Аэропорт - Страница 115

— Да, «Транс-Америка», рейс два, мы хорошо вас поняли. — Голос главного диспетчера звучал всё так же невозмутимо, но уже не столь холодно-официально. — Вашу радиограмму сейчас же передаём международному Линкольна.

— Отлично. — Димирест сделал паузу и снова нажал кнопку микрофона. — У меня ещё одно сообщение. Мелу Бейкерсфелду, управляющему аэропортом имени Линкольна, лично. Передайте ему предыдущую радиограмму, а затем добавьте следующее: «Моему шурину персонально. Это по твоей милости, сукин ты сын, заварилась вся эта каша. Ты не хотел слушать, когда я говорил: к дьяволу страховки в аэропорту! Теперь я от лица всех находящихся в этом самолёте требую, чтобы ты пошевелил своей поросячьей задницей и очистил для нас три-ноль».

— «Транс-Америка», рейс два, мы записали вашу радиограмму. — Голос главного диспетчера звучал неуверенно. — Вы настаиваете на том, чтобы мы употребили именно эти выражения, капитан?

— Чикагский центр! — рявкнул Димирест. — Извольте употребить именно эти выражения, чёрт подери! Я требую, чтобы вы передали эту радиограмму немедленно, громко и абсолютно точно.

Ведя машину на большой скорости, Мел Бейкерсфелд слышал по радио, как в аэропорту вызывают со стоянок санитарные автомобили и направляют их к месту возможного приземления рейса два.

— Говорит наземный диспетчер, вызываю город двадцать пять.

Это был кодовый номер аэропортовской пожарной команды.

— Город двадцать пять на выезде слушает. Продолжайте.

— Передачу продолжаю. ЧП второй категории ожидается примерно через тридцать пять минут. Упомянутая машина повреждена, будет садиться на полосу три-ноль, если её освободят. В противном случае самолёт посадят на полосу два-пять.

Диспетчеры аэропорта в своих переговорах по радио старались по возможности умалчивать о том, какой именно самолёт терпит аварию. Выражение «упомянутая машина» служило именно этой цели. Авиакомпании были чрезвычайно щепетильны в этих вопросах, считая, что чем реже их будут упоминать в связи с несчастными случаями, тем лучше. Тем не менее Мел не сомневался, что всё случившееся сегодня ночью получит самую широкую огласку — вероятнее всего, и за рубежом.

— Говорит город двадцать пять. Вызываю наземного диспетчера. Просит ли пилот дать пену на посадочную полосу?

— Пены не требуется. Повторяю: пены не требуется.

Если пилот не требовал пены, значит, шасси не было повреждено и сажать самолёт на брюхо не понадобится.

Мел знал, что сейчас уже все машины аварийной колонны — автопомпы, спасательные и пожарные машины, машины «скорой помощи» — приведены в действие и следуют за машиной брандмайора, у которого есть индивидуальная радиосвязь с каждой из них. При ЧП задержек не бывает. Все руководствуются одним правилом: лучше раньше, чем позже. Аварийная колонна остановится сейчас между двумя взлётно-посадочными полосами и затем двинется туда, куда будет надо. Делалось это не по наитию. Передвижение каждой машины было заранее предусмотрено и зафиксировано в подробном плане на случай аварийных ситуаций. Голоса в радиотелефоне умолкли. Мел включил свой микрофон.

— Наземный диспетчер, говорит машина номер один.

— Машина номер один, наземный диспетчер слушает.

— Поставлен ли в известность о создавшейся аварийной ситуации Патрони, который занимается самолётом, блокировавшим полосу три-ноль?

— Так точно. Держим с ним связь.

— Что говорит Патрони? Как у него дела?

— Он рассчитывает убрать застрявший самолёт через двадцать минут.

— Есть у него стопроцентная уверенность?

— Нет.

Мел отключился. Одна рука на баранке, другая — на кнопке микрофона, он вёл машину на максимальной скорости, какую можно было развить при плохой видимости в такую метель. Уже второй раз за этот вечер приходилось ему объезжать на машине аэропорт. Огни рулёжных дорожек и взлётно-посадочных полос, словно путеводные звёзды, мелькали мимо. Таня Ливингстон и Томлинсон, репортёр из «Трибюн», сидели на переднем сиденье рядом с ним.

