Агентство «Золотая пуля-3». Дело о вдове нефтяного магната - Страница 24

Я немного подождал, потом сказал Птичкину:

— Хорошо бы узнать, что, собственно…

Но тут Черкасова всхлипнула и, тихо сказав: — Там… На опушке… Опять… — упала в обморок.

«Убил ботинком Босова, дискобол хренов», — подумал я на бегу. Но картинка, открывшаяся мне на симпатичной полянке, была совсем не той, какую я ожидал увидеть. Вместо голого Босова, накрытого пущенным мною ботинком, под живописным кустом дикой малины лежала вполне одетая Лерочка. Одетая, но мертвая. Из ее девичьей груди торчала рукоятка кухонного ножа. А в уголке бесцветных губ запеклась струйка крови.

За моей спиной послышался топот, и на поляну выскочило несколько киношников.

— Ничего не трогать!!! — заорал из задних рядов Неручко и, подскочив ко мне, храбро схватил меня за руку и стал ее выкручивать.

Мне ничего не оставалось, как врезать ему по лысеющей макушке и уйти с этой дурацкой полянки.

Проходя мимо застывшей кучки испуганных киношников, я нашел взглядом Босова и кивнул ему. Он обреченно поплелся за мной.

— Зарядку делал? — хмуро спросил я у художника, топтавшегося рядом, пока я пытался дозвониться до «02».

— Ка-какую за-за-зарядку? — заикаясь, переспросил Босов.

— Такую!!! — заорал я, и он вжал голову в плечи. — На опушке! В голом виде!!!

Тетка на «ресепшене» хихикнула.

— Не-е-ет… — проблеял художник. — Я в номере делал… Потому что за мной Черкасова подглядывает… Я и не хожу туда уже дней пять… Ей-богу!

Я хмыкнул и показал Босову жестом, чтобы он убирался. Не успел тот исчезнуть, как в фойе влетел юный мент Юрик.

— Ты откуда? — удивился я. — Я ж еще не дозвонился…

— Так я за тобой! — пожал плечами он. — У меня труп неопознанный и еще — сюрприз! Пошли поглядим?

На его веснушчатой физиономии сияла такая безмятежная улыбка, что мне было даже жалко его расстраивать.

— А у меня тоже труп! — в тон ему сказал я радостно. — Пошли поглядим?

И мы пошли поглядеть, причем с лица Юрика так и не сползала улыбка.

Кстати, не сползла она и по прибытии на злосчастную полянку, которая была девственно пуста, даже куст малины не качался.

Я бы даже сказал, что улыбка Юрика стала еще шире, когда он прослушал мою недолгую, но жаркую речь по поводу всего происходящего. Думаю, что самым цензурным в ней было слово «мать».

Когда мы вернулись к пансионату, со скамеечки у крыльца, как по команде, поднялись скорбные киношники.

— Где тело?! — заорал я на них.

Они переглянулись, как курившие школьники, которых неожиданно застукал завуч по внеклассной работе.

— Какое тело? — промямлил Птичкин.

— Мертвое, — устало сказал я. — Где тело администраторши, сволочи?

— Там было… — с идиотской улыбкой сказал Семен, держащийся за голову. — Кстати, товарищ лейтенант, прошу зафиксировать…

Я подскочил к нему и схватил его за грудки:

— Ты, слабоумный кретин, объясни, куда подевалась мертвая девочка?! Почему вы ее там оставили?

— Так это… — вступился Птичкин. — Решили не топтать, чтобы, значит, до прибытия…

— А баба твоя где? — накинулся я на него. — Быстро сюда ее! Ну! — И для убедительности дал ему пинка, когда он послушно направился в корпус. — Всем стоять здесь! — орал я в каком-то исступлении. — Никуда с места не двигаться!

— Товарищ лейтенант, — послышался за моей спиной осторожный шепот режиссера. — Он псих, он по голове меня…

Лучше бы он этого не говорил.

Наручники Юрик снял с меня только в машине. Да и то предварительно убедившись в том, что я полностью успокоился.

— Зря ты его так-то уж… По башке!.. — добродушно хихикнул он, подъезжая к отделению.

— Да пошел он… — отозвался я, не без удовольствия вспоминая, как гонял режиссера, пытавшегося загородиться подчиненными, вокруг скамейки.

