Когда я начинал служить в армии – это было очень давно, – наш старшина Канарейкин говорил: «Врать – так уж честно». – Загнул, однако, Семен Михалыч. Как это – честно врать? Говорить лживую правду, что ли? Или правдивую ложь? – Ты это рисовал?

– Нет.

– Для кого?

– Ни для кого.

– Иди в класс.

Алешка прилетел в класс раньше, чем Светик. Любаша недовольно посмотрела на него:

– Тебе, Оболенский, всегда времени не хватает. Для этих дел перемена существует. Садись. – Тут дверь снова распахнулась, и вошел Светик.

Ему Любаша ничего не сказала. Только проводила хмурым взглядом. И весь класс смотрел на него.

Светик неторопливо уложил свои тетради и учебники в сумку, подошел к двери:

– Вы назвали меня вором, Любовь Михайловна. Я не вернусь в школу, пока вы не извинитесь.

И он в полной тишине вышел из класса.

Что потом сделалось в школе, описать трудно. Просто скандал получился. Любаша, кстати, тоже объявила забастовку: «Пока он не извинится, я в школу не приду». Как маленькая, честное слово.

Вся школа разделилась на три части. Большая была за Светика, единодушно решив, что он ни за что не смог бы украсть деньги. Вторая часть, меньшая, так же категорично отстаивала свое мнение: «В тихом омуте черти водятся». А третья, самая маленькая, выразилась еще проще: «А нам по Фигаро!» Наплевать, значит.

Честно говоря, я здорово устал от всех этих событий и решил под шумок слинять из школы. Зашел за Алешкой, но оказалось, что его уже нет в классе. Тоже слинял.

Тогда я пошел домой. И вот на тебе! – возле соседнего дома наблюдаю такую картину: два пацана сгребают листву на газоне. Это были Светик и наш Алешка.

Они яростно махали граблями, время от времени бросали их, сходились, начинали о чем-то спорить и так же яростно размахивали руками.

Тут к ним подошла молодая женщина в аккуратном оранжевом комбинезоне с какими-то буквами на спине и с большими черными мешками в руках. Ребята стали набивать эти мешки листвой, а женщина (я догадался – мама Светика) относила эти мешки к дороге и составляла их у обочины.

– А ты чего не помогаешь? – послышалось у меня за спиной. – И чего ты здесь стоишь?

Я обернулся. Это была Люська Пенкина, тоже из нашей школы. Любопытная, как мартышка. Она даже нормально разговаривать не может, она только вопросы задает: «А ты куда? А ты зачем? А это кто?» Пенкина даже у доски ухитряется отвечать одними вопросами:

– А это Амазонка? Она в Бразилии, да? А вокруг нее джунгли, разве нет? А климат тропический, правильно?

И, казалось бы, она ничего не слышит в ответ. Потому что за своими вопросами не успевает поймать ответы. Но это не так. Она все слышит и все знает. А если знает она, то знает и вся школа.

– Любуешься, Димон? А молодец этот Светик, да? Такой тихоня, скажи? И такие денежки хапнул, ага?

– Не болтай, Пенка. – Я разозлился. – Не болтай, чего не знаешь!

– Я не знаю? – Пенкина отступила назад и в возмущении вытаращила свои любопытные глаза. – Думаешь, дура, да? Да он мне сам сказал, понял? Сегодня утром, съел?

Вот это новость! И я выслушал Пенкину со всем вниманием.

Оказывается, сегодня утром, по дороге в школу, она по своей любопытной привычке (а вовсе не из сочувствия) спросила Светика, что это он такой грустный? Светик долго отмалчивался, но под градом вопросов не устоял. И сказал, что все очень плохо, что они с мамой задолжали с оплатой жилья и их могут выселить. А потом рубанул рукой воздух так, что чуть очки не потерял, и сказал решительно: «Я достану деньги! Мне один дядька поможет!»

Да, информация неутешительная.

– Ты только не трепись об этом по школе, – грозно посоветовал я Пенке.

– А когда это я трепалась? Разве я такая?

– Именно такая. Помалкивай.

Пенкина надулась и ушла. А я не стал дожидаться Алешку и пошел домой.

– Что так рано? – спросила мама. – А Лешка где?

– Там, – неопределенно мотнул я головой, переобуваясь.

– А… – кивнула мама. – Я так и знала.

Алешка пришел через часок, усталый и голодный.

– Где ты шлялся? – спросила мама.

– Там, – мотнул головой Алешка.

– Так я и думала. Мойте руки, будем обедать.

За обедом я рассказал Алешке о Пенкиной.

– Фигня это, Дим, а не улика. – И Алешка пренебрежительно махнул рукой. Правда, в руке у него была столовая ложка. Полная супа.

– Почему фигня? – спросил я, стирая со стены брызги и кусочки картофеля.

– Потому. Если человек любит животных…

– Он никогда не станет красть? – догадал-ся я.

– Он никогда не станет их обижать. А если человек честный, то он…

– Любит животных? – опять догадался я.

Алешка прыснул. Прямо в ложку. Я взял салфетку и вытер лицо. И ему заодно тоже.

– Если человек честный, он никогда ничего не украдет, – уверенно сказал Алешка. – А Светик – честный.

– Это не довод. Он же сам сказал, что достанет деньги. И что ему поможет какой-то человек. Нарисовал Светик план, как подобраться к сейфу в кабинете директора, и передал его какому-нибудь жулику с отмычками. А денежки они поделили.