Адютант палача (СИ) - Страница 4
Но шляхту это только раззадорило. Наиболее радикальная часть польского общества была готова к восстанию ещё три года назад. Победа французов над австрийцами и создание единой Италии, стала сигналом к консолидации всех мятежных сил. Поляки вбили себе в голову, что заграница им обязательно поможет. Она помогала, но в основном руками многочисленной диаспоры и иностранных разведок. Знать СЗК эти заблуждения полностью поддерживала. Чего-то я совсем углубился в свои мысли и перестал следить за речью Яна.
В просторном кабинете моего папаши с забавным именем Ян Наполеон, собрался весь цвет Вилейского уезда и представители других районов Виленской губернии. Пожилые, зрелые и молодые мужчины внимательно слушали оратора.
Был здесь и вернувшийся из ссылки участник прошлого восстания — помещик Завадский, который шамкая беззубым ртом, рассказывал почтено внимающей публике об ужасах каторги. В своё время он отличился тем, что в составе банды напал на дом русского чиновника и убил его вместе со всей семьёй. Но сейчас ясновельможный пан старался не вспоминать об этом досадном случае. Перед собранием он активно вещал про героизм восставших, коварство москалей и будущую свободу.
Особое уважение присутствующие выказывали неформальному лидеру заговорщиков Западного Края — Константину Калиновскому[2]. Он начал говорить после брата, и я понял причину его невероятной популярности. Этот выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета, мастерски владел словом. А ещё Константин был истинным фанатиком. Горящие глаза, с трудом сдерживаемая внутренняя сила