Аэропорт - Страница 117
— Валяй, Дэнни, — сказал Мел.
— Четыре снегоочистителя и три грейдера во главе с «лидером» направляются, как было ведено, к ВПП три-ноль. Какие будут приказания?
Мел заговорил неторопливо, тщательно подбирая слова: он знал, что где-то в недрах КДП всё записывается на магнитофонную ленту. И за каждое слово ему придётся потом держать ответ. Но и помимо этого он хотел, чтобы всё, что он скажет, было понято абсолютно точно.
— Пульт управления снежной командой, говорит машина номер один. Все снегоочистители и грейдеры расположить под руководством «лидера» в непосредственной близости от «боинга-707», застрявшего на ВПП три-ноль. Машины не должны, повторяю: не должны преграждать путь самолёту, который через несколько минут попытаются своими силами сдвинуть с места. В случае, если эта попытка не даст результатов, снегоочистители и грейдеры получат распоряжение очистить полосу — столкнуть самолёт. Это необходимо сделать любой ценой и максимально быстро. ВПП три-ноль должна быть очищена и приведена в готовность не позже чем через тридцать минут. К этому времени и застрявший самолёт, и всю технику нужно отвести на безопасное расстояние. В соответствии с сообщениями КДП я дам указание, когда снегоочистители и грейдеры должны быть приведены в действие, если это окажется необходимым. Подтвердите приём и получение инструкций. Всё ли ясно?
Томлинсон негромко свистнул. Таня повернулась к Мелу, пытливо вглядываясь в его лицо.
Радио молчало. Затем послышался голос Дэнни Фэрроу.
— По-моему, ясно. Но проверить не мешает. — И Дэнни кратко повторил основной смысл распоряжения. Мел понимал, что Дэнни сейчас взмок не меньше, чем он сам.
— Правильно, — сказал Мел. — И особенно учти одно: если придётся пускать в ход тяжёлую технику, делать это будете по моему указанию, только по моему.
— Что ж, — сказал Дэнни, — по мне, лучше ты, чем я. Ты, конечно, понимаешь, Мел, что наша техника сделает с этим «боингом»?
— Она его уберёт оттуда, — сказал Мел сухо. — А в настоящий момент это самое главное.
Мел знал, что в распоряжении технических служб аэропорта имеется немало всевозможного оборудования для выполнения такой грубой работы, как расчистка территории, но «Анаконда», уже находившаяся на лётном поле, могла сделать это быстрей и надёжней. Он отключился и положил микрофон.
Томлинсон сказал с сомнением:
— Уберёт?! Лайнер стоимостью в шесть миллионов долларов вы будете убирать с помощью снегоочистителей? Но, чёрт побери, вы же разнесёте его в клочья! А потом «Аэрео-Мехикан» и страховые компании сделают то же самое с вами.
— И это меня не удивит, — сказал Мел. — Хотя, конечно, многое зависит от точки зрения. Если бы владельцы и страхователи «боинга» находились сейчас на борту того, другого самолёта, который вот-вот должен сесть, они, вероятно, кричали бы: «Давай! Давай!»
— Ну что ж, — сказал репортёр, — одно несомненно: надо обладать большим присутствием духа, чтобы принять такое решение.
Таня украдкой сжала руку Мела; она проговорила негромко, взволнованно:
— Я тоже кричу: «Давай». Вы правильно поступаете. Что бы ни случилось потом, этой минуты я не забуду.
Вдали уже показалась вызванная Мелом колонна снегоочистителей и грейдеров; они быстро приближались, мерцая сигнальными огнями на крыше.
— Но, может быть, ещё ничего не понадобится. — Мел стиснул руку Тани, потом отпустил её и распахнул дверцу машины. — В нашем распоряжении двадцать минут. Будем надеяться, что этого окажется достаточно.
Патрони топал ногами, пытаясь согреться, но все его усилия были тщетны, несмотря на меховые сапоги и парку. Тут к нему подошёл Мел. Если не считать нескольких минут, которые Патрони провёл в пилотской кабине после того, как её покинули командир и первый пилот «Аэрео-Мехикан», всё остальное время — уже три с лишним часа — он, невзирая на вьюгу, находился у самолёта. Он замёрз и отчаянно устал от напряжения и треволнений последних суток, а две неудачные попытки сдвинуть самолёт с места довели его до белого каления.
