Афганский караван. Земля, где едят и воюют - Страница 6

Для него в этом не было ничего необычного, и думаю, что с тех пор его самого уже подстрелил какой-нибудь снайпер. Странным мне показалось то, что женщины из этих противоборствующих кланов ходят по своим повседневным делам, носят воду, гонят скот, и в них никогда не стреляют. Женщину не убьет даже самый отъявленный разбойник. Как говорят эти закаленные воины, женщины для них священны. Чтобы их видели издали, они носят алые шальвары. Эти женщины, однако, умеют стрелять не хуже мужчин, в чем я позднее смогла убедиться. Они способны оборонять крепости с непоколебимым мужеством, и не один мужчина лишился благ, которые сулила ему жизнь, из-за меткости этих воительниц.

Местные жители постоянно предлагали нам воду или шербет (сладкий напиток из фруктового сока) и готовы были для нас на все, когда узнавали, кто мы такие. Их радушие напомнило мне родину. А ведь скаредность была бы вполне простительна в краях, где фрукты чуть ли не роскошь, потому что их зачастую везут много дней из Индии или Афганистана.

Снова мы остановились – на этот раз для послеполуденной молитвы, называемой аср (предыдущая называлась зухр).

Время от время мы видели пахарей, возделывающих эту негостеприимную землю, пытающихся добыть средства к жизни в стране, которая, казалось, противилась всем людским желаниям. У всех за плечами были винтовки; вокруг высились черные скалы, глядевшие на них хмуро и злобно, с вечной враждебностью. На других участках по склонам гор росли тутовые деревья.

Несколько раз при нашем приближении делались предупредительные выстрелы; раздавался голос, казавшийся почти призрачным среди тишины и высоких скал: «Друзья или враги?» Мы всякий раз отвечали: «Друзья! Мир вам!» Я напряженно вслушивалась, ожидая ответа: «Мир вам!» Наш эскорт дважды стрелял в воздух на случай, если соплеменник не расслышал возгласа, заверявшего его в наших мирных намерениях. Так или иначе, бывают положения, в которых лишняя предосторожность не помешает. Порой, когда это требовалось, кто-либо из нашей охраны поднимал в воздух клинок, показывая, что мы принадлежим к семье вождя. После этого тот, кто караулил на склоне, трижды стрелял в воздух, приветствуя нас, приглашая на свою территорию и заверяя в своем добром к нам отношении.

Мы двигались вперед. Темнеть начало как раз к тому времени, как мы добрались до дружественных владений еще одного хана, у которого намеревались провести ночь. Назавтра после полудня мы должны были прибыть на место.

Этот хан был известен как человек чрезвычайно религиозный. Мы явились как раз к вечерней молитве, после которой, смыв с себя дорожную пыль, насытились вкуснейшим ойпалау (это блюдо из риса с ароматическими травами) и жареной курицей. Горный воздух обостряет аппетит, и мы отдали еде должное. Четыре плотные трапезы в день показались тут чем-то само собой разумеющимся. Главным образом в пищу здесь идут баранина и рис, но барашка можно приготовить столькими способами, что каждый раз это какой-то новый вкус.

После еды мужчины плясали вокруг костра, блестя кинжалами. Нам, женщинам, удобно было смотреть на пляски с высоты через зарешеченные окна. Вдруг посреди веселья раздались выстрелы. Словно по мановению волшебной палочки все мигом преобразилось. Танцоры стали воинами. «Сцена» исчезла. Женщины отпрянули в глубь комнат, мужчины выкрикивали приказы. На форт хана напал враждебный отряд. С помощью факелов неприятелю каким-то образом дали знать, что хан занят приемом гостей. Потом послышалась новая пальба, означавшая отход, и пляски возобновились. Женщины опять подвинулись к решеткам. Снова глядя на блестящую сталь и кружащиеся фигуры, кто-нибудь, пожалуй, мог бы принять интерлюдию с выстрелами за часть танца.

Ночь мы с мужем провели в крепко-накрепко запертой башенке без окон; форт стерегли тридцать вооруженных часовых. Засыпая после всех волнений этого изнурительного дня, я вдруг вообразила, что, может быть, проснусь в Шотландии. Рассвет, однако, вернул меня к действительности. Мы пробудились под звуки «смены караула», и в тот день нам предстояло еще одно долгое, волнующее путешествие.