Несколько минут назад Таня передала Мелу свою записку с известием о том, что на рейсе два произошёл взрыв и самолёт возвращается на базу, и Мел, вырвавшись из окружавшей его толпы медоувудцев, тотчас бросился к эскалаторам, ведущим в подземный гараж, где стояла его служебная машина. Таня бежала за ним. Сейчас его место — на полосе три-ноль, где, если потребуется, он должен взять всё в свои руки. В центральном зале, прокладывая себе путь к эскалаторам, он увидел репортёра «Трибюн» и бросил ему на ходу:

— Идёмте со мной. — Репортёр помог Мелу, сообщив то, что знал об Эллиоте Фримантле, — и о подписанных им контрактах, и о его позднейших лживых утверждениях, — и Мел решил отплатить ему услугой за услугу. Видя, что Томлинсон стоит в нерешительности, Мел крикнул: — Я не могу терять ни минуты! Вы очень пожалеете, если не воспользуетесь возможностью, которую я вам даю!

Томлинсон не стал задавать вопросов и последовал за Мелом. И сейчас, пока Мел гнал машину, опережая, где только можно, выруливавшие впереди самолёты, Таня передавала репортёру содержание полученных с рейса два радиограмм.

— Постойте, дайте-ка мне разобраться, — сказал Томлинсон. — У вас здесь, значит, всего только одна полоса имеет достаточную длину для таких посадок и при этом идёт в нужном направлении?

— Да, только одна, — угрюмо подтвердил Мел. — Хотя полагалось бы иметь две. — Он с досадой вспомнил о том, как на протяжении трёх лет много раз ставил вопрос о постройке ещё одной взлётно-посадочной полосы, дублирующей полосу три-ноль. Это было насущно необходимо. Объём работы аэропорта и требования безопасности свидетельствовали о том, что предложение Мела надо претворять в жизнь, тем более что на постройку полосы ушло бы не менее двух лет. Однако сторонники иной точки зрения взяли верх. Денег на новую взлётно-посадочную полосу не нашлось, и она не была построена. Более того — даже не запланирована, несмотря на все старания Мела.

Во многих других случаях Мелу удавалось склонить на свою сторону Совет уполномоченных. По поводу новой взлётно-посадочной полосы он беседовал с каждым из членов Совета в отдельности и заручился поддержкой каждого из них, однако потом все их обещания оказались пустым звуком. Теоретически Совет уполномоченных являлся организацией, как бы не зависимой от политических влияний, но на деле назначение в Совет зависело от мэра города, да и большинство членов Совета сами были политическими деятелями. Если на мэра оказывалось давление с целью продвинуть какой-нибудь другой проект, также требующий финансирования, но зато весьма заманчивый в глазах избирателей, это давление быстро давало результаты.

Вот почему, с горькой иронией думал Мел, проект новой взлётно-посадочной полосы заваливали трижды, в то время как строительству трёхэтажной стоянки для автомашин, далеко не столь необходимой, но зато более наглядно демонстрирующей заботу об избирателях, не чинили никаких препон.

Кратко и без обиняков Мел обрисовал Томлинсону положение, не преминув упомянуть о его политической подоплёке, чего он прежде никогда не позволял себе делать, разве что в частных беседах.

— Мне бы хотелось иметь право сослаться на вас. — Голос Томлинсона выдавал охватившее его волнение. Репортёр уже понял, что ему дают в руки сенсационный материал. — Вы разрешите?

Мел понимал, что появление этого в печати вызовет чёрт знает какой вой. Уже в понедельник утром начнутся возмущённые звонки из муниципалитета. Но кто-то должен сказать правду во всеуслышание. Люди имеют право знать, какой опасности они подвергаются.

— Валяйте, — сказал Мел. — Я сейчас в подходящем настроении для такого интервью.

— Я как раз об этом и подумал. — Репортёр пытливо, с любопытством поглядел на Мела. — Не обижайтесь, но вы сегодня, что называется, в форме. И сейчас, и раньше — когда разговаривали с этим адвокатом, а потом — с медоувудцами. Совсем как в былые времена. Давненько я не видал вас таким.