Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната - Страница 7
В последнее же время с психами успешно конкурировали киношники во главе с шумным Худокормовым, которые расположились в «Золотой пуле» всерьез и надолго, дабы запечатлеть на кинопленке наши бессмертные творения — сборники новелл «Все в АЖУРе». Мы думали, что киношники отпугнут психов, но все вышло наоборот — психов в Агентстве стало еще больше. Видимо, они нашли своих «братьев по крови».
Горностаева продолжала:
— За эту неделю я выслушала семерых контактеров с инопланетной цивилизацией, двоих подвергшихся сексуальному насилию со стороны Президента, пятерых беременных от губернатора, причем из них двое — мужчины…
— Вообще-то сейчас осень, время обострений, — сказал я с состраданием. — Скоро будет легче…
Валя тихо заплакала.
— Леша, я ведь приличный репортер…
— Я, между прочим, тоже. Но, понимаешь, Валя… Есть такая работа — Родину защищать! В смысле обеспечивать бесперебойную работу нашего коллектива. И, как говорит наш любимый шеф, строить Собор мы должны сообща! Каждый камушек важен!
— Леша, я серьезно, — сказала она и заплакала громче. Это, кстати, тоже стало часто повторяться в последнее время, и я подумал, что надо бы поговорить с моим знакомым психоаналитиком. Бывшим замполитом, кстати говоря…
— А если серьезно, — сказал я, осторожно выписывая последний восклицательный знак, — просеивай информацию, отделяй мух от котлет. Может, что-то и попадется.
— В разговоре с забеременевшим от губернатора ветеринаром? — усмехнулась Валентина. — Да ты хоть раз…
В кабинет заглянула Завгородняя, прервав горностаевский порыв.
— Не целуетесь? — констатировала она удивленно. — Лады… Валька, тебя Соболин кличет.
Горностаева вздохнула и встала. Немного помедлив, она бросила на меня жалобный взгляд и направилась к дверям, утирая слезы.
— Валя, ты очень любила эту юбку? — спросил я.
— Почему «любила»?
— Ты села на баночку с тушью. И у тебя сзади теперь очень симпатичное пятно.
Горностаева ахнула и, изогнувшись, принялась разглядывать огромную кляксу на светлой юбке. Глаза ее вновь наполнились слезами. Я не мог остаться безучастным, особенно когда отметил, что Валя вопреки обыкновению (тревожный, кстати, факт) не обвинила в случившемся меня.
Я прищурился и сказал:
— Погоди-ка… — подойдя к креслу, я достал из его глубин полураздавленную пластиковую баночку с тушью. — Осталось еще немного. Повернись!
Через несколько минут бежевая юбка Горностаевой сделала бы честь любому модельеру, вручную расписывающему ткани, — нежные леопардовые пятна покрыли округлости моей дамы так естественно, как будто были там с момента покупки.
— Я с тобой пойду, — заявил я в припадке благородства и галантно предложил ей локоть.
В приемной Соболин разговаривал о чем-то с седоватым худым мужчиной в берете. Когда мы зашли, он, не обратив на меня никакого внимания, обрадованно заорал:
— Ну наконец-то! Вот, Василий Палыч, та самая Валентина Ивановна, о которой я вам рассказывал. Она вас внимательно выслушает и примет все необходимые меры.
Василий Палыч принялся недоверчиво разглядывать Валю. В особенности (что мне очень не понравилось) ее ноги. Осмотр его не удовлетворил, и он тихо зашептал Соболину:
— А вы уверены, что она… э-э… компетентна?
Мерзавец Соболин зашептал ему в тон:
— Доктор физико-технических наук. Ведущий специалист спецотдела Администрации президента. У нас проходит педагогическую практику. — Он нагло подмигнул Валентине и громко сказал: — Валентина Ивановна, позвольте вам представить: Василий Палыч Коровин. Физик-самоучка.
— Очень приятно, — мрачно улыбнулась Горностаева. И кивнула на меня: — Мой ассистент. Присаживайтесь.
Соболин наконец заметил меня и собрался было запротестовать, но я показал ему кулак, и он исчез.
— Я думаю, что нам следует разговаривать не здесь, — таинственно процедил Коровин.