Услышав, что намерен предпринять Мел, Патрони едва не потерял самообладания.
Будь на месте Мела кто-нибудь другой, Патрони не постеснялся бы и отвёл душу. Но Мел был его закадычным другом, и Патрони только уставился на него, словно не веря своим глазам; потом вынул изо рта изжёванную нераскуренную сигару и сказал:
— Сдвигать снегоочистителями совершенно целый самолёт? Да ты что — ума лишился?
— Нет, — сказал Мел. — Я лишился нужной мне для посадки полосы.
На какую-то секунду Мела охватило отчаяние: он видел, что никто из ответственных лиц, кроме него самого, не понимает, сколь необходимо любой ценой очистить полосу три-ноль. Если он осуществит своё намерение — а он готов был это сделать, — лишь немногие одобрят его действия. Более того, он нисколько не сомневался, что найдутся и такие — особенно среди представителей компании «Аэрео-Мехикан», — кто станет задним числом утверждать, что он мог бы попытаться сделать ещё и то и это или что повреждённый самолёт можно было бы в конце концов посадить и на полосу два-пять. Да, как видно, принятое им решение ни у кого, даже у друзей, не найдёт поддержки. И всё же это не поколебало его решимости.
Поглядев на грейдеры и снегоочистители, выстроившиеся в колонну справа от лайнера, Патрони швырнул сигару в снег. Потом достал другую и проворчал:
— Попробую спасти тебя от этого безумия. Убери свои заводные игрушки подальше от самолёта, да так, чтобы они не мозолили мне глаза. Через пятнадцать минут, а может, и раньше, я выкачу его отсюда.
Мел крикнул, стараясь перекрыть шум ветра и рёв машин:
— Джо, запомни одно: когда КДП скажет, что наше время истекло — никаких споров, никаких возражений. На карту поставлена жизнь всех, кто прибывает с этим самолётом. Если двигатели будут запущены, ты немедленно заглушишь их. И тотчас уберёшь с дороги всё своё снаряжение и людей. Предупреди их заранее, чтобы каждому было ясно. Машины приступят к делу по моему приказанию. А когда я дам сигнал, времени терять они не станут.
Патрони угрюмо кивнул. Мел видел, что хотя главный механик и отвёл душу, его обычная задиристая самоуверенность несколько поколеблена.
Мел вернулся к своей машине. Таня и Томлинсон, поёживаясь от холода, стояли возле неё и смотрели, как подводят траншеи под самолёт. Как только Мел залез в машину, они последовали его примеру: приятно было очутиться в тепле.
Мел снова вызвал по радио КДП — на этот раз непосредственно руководителя полётов. После короткой паузы он услышал его голос. В нескольких словах Мел изложил ему свой план.
Он добивался от диспетчерской службы только одного: ему необходимо было знать точно, сколько ещё он может ждать, прежде чем приводить в действие снегоочистители и грейдеры, которым потребуется всего несколько минут, чтобы убрать самолёт с полосы.
— Согласно последним сообщениям, — сказал руководитель полётов, — упомянутый самолёт войдёт в нашу зону наблюдения раньше, чем мы предполагали. Чикагский центр рассчитывает передать его нам через двенадцать минут, после чего ещё восемь-десять минут мы будем контролировать полёт. Приземление произойдёт самое позднее в ноль один двадцать восемь.
Мел бросил взгляд на часы. Стрелки на тускло освещённом циферблате показывали час одну минуту пополуночи.
— Решение о том, на какую полосу сажать самолёт, — продолжал руководитель полётов, — должно быть принято не позже чем за пять минут до посадки. После этого участь самолёта будет решена: мы уже не сможем его завернуть.
Следовательно, мысленно подсчитал Мел, до момента, когда надо принимать окончательное решение, остаётся семнадцать минут, а может быть, и меньше — всё зависит от того, когда самолёт войдёт в зону наблюдения аэропорта. Значит, времени оставалось даже меньше, чем он сказал Патрони.
Мел почувствовал, что снова весь взмок.
Может быть, сказать Патрони, предупредить, что времени у них меньше, чем они рассчитывали? Нет, решил Мел. Главный механик и так не теряет ни секунды. Подгонять его было бы бессмысленно.