Агенты Берии в руководстве гестапо - Страница 22

Хотя антисемитизм в прежней Германии не имел прочных позиций. Наоборот, в империях Гогенцоллернов и Габсбургов евреи занимали более прочное и более привилегированное положение, чем в царской России, и в Первую мировую немцы пытались в пропагандистских целях обыгрывать «еврейский вопрос», считая его «третьим по значению после украинского и польского». 17 августа 1914 г. под эгидой правительства был создан «Комитет освобождения евреев России» во главе с профессором Оппенхаймером. Верховное командование германской и австрийской армий выпускало обращения, призывавшие евреев к борьбе против русских и обещавшие «равные гражданские права для всех, свободное отправление религиозных обрядов, свободный выбор места жительства на территории, которую оккупируют в будущем Центральные державы». Сам Гитлер познакомился с теориями антисемитизма, когда жил в Вене – из журналов и брошюр бывшего монаха Георга Ланца.

Но точно так же, как в России многие евреи симпатизировали в ходе войны немцам и австрийцам, а то и подыгрывали им, так и в Германии в 1917–1918 гг., когда ход боевых действий склонился не в ее пользу, часть евреев заняла пораженческую позицию и принялась исподволь наводить контакты с англичанами, французами и американцами. В период Веймарской республики представители этой нации стали одними из самых горячих сторонников демократии по западным образцам. А разгул спекуляции, коррупции, черного рынка, внедрения иностранного капитала тоже вынес «наверх» часть евреев. Конечно, далеко не всех – но в качестве нуворишей, политиков, депутатов рейхстага они были очень уж заметны. Поэтому и настрой против них стал принимать «национальный» характер.

Что касается социалистических лозунгов, то нацизм нередко в исторической литературе противопоставляют коммунизму. Объявляют двумя противоположными полюсами тоталитарных систем. На самом деле это не так. Изначально нацисты сами считали себя «продолжателями» дела коммунистов. Что не мешало им враждовать точно так же, как все революционные партии враждовали со своими предшественниками: коммунисты с социалистами, социалисты с либералами. Гитлер, например, рассказывал приближенным: «В молодости, находясь в Мюнхене вскоре после войны, я не боялся общаться с марксистами всех мастей. Я всегда считал, что всякая вещь для чего-нибудь пригодится. И к тому же, у них было много возможностей развернуться по-настоящему. Но они были и остались мелкими людишками. Они не давали ходу выдающимся личностям. Им не нужны были люди, которые, подобно Саулу, были бы на голову выше их среднего роста. Зато у них было много жидишек, занимавшихся догматической казуистикой. И поэтому я решил начать чтото новое. Но ведь из бывшего рабочего движения тоже вполне можно было бы сделать что-то вроде нашего…»

Суть своей «реформы коммунизма» фюрер изложил в разговоре с гауляйтером Данцига Раушнингом: «Я не просто борюсь с учением Маркса. Я еще и выполняю его заветы. Его истинные желания и все, что есть верного в его учении, если выбросить оттуда всякую еврейскую талмудистскую догматику». А когда собеседник пришел к выводу, что в этом случае получится большевизм российского образца, Гитлер его поправил: «Нет, не совсем. Вы повторяете распространенную ошибку. Разница – в созидательной революционной воле, которая уже не нуждается в идеологических подпорках и сама создает себе аппарат непоколебимой власти, с помощью которого она способна добиться успеха в народе и во всем мире». Таким образом, Гитлер просто постарался довести марксизм-ленинизм до «логического завершения». Отбросил «идеологические подпорки», отмел фразеологическую шелуху, в которой постоянно путались и сами большевики – поскольку в борьбе с конкурентами сегодняшние истины назавтра приходилось объявлять «оппортунизмом» или «уклонизмом». Германский фюрер избавился от всего этого, а оставил лишь главное – борьбу за власть. И методы неограниченной власти.

Во многих отношениях нацисты были близки коммунистам. Пункт 17 программы НСДАП предусматривал национализацию промышленности и банков, аграрную реформу с безвозмездной экспроприацией собственности. Геббельс в публичных речах неоднократно заявлял о глубоком родстве национал-социализма и большевизма. Причем именно российского большевизма – немецких коммунистов он уличал в отступлении от революционных принципов и предательстве интересов бедноты, а социал-демократов укорял в забвении марксизма. В историческом перечне революционеров, дело которых якобы продолжали нацисты, фигурировал и Ленин.

Ярко выраженной левой ориентации придерживались такие видные нацисты, как идеологи партии Отто и Грегор Штрассеры, вожди штурмовиков Рем, Хайнес, Эрнст, крупные региональные руководители – Кох, Кубе, Брюкнер, Келер. Да и сам Гитлер преемственности не скрывал. Например, в беседе с Гессом и командиром штурмовиков Линксмайером в 1932 г. он говорил: «Революционное учение – вот секрет новой стратегии. Я учился у большевиков. Я не боюсь говорить об этом. Люди в большинстве своем всегда учатся у собственных врагов. Знакомы ли вы с учением о государственном перевороте? Займитесь этим предметом. Тогда вы будете знать что делать». Известны и другие его высказывания на этот счет: «Я всегда учился у своих противников. Я изучал революционную технику Ленина, Троцкого, прочих марксистов. А у католической церкви, у масонов я приобрел идеи, которых не мог найти ни у кого другого».

Многие коммунисты в разные времена переходили под знамена Гитлера и, как правило, оказывались там вполне «на месте». Скажем, будущий председатель Народного суда Р. Фрейслер, прославившийся своей кровожадностью, в гражданскую войну был в России и служил в ЧК. И впоследствии фюрер не в шутку, а в качестве похвалы говаривал: «Фрейслер – это наш Вышинский». Ярым большевиком в начале 20-х был и лидер норвежских нацистов Квислинг. К гитлеровцам перешла часть компартии Франции во главе с Ж. Дорио и компартии Швеции во главе с Н. Флюгом.

Ну а в Германии в ту пору различия между коммунистами и нацистами выявить было не так-то легко. Обе партии использовали одни и те же методы – сочетание легальной агитации и борьбы за голоса избирателей с подготовкой силового переворота. Одни формировали для этого отряды штурмовиков СА, другие – отряды штурмовиков «Рот фронта». Обе партии представляли себя выразителями интересов рабочих. Но главный контингент и для СА, и для «Рот фронта» составляли безработные и городское отребье – люмпены, деклассированные элементы, шпана без определенных занятий.

В данном случае характерен пример с Хорстом Весселем, автором нацистского гимна. Он был сутенером, собрал из своих приятелей отряд «Штурм-5» и в результате ряда кровавых потасовок одержал верх в одном из злачных кварталов Берлина, который прежде контролировался коммунистами и считался их «вотчиной». А убит был в феврале 1930 г. в драке с Али Хелером – тоже сутенером, но активистом компартии. На его похоронах Геббельс заявил, что он умер «за Гете, за Шиллера, за Канта, за Баха, за Кельнский собор… Мы вынуждены драться за Гете пивными кружками и ножками стульев, но когда придет час победы, мы снова раскроем объятия и прижмем к сердцу духовные ценности».

Да, драк хватало. За годы, предшествующие приходу к власти, в столкновениях с разного рода противниками погибло 300 нацистов и 40 тыс. получили увечья и ранения. Против членов НСДАП было заведено 40 тыс. уголовных дел, по которым обвиняемые получили в общей сложности 14 тыс. лет тюрьмы и 1,5 млн. марок штрафов. Одним из тех, кому довелось расследовать эти разборки и прочие преступления, был Мюллер.

В годы Великой депрессии он тоже отнюдь не оставался без работы. Наоборот, спектр «клиентуры» полиции теперь значительно расширился. Приходилось ловить воров и убийц, совершивших преступление от голода и безработицы. В участки пачками таскали девочек и матерей семейств, пошедших на панель ради куска хлеба. Но Мюллер, в отличие, скажем, от книжного комиссара Мегрэ, сентиментальностью отнюдь не отличался. Наоборот, загрубел на службе среди той грязи, в которую ежедневно окунался. Возможно, имел какое-то собственное мнение. Но внешне для него не было разницы, по каким мотивам совершено преступление – из корысти или чтобы семью накормить. Кто попался – того арестовывал. А душеспасительными беседами заниматься, в психологии копаться – не его дело. Не отличался он и разборчивостью в средствах. Если подозреваемому при задержании или в участке «случайно» намнут бока, ну и что? Главное, чтобы скандалов и неприятностей потом не было. И чтобы вело к нужному результату. Чтобы дела, которые на нем висят, были раскрыты. Чтобы можно было бы в срок отчитаться о проделанной работе.