Самообладание уже полностью вернулось ко мне, только немного побаливал правый кулак, отбитый о пустую голову Неручко.

Местное отделение милиции утопало в зелени. В дежурной части было прохладно и спокойно. Юрик провел меня по небольшому коридорчику и, поковырявшись в замке аккуратно покрашенной двери, сделал широкий жест:

— Уэлкам!

Я вошел в крохотный кабинетик и вздрогнул. Над столом, глядя мне прямо в глаза, плотоядно ухмылялся Обнорский.

«Спокойно, Соболин! — сказал я себе твердо. — Это плакат».

Откуда его добыл Юрик, я не спросил, но настроение у меня испортилось.

— Это и есть твой сюрприз?

— Да не, — хохотнул Юрик, копаясь в сейфе. — Сейчас хлопнем по маленькой для успокоения нервной системы и пойдем смотреть труп. А уж потом сюрприз…

Глотнув «для успокоения» какой-то дряни, я послушно поплелся следом за Юриком к выходу из отделения.

Перейдя через дорогу, мы подошли к ветхому флигелю, на котором красовалась новехонькая табличка с надписью: «Зеленогорская районная больница. Морг».

Войдя внутрь, Юрик бурно расцеловался с какой-то бабулей в грязном халате и потащил меня в глубь коридора. Сказать, что в морге стоял смрад, было бы слишком мягко. Я даже порадовался, что не завтракал да еще натощак хлопнул водки, — если бы не это, блевать бы мне безостановочно от самого входа…

В мертвецкой никого не было, если можно так выразиться. Вернее сказать — в ней не было ни одной живой души, поскольку на столе лежало голое мужское тело с биркой на ноге. По нему в изобилии ползали мухи. В районе шеи красовалась такая рана, что можно было предположить в качестве причины смерти столкновение с «Боингом-747». Тут-то меня и вывернуло…

— Он? — радостно спросил меня Юрик, когда мы выскочили на свежий воздух.

— Сдурел? — сдавленно просипел я. Меня преследовал этот кошмарный запах, казалось, что я пропитался им насквозь. — Этому же лет шестьдесят как минимум, да к тому же он лысый совсем!

— Так это не Спиридонов? Точно? — расстроился Юрик. — Жаль… Ну пошли сюрприз смотреть.

— Погоди. — Я взял его за плечо. — Ты куда меня поведешь, на скотобойню, что ли? Так я не выдержу, учти!

— Да нет! — снова повеселел Юрик. — Ко мне вернемся.

— А водки дашь?

— А то! — успокоил он меня, и мы снова пошли через дорогу.

Донельзя довольный, Юрик распахнул передо мной дверь камеры:

— Вот он, душегуб, — произнес он с нежностью.

На нарах сидел ссутулившийся мужичонка в тренировочных штанах и футболке с оторванным рукавом. На лице — вселенская скорбь, под глазами — свисающие на щеки алкогольные мешки.

— Сознался, рецидивист. — Юрка сел с ним рядом и вынул из кармана пачку мятых бумаг. — Вот, посмотри какая у нас биография. Неоднократно судимый, неработающий. Ступил на путь преступности в раннем детстве, первый раз был осужден в 18 лет за хищение госимущества (спер двигатель от трактора). Потом в восемьдесят пятом — угроза жизни, потом в девяносто пятом — опять хищение, из сельмага. Я, кстати, вел дело. Первое… Потом угон машины…

— Да я водить не умею, начальник… — замычал мужик.

— Молчи, лишенец, речь о другом. Лучше рассказывай, что недавно было. В чем вчера признался — что мне сказал, то и рассказывай.

— Ну на почве личных неприязненных отношений я с особой жестокостью нанес смертельную рану топором актеру драматического жанра, этому, как его… — нудно забубнил и запнулся алкоголик-душегуб.

— Пора бы и запомнить! Спиридонову Олегу Сергеевичу, 1961 года рождения!

— 1961 года рождения… — послушно повторил вслед за Юриком душегуб.

Юра победоносно посмотрел на меня.

— И куда он дел труп? — спросил я, изумляясь, как я еще не сошел с ума от всей этой фантасмагории.

— Куда? — переспросил Юрик и грозно насупился в сторону бомжа. — Да, где труп?

— Дак это… — удивился злодей. — Ты ж сам сказал, в морге!