Аэропорт - Страница 5
— Ладно, не будем об этом, — сказал Мел. — Мама дома?
— Уехала. Она сказала: если ты позвонишь, я должна передать, что вы встретитесь в городе и чтобы ты постарался на этот раз не опаздывать.
Мел подавил в себе раздражение. Ну чего злиться: Роберта просто повторяет слова Синди. Он так и слышит, как Синди их произносит.
— Если мама позвонит, скажи ей, что я, возможно, немного опоздаю, но по не зависящим от меня причинам.
На том конце провода царило молчание, и он спросил:
— Ты меня слышишь?
— Да, — сказала Роберта. — Что-нибудь ещё, отец? А то у меня много домашних заданий.
— Да, кое-что ещё, — не выдержав, рявкнул он. — Будьте любезны, юная леди, изменить тон и проявлять немножко больше уважения к отцу. И ещё одно: наш разговор будет закончен тогда, когда я сочту нужным.
— Как тебе угодно, отец.
— И перестань звать меня отцом!
— Хорошо, отец.
Мел чуть не прыснул со смеху, но сдержался. И спросил:
— Дома всё в порядке?
— Да. Вот только Либби хочет с тобой поговорить.
— Одну минуту. Я как раз хотел сказать тебе: из-за бури я, возможно, не сумею приехать домой. В аэропорту у нас тут бог знает что творится. Поэтому я, наверно, вернусь сюда и буду ночевать здесь.
Снова пауза; казалось, Роберта взвешивала: сказать колкость или нет? Вроде, например: «Может, придумаешь что-нибудь поновее?» Но в конечном счёте решила смолчать.
— Ну, а сейчас я могу позвать Либби?
— Да, можешь. Спокойной ночи, Робби.
— Спокойной ночи.
Послышался шорох — трубка переходила из рук в руки, а затем тоненький, задыхающийся от волнения голосок Либби:
— Папочка, папочка! Ну-ка угадай — что?!
Либби всегда говорила задыхающимся голосом, точно в свои семь лет бегом бежала за жизнью и очень боялась отстать.
— Дай-ка подумать, — сказал Мел. — А-а, знаю: ты сегодня играла в снежки.
— Да, играла. Только это не то.
— Ну, тогда я не знаю. Придётся тебе самой мне сказать.
— Так вот: мисс Керзон сказала, что дома мы должны написать про всё хорошее, чего мы ждём в будущем месяце.
Он с нежностью подумал о том, что вполне может понять энтузиазм Либби. Ей в мире всё казалось волнующим и хорошим, а то, что не было хорошим, быстро отбрасывалось и забывалось. Долго ли ещё продлится у неё эта счастливая пора невинности? — подумал он.
— Прекрасно, — сказал Мел. — По-моему, это очень интересно.
— Папочка, папочка! А ты мне поможешь?
— Ну, если сумею.
— Мне нужна карта февраля.
Мел усмехнулся: Либби создала собственную устную скоропись, и понятия, которыми она оперировала, бывали порой куда выразительнее привычных слов. Но сейчас это навело Мела на мысль, что не мешало бы ему самому посмотреть карту февральской погоды.
— Календарь лежит у меня на столе, в кабинете.
Мел подробно рассказал ей, как его найти, и услышал топот маленьких ножек. Либби уже ринулась за календарём, забыв про телефон. Положила трубку на рычаг, не сказав ни слова, видимо, Роберта.
Мел вышел из своего кабинета и пошёл по административному этажу, держа на руке толстое тёплое пальто.
Внезапно он остановился и посмотрел вниз, на кишевший, как муравейник, зал, где за последние полчаса, казалось, набралось ещё больше народу. Все кресла для ожидания были заняты. Стойки информации и справочного бюро походили на островки, окружённые морем людей, среди которых было немало военных. Перед стойками регистрации пассажиров вытянулись длинные очереди — иные, извиваясь, уходили так далеко, что конца не было видно. За стойками находилось вдвое больше кассиров и инспекторов — дежурным помогали сотрудники, оставленные из предыдущих смен, и перед ними, как партитура на дирижёрском пульте, лежали расписания рейсов и схемы размещения пассажиров в самолёте.
