Африканская луна - Страница 3

Итак, вопрос был решен в пользу Египта.

Города с таким названием нет в атласах стандартных изданий. Не имея по рукой карт, было трудно правильно определиться на местности. Дома, по возвращении, я внимательнее изучил атлас и нашел на африканском побережье Красного моря, в северной его части, два рядом расположенных города, стоящих на шоссе, тянущемся вдоль моря по самому краю Аравийской пустыни: Бур-Сафага и Эль-Гурдака. Вспомнив, что название «Сафага» фигурировало на указателях к югу от нашего местопребывания, я решил, что Эль-Гурдака и есть Хургада. Египетские (ставшие привычными в турбюро) и русифицированные наименования одних и тех же пунктов очень сильно различаются. Например, Эль-Аламейн египтяне называют так, что я не смогу повторить.

Вообще турфирмы стандартно предлагают два египетских города: Хургаду и Шарм-Эль-Шейх, аналога которому я не нашел. Во втором городе отели шикарнее и цены соответственно выше; кроме того, он находится на Синайском полуострове, уже в Азии. А мне хотелось побывать именно в Африке. Поэтому мы выбрали Хургаду.

Не знаю, когда был построен этот город, и каким он был прежде, до начала туристического расцвета. Сейчас весь он состоит из одной длинной – в несколько десятков километров – улицы, вдоль которой расположены прибрежные отели. Только в самом центре города, на небольшом пятачке, отвоеванном у пустыни, есть несколько коротких параллельных и перпендикулярных морю улиц и встречаются строения, отличные от отелей: магазины, рестораны и бистро, отделения банка и даже жилые дома. Но все это воспринимается оказавшимся здесь по случаю, а истинным лицом Хургады кажется именно бесконечная вереница отелей, озаряющих пустынный берег моря своими разноцветными ночными огнями.

В Египте в самом деле жарко.

Даже очень жарко. Ночью, когда наш самолет приземлился в Хургаде, за бортом было 33 градуса. Стоило выйти на трап, как в лицо пахнул жаркий и практически сухой воздух. И тотчас же почувствовалось: мы действительно в Африке.

Днем там бывает градусов около 40. Часа в 3, я думаю, термометр доходит и до 50. Красное же море не показалось слишком теплым. Может быть, из-за контраста с раскаленным воздухом; возможно – оно и в самом деле не прогревается чересчур из-за близкого соседства с океаном. Конкретно не скажу: египтяне не утруждаются точностью ни в чем, кроме подсчета денег. Ни одного термометра я не видел нигде, данные о температурах тоже не вывешивались. Все оценки давались нами на глаз и на ощупь.

Отель был стар; сервис не отличался высотой; пляж убирался очень редко (и то лишь от пустых бутылок), море у самого берега не было дистиллированно чистым. В общем, всё что говорили нам о сравнении с Турцией, оправдалось.

Но я от этого не страдал.

Потому что я был там просто счастлив.

Впрочем, мне так безысходно на своей родине, что счастлив я был бы, пожалуй, даже в Гондурасе.

Путешествие в Египет заняло почти двое суток.

До сих пор с дрожью вспоминается то счастливейшее состояние покоя и продолжения жизни, которое охватило меня, едва поезд тронулся от уфимского перрона.

Вращались колеса, уходили назад метры башкирской земли – и верилось, что я еще буду жить. Долго-долго. По крайней мере, целых две недели.

Была сладкая дорога до Москвы. Потом несколько пьянящих свободой и предвкушениями московских часов, ощущение совсем близкого счастья с приятным привкусом свежего пива в Охотном ряду, и реальное чувство этого самого счастья, от которого, казалось, приподнимается и плывет в воздухе бетонный сарай «Шереметьева-1».

(К сожалению тут же вспоминается и чувство свинцовой безысходности. Которое охватило меня спустя две недели, по возвращении, в этом же «Шереметьеве-1», возле того же самого автоматически самоспускающего шведского писсуара… Но я постараюсь больше не давать волю отчаянию; его сверх меры в обычной жизни и у тебя, читатель. Попытаюсь строить воспоминания по восходящей. Обещаю постараться, во всяком случае.)

