Агатангел, или Синдром стерильности - Страница 12

Я тоже закончила профессионально-техническое училище № 13 по специальности «столяр-теоретик». Отец категорически против протекции, поэтому я поступала в училище на общих основаниях, набрала меньше баллов, чем нужно было для любого из основных факультетов, и угодила к столярам-теоретикам. Точнее, «теоретичек», ведь в моем дипломе стоит форма женского рода, в отличие от дипломов остальных выпускниц училища и вопреки принятому правописанию. Прогрессивные взгляды родителей сделали свое, и я все же добилась, как написали бы в альманахе «Гришкина школьная наука», гендерной справедливости. Но это не слишком помогает мне в жизни, и, когда я посылаю свое резюме на какую-нибудь западную стипендию в гуманитарной области, мой диплом вызывает скорее удивление, чем уважение. За рубежом информация о тигиринском феномене, а вместе с тем и о специфике ПТУ № 13, еще недостаточно распространена. Поэтому последнее время я указываю в автобиографии только законченный потом факультет журналистики во Львовском университете, на то время еще не «национальном». Но, честно говоря, университет дал мне гораздо меньше, чем домашнее окружение и обучение в ПТУ № 13.

Сейчас я заочно учусь в аспирантуре, изучаю тему «Провинция географическая — не провинция духовная», и в своей работе планирую показать тигиринский феномен в разрезе его непровинциальности и абсолютной исключительности. Естественно, при этом я применяю интердисциплинарные методы исследования, интерпретируя историю при помощи методологий, используемых в культурологии, психологии и даже медицине.

Правда, как только я устроилась в «КРИС-2», мне пришлось прервать работу над диссертацией, поскольку, во-первых, не хватает времени, а во-вторых, работа над темой натолкнула меня на новые ее аспекты, которые я раньше не замечала и которые вносят принципиальные изменения в исходную концепцию.

Например, само понятие провинциальности. Для моего отца, как и для всей тигиринской интеллигенции и читателей «КРИСа-2», это понятие очевидно и не требует никаких дефиниций. Они всегда знают, что именно провинциально, а что нет.

Если бы любого из них попросили составить список того, что он или она считают провинциальным, туда обязательно попало бы следующее:

Конечно, таких признаков можно найти и больше, но вышеназванные абсолютно точно попадают в категорию провинциального с точки зрения каждого сознательного тигиринца. С другой стороны, все перечисленные явления или хотя бы большинство из них выглядят абсолютно не провинциальными для представителей других сообществ. Например, для киевских и львовских русскоязычных, некоторых киевских украиноязычных и абсолютно всех донецких, полтавских, одесских и херсонских. Таким образом, понятие провинциальности из категории постоянной и четко определенной превращается в переменную величину, зависящую от среды, в которой это понятие используется. Хотя этот тезис отрицают все, кто придерживается радикальных взглядов в вопросе галицкого сепаратизма, то есть как его горячие сторонники, так и не менее убежденные противники. Но в этом нет ничего странного, ведь любой радикализм ведет к упрощению.

Далее, понятие духовной провинции. Для представителей тигиринского феномена здесь опять-таки нет ничего сложного. Каждого, кто не разделяет взглядов теоретиков галицкого сепаратизма или же разделяет их не слишком убежденно, можно считать человеком с провинциальным сознанием. Но мне кажется, это определение требует уточнений. Например, как быть с теми, кто входит в ЛДвиБЗ(не)? Представители ТиДвиБЗ(не) полагают их провинциалами, игнорируя тот факт, что позиции обеих партий почти идентичны.

И наконец, разве нужно лишний раз уже в названии работы подчеркивать, что Тигирин — географическая провинция? Ведь это может вызвать неудовольствие самых радикальных тигиринских патриотов, которые не захотят ассоциировать себя ни с какой провинцией, даже если это слово употреблено в позитивном смысле.

Возможно, я слишком близко подошла к предмету исследования, надо было оставаться на безопасном расстоянии зарубежных библиотек, откуда все казалось четким и однозначным? А может, вообще ни одна идея не кажется мне достойной доверия настолько, чтобы полностью себя с ней идентифицировать?

Даже не знаю, что конкретно меня останавливает. Возможно, я просто глубже вникла в материал, и некоторые ранее очевидные факты теперь перестали быть для меня настолько очевидными, а некоторые ранее приемлемые упрощения стали казаться слишком примитивными. Возможно, я осознала огромный разрыв, который простирается между теорией какой-либо политической идеи и ее практическим воплощением. А также то, что слишком непредвзятый подход к теории на данном этапе может серьезно повредить практике. Или же увидела, что любые попытки описать то или иное явление неминуемо ведут к упрощению, поэтому нет смысла даже пробовать описать что-либо объективно или хотя бы адекватно.

Если раньше я видела только позитивные моменты явления под названием «тигиринский феномен», то теперь понимаю, что никакое явление не может состоять только из позитивных моментов, но дает ли это мне право критиковать то, что не критикуют гораздо более авторитетные исследователи? И не повредит ли критика популяризации тигиринского феномена? Ведь если повредит, это не очень-то патриотично.

Другой путь заключается в том, чтобы рассмотреть дискуссионные моменты. Но тогда я рискую, во-первых, выглядеть слишком дерзкой в своей критике уважаемых теоретиков идеи, во-вторых, эта работа не прибавит тигиринскому феномену новых сторонников. Ведь если даже среди его представителей нет единства, он вряд ли будет выглядеть убедительным для людей внешних.

Хотя, похоже, я несколько упрощаю, и дело не ограничивается только этим почти марксистским конфликтом между общественным и личным. Раньше я никогда не ставила перед собой вопрос, разделяю ли политические взгляды своего отца и представителей тигиринского феномена. Я выросла и жила в этом и давно перестала оценивать и анализировать. Я жила с убеждением, что все уже оценено и проанализировано до меня, и такая некритичность, конечно, не делает мне чести. Как сказал бы на это наш школьный учитель геометрии, не следует путать аксиому с теоремой, то есть принимать на веру то, что требует доказательства, и наоборот.

Поэтому пока что я хорошо представляю, как не должна выглядеть моя диссертация. Но еще не знаю, как она должна выглядеть. Однако, может быть, все гораздо проще, и мои пессимистические рассуждения объясняются просто возрастной депрессией, предменструальным синдромом или вообще «ранним климаксом» — в подобных случаях этот диагноз ставит всем, кому за двадцать, одна моя знакомая.

Прежде чем оказаться в составе штатных сотрудников «КРИСа-2», я два года прожила в городке с благозвучным названием Гагенау-Гугбах-Гег-дер-Генбахшталь, точнее, «шта-а-аль», как выговаривают местные жители. Что именно означает это название и означает ли оно хоть что-нибудь, я не знаю, могу сказать только, что «дер» в немецком языке может обозначать именительный падеж мужского артикля или родительный женского, «бах» может переводиться как «ручей», а «шталь», точнее, «шта-а-аль», употребляется для обозначения помещения вроде нашего хлева, но вряд ли все это имеет что-то общее с этимологией названия этого небольшого, уютного и неимоверно спокойного городка.