Задержки с вылетом и изменения маршрутов, вызванные бураном, подвергали серьёзной проверке и расписание рейсов, и человеческое терпение. Внизу, как раз под тем местом, где стоял Мел, находилось отделение компании «Браниф», и какой-то моложавый мужчина с длинными светлыми волосами и жёлтым шарфом вокруг шеи громогласно возмущался:
— Что за наглость: с какой стати я должен лететь в Канзас-Сити через Новый Орлеан?! Вы что — решили перекроить географию? Дали вам капельку власти, так вы совсем рехнулись!
Кассирша, хорошенькая брюнетка лет двадцати двух — двадцати трёх, устало провела рукой по глазам и с профессиональной выдержкой ответила:
— Мы можем направить вас и прямо, сэр, но мы не знаем когда. Погода сейчас такая, что этот кружной путь будет более скорым, а стоимость — та же.
За мужчиной в жёлтом шарфе вытянулись длинной цепью другие пассажиры, и у каждого — свои, совершенно неотложные, проблемы.
Возле стойки компании «Юнайтед Эйрлайнз» разыгрывалась другая пантомима. Хорошо одетый бизнесмен, низко пригнувшись, что-то втолковывал сотруднику компании. Судя по выражению лиц и жестам, Мел Бейкерсфелд легко мог догадаться, что диалог разворачивался примерно так:
«Мне бы очень хотелось попасть на ближайший рейс».
«Сожалею, сэр, но свободных мест нет. И как видите, у нас большая очередь на разбронирование…»
Тут кассир поднял на клиента глаза и умолк. На стойке перед ним лежал портфель, и бизнесмен — не назойливо, но весьма недвусмысленно — постукивал пластиковым ярлычком по краю портфеля. Такие ярлычки выдаются членам Стотысячемильного клуба, созданного компанией «Юнайтед Эйрлайнз» для своих постоянных пассажиров — элиты, которую стремятся иметь все компании. Выражение лица у кассира тотчас изменилось, и он, очевидно, сказал: «Сейчас что-нибудь устроим, сэр».
Карандаш кассира приподнялся и вычеркнул одну из фамилий в списке пассажиров — человека, приехавшего много раньше и имевшего все основания получить билет, — а вместо него вписал имя бизнесмена. Стоявшие позади него ничего не заметили.
Такое творилось во всех авиакомпаниях, и Мел это знал. Только наивные или очень далёкие от всего люди верят в нерушимость так называемых «списков на очередь» и «списков бронирования» и в беспристрастность тех, у кого они в руках.
Взгляд Мела остановился на группе, явно только что прибывшей из города и как раз входившей в аэровокзал. Все они отряхивались от снега: как видно, метель не только не утихла, а стала ещё злее. Не успел он подумать об этом, как вновь прибывшие уже растворились в сутолоке вокзала.
Лишь немногие из восьмидесяти тысяч пассажиров, ежедневно проходящих через центральный зал, поднимают глаза вверх — туда, где помещается администрация, а сегодня таких было ещё меньше, поэтому почти никто не замечал Мела, стоявшего там и смотревшего вниз. Для большинства пассажиров аэропорт — это авиарейсы и самолёты. Многие, наверно, понятия не имеют о том, что в аэропорту вообще есть служебные кабинеты или какая-либо администрация, в то время как это сложный, хоть и невидимый механизм, состоящий из сотен людей, — механизм, который должен работать для того, чтобы аэропорт мог функционировать.
Но может быть, это и к лучшему, подумал Мел, спускаясь по эскалатору вниз. Если бы люди больше знали, они выявили бы и недостатки в работе аэропорта, и то, какими это чревато для них опасностями, и уже не с таким спокойным сердцем отправлялись бы в путь.
Очутившись в центральном зале, Мел направился к крылу, занимаемому «Транс-Америкой». Когда он проходил мимо стойки регистрации пассажиров, его окликнул один из инспекторов:
— Добрый вечер, мистер Бейкерсфелд. Вы ищете миссис Ливингстон?
Любопытная штука, подумал Мел: как бы ни были заняты люди, у них всегда найдётся время для сплетен и наблюдения за другими людьми. Интересно, многие ли связывают его имя с именем Тани?
— Да, — сказал он. — Именно её.
Инспектор кивком указал на дверь, на которой значилось: «Только для персонала компании».
— Она там, мистер Бейкерсфелд. У нас тут была маленькая неприятность. Миссис Ливингстон как раз этим занимается.
3
В маленькой гостиной, которую нередко использовали для особо важных персон, громко всхлипывала девушка в форме кассира.