Итак. «Шереметьево-1», плотная толпа, подтягивающаяся к границе. Сама граница – расписанная рекламами «Билайна» черная вставка в сером цеметномраморном полу. Шаг через нее в стеклянную будку со строгой девкой и зеркалами за спиной… Заветный штамп со значком «>» в паспорте. Все. Я уже не в России!!!!

Я за границей. В сверкающем действительно низкими ценами раю, который именуется “Duty Free”.

«Ил-86» постепенно заполняется другими беглецами в Египет, и, наконец, грохоча и подпрыгивая на раздолбанной российской полосе, устремляется в небеса обетованные.

Россия, как всегда, выпустила с задержкой. Поэтому южная ночь быстро взметнулась снизу, отделив чернотой так и не увиденную землю, еще где-то над Средиземным морем. Само море слегка угадалось чем-то невнятным и совсем темным. Из-за темноты никто не заметил обещанных стюардессами пирамид, хотя они вроде бы по ночам должны быть подсвечены. И огней Каира тоже не заметили. Так, мелькнуло что-то вдали – и потом надолго за иллюминатором было ни пса не видно. Ни звезд, ни света земли.

И лишь когда, ложась на глиссаду, самолет пошел вниз, снизу как-то сразу – резко, ярко и весело – возникли огни Аравийской пустыни. Огромные, чистейшие, оранжевые и полные жизни, тянулись они сколько хватало глаз, то расширяясь, то сходясь в ниточку вдоль невидимого Красного моря. В отличие от России, где земля почти всегда скрыта то дождями, то просто тучами, Египет был распахнут навстречу. Еще издалека, с высоты 3–4 тысяч метров, эти огни уже звали и манили, и обещали новую, совершенно нереальную жизнь.

Когда самолет, пролетев совсем низко вдоль фантастических россыпей каких-то уже невообразимо праздничных огней (как мы потом узнали, взлетно-посадочная полоса аэропорта Хургады тянулась точно вдоль главной улицы этого удивительного города), бесшумно совершил касание – посадка была отмечена только взметнувшимися, согласно американской традиции, аплодисментам – и покатил по идеально ровной бетонке, мне пока не казалось реальным перемещение сквозь пространство и историю. Даже когда стюардесса сообщила о 33-градусном состоянии забортного воздуха и потом впустила этот воздух внутрь, все равно до конца еще не верилось. Такой же воздух мог быть и где-нибудь и на российско-украинском юге.

Лишь когда аэродромный автобус подкатил к терминалу и нам, бестолково вывалившимся наружу, гортанно и коротко, на неизвестном языке, но вполне понятно, приказал быстро идти внутрь одетый во все белое полицейский, – тогда я наконец понял, что попал далеко.

Пройдя очередной этап перемещения через границу, обменяв несколько долларов на подозрительного вида затертые и невнятные египетские фунты, мы вышли за гидом на привокзальную площадь. Увидели мрак, абсолютную черноту, прорезанную ярчайшими огнями, фарами и бликами на никелированных частях бесконечных автобусов. И еще увидели песок, скопившийся горками у поребриков, и странные редкие пальмы, совсем вроде бы без листьев, покрытые сверху до середины чем-то вроде засохших ветвей (позже, днем, мы поняли, в чем дело). И вот теперь-то стало ясным, что мы действительно в пустыне.

Автобус с кондиционером покатил по дорожкам и вывернул сквозь КПП аэропорта. Одетые в белое, черноусые, с еще более черными автоматами, полицейские приветственно помахали водителю.

И теперь уже сомнений не было.

Мы в Египте.

Несколько дней назад, стоя вечером у окна своей квартиры глядя с 9-го этажа, я видел синие, загоризонтные облака над силуэтами верхней части города. Освещенные сзади и сверху красноватым светом заката, они напоминали вечерние силуэты Аравийских гор Египта. Только напоминали – поскольку очертания тех далеких гор гораздо воздушнее, призрачнее и неизмеримо более обещающи…

Я стоял у кухонного окна, осознавал, что нахожусь в России – но синие облака над проклятой Уфой все же напоминали мне дальние горы Аравии.