Мы позавтракали и покинули форт гостеприимного хана. Десять человек охраны, предоставленной нам первым хозяином, отправились домой, и их заменили другие десять из владений нынешнего хозяина. Им было велено сопровождать нас до дома моего мужа, куда, если все будет хорошо, мы должны были добраться к вечеру Но чем дальше мы двигались, тем больше у меня становилось опасений.

Дорога сделалась совсем голой и безлюдной – поистине дикие места. Для настоящего кошмара не хватало только жуткой грозы с громом и молнией. Впрочем, окружавшего нас отряда хорошо вооруженных людей было достаточно, чтобы даже труса из трусов избавить по крайней мере от страха перед личным насилием. Я начала постигать душу этого края. Он полюбился мне сразу. Тут мне не придется искать приключений: они сами меня отыщут. Они тут повсюду.

Сама эта тишина была таинственной, стискивающей. Иные из мужчин пели песни, другие декламировали двустишия старинных пуштунских поэтов, третьи молчали, и при этом все, казалось, были в прекрасном настроении. Если они не ждут беды, подумала я, то и мне нечего ее ждать. Временами я посматривала на них: не повернет ли кто-нибудь голову, чтобы вглядеться в подозрительную скалу или расселину, не поднимет ли глаза на вздымающиеся каменные глыбы? Но нет, они спокойно продвигались вперед.

Местность вокруг дороги становилась все более дикой. А вот на горных террасах тут и там начали попадаться возделанные участки, и ближе к вечеру, когда до цели было уже недалеко, на окрестных холмах мы увидели большие яркие костры. Это, объяснил мой муж, были приветствия нам от всех местных вождей.

– За этим поворотом ты кое-что увидишь, – предупредил он. – Угадай что.

– Разбойников! – сказала я, боясь худшего.

– Нет, наш дом.

– Дом!

Само это слово прозвучало для меня странно. Пока мы медленно приближались к повороту, я думала о мирном доме у меня на родине, о тамошней тихой, обыденной, безопасной жизни, о брате, о том, как я поймала на крючок лосося…

Кавалькада между тем остановилась.

– Ну, как тебе нравится? Чудесно, правда?

Вопрос дошел до меня как сквозь туман. Мой муж был около меня и смотрел куда-то вверх, на холмы.

– Вот твой новый дом, Мораг.

Мой новый дом! Я подняла глаза и увидела серую стену с бойницами, лишенную всякой приветливости и не внушающую никаких чувств, кроме почтительного страха. Она была увешана флажками; на вершине соседнего холма горел огромный костер. При виде этих посланных издали приветствий на глаза у меня навернулись слезы. Люди стараются изо всех сил, чтобы мне было хорошо! Мы поднимались все выше и выше. Я гадала, какими окажутся мои новые родственники. Полюбят ли они меня? А я их? Что, если я им не понравлюсь? Но я не могла долго предаваться этим тревожным размышлениям: мы были уже у самого форта.

Когда мы с мужем въехали во двор, к нам медленно, давая нам время спешиться, приблизился высокий, благородного вида мужчина. Мой муж помог мне сойти с лошади, и потом, повернувшись, я увидела, что он преклонил перед высоким мужчиной колени и поцеловал ему руки.

– Мой отец, – сказал Саид.

Я тоже поцеловала руки вождя, и он низко наклонился, чтобы поцеловать меня в лоб. Его облик и рост были настолько внушительны, что я вдруг почувствовала себя маленькой и лишилась дара речи.

– Добро пожаловать домой, сын мой и дочь моя! Мы счастливы, что вы почтили нас приездом. Должно быть, вы устали после долгого пути.

Он взял на руки нашу малышку и двинулся к дому. Мы пошли следом. Мои колени стучали друг о друга. Саид успокаивающе сжал мою руку, и под грохот пальбы в воздух, которую устроили собравшиеся ради нас люди вождя, мы проследовали в наш новый дом по красивым коврам, постланным в нашу честь. Форт как таковой был громадным черным зданием, приспособленным для отражения атак; над каждым из его углов высилась серая башня с бойницами. Сегодня стены были украшены флажками, что смягчало их воинственную суровость.