— Полная звукоизоляция, тройное кольцо охраны, — компетентно успокоил его я.
Горностаева посмотрела на меня с благодарностью.
Коровин вздохнул и начал рассказывать.
На все про все мне хватило пяти минут.
Каширин вешал на стенку очередной портрет какого-то оскаленного монстра, а Зудинцев сидел за столом, внимательно изучая распечатки мобильных телефонов, когда дверь распахнулась и в нее, пропустив вперед секретного физика, зашел я. За нами плелась Горностаева. Указав физику на диван, я подошел вплотную к Каширину и сказал ему несколько слов. Он кивнул и вышел, а я повернулся к Коровину.
— Вот, Василий Палыч, наш секретный отдел. Сейчас все и решим.
Зудинцев посмотрел на меня внимательно, встал, присел к Коровину и молча пожал ему руку. Я сунул Михалычу несколько листков бумаги, исчреканных вдоль и поперек какими-то схемами, — те, что сунул мне перед этим сам секретный физик.
— Вот, полюбуйтесь, Георгий Михайлович… Спасибо Василию Палычу, а то бы так и не заметили. И кто бы отвечал?
— Да уж… — неопределенно сказал опытный Зудинцев.
— Как легко понять из этих расчетов, — продолжал я, напирая на слово «легко», — Василий Палыч обнаружил критическую ошибку в электронных схемах наших ракет «земля-воздух». Да, Василий Палыч?
— Да, — скромно подтвердил Коровин. — Они не долетят.
— Докуда? — осторожно поинтересовался Михалыч.
— Ни докуда не долетят, — сокрушенно посетовал Василий Палыч.
— Нужно что-то срочно предпринимать, — пискнула Горностаева.
Зудинцев решительно встал и пошел к телефону. Набрав несколько цифр, он сказал в трубку металлическим голосом:
— Алло, пост номер один? Говорит Беркут. Немедленно отмените все пуски в квадрате ноль-пятнадцать!.. Не знаю. Как хотите! Это приказ. И немедленно соберите научный совет. Сейчас к вам подъедут.
Пока он разговаривал, Василий Палыч, побледнев от гордости, встал и расправил плечи.
— Спасибо вам, — с чувством сказал Зудинцев, повесив трубку, — товарищ… э-э…
— Коровин.
— …Товарищ Коровин. Вы согласитесь побеседовать с нашими научными специалистами?
— Ну разумеется… — горячо закивал физик. — Понимаете, плата наведения боеголовки в наших ракетах…
— Тс-с! Не здесь! — перебил его Михалыч.
— Да-да… Я понимаю.
Дверь открылась, и Каширин пропустил вперед двух санитаров и врача.
— Здравствуйте, товарищи! — высокомерно поприветствовал их Василий Палыч и сухо пожал санитарам руки. — Поедемте, время не ждет. Георгий Михайлович, вы с нами?
— Нет-нет, — с сожалением отказался Зудинцев. — Не могу оставить пост.
Василий Палыч прищелкнул каблуками, и процессия вышла за двери.
А мы пошли в кафе. Когда мы утерли слезы и привели себя в порядок, я повернулся к Горностаевой. Ей отчего-то совсем не было смешно.
— Видишь, как просто? — спросил я у нее. Но она не успела ответить — влетел Соболин.
— Везет тебе, Валюха, — хихикнул он. — Еще клиент подтянулся. Допивай, он тебя в отделе ждет.
Валя бросила на него такой яростный взгляд, что он примиряюще улыбнулся:
— Да ладно, сегодня же пятница! Это последний. Обещаю. На следующей неделе по психам дежурю я. Татьяна Петровна, кофейку…
Я кашлянул и, похлопав Горностаеву по руке, заявил:
— Соболин, будь друг, уступи его мне?
Соболин поглядел на меня, потом на Горностаеву и кивнул. Я поинтересовался:
— А что за клиент?
Вот такой дед! Пчеловод!
Валя сидела за столом, подперев подбородок. Я расположился на диванчике, а «пчеловод» — дедушка, похожий на крестьянина с картины «Ходоки» — сидел посреди комнаты на краешке стула и робко излагал.
— Мы вашу «Явку с повинной» всегда читаем, Люська моя специально за ней на станцию ездит на велосипеде. А зимой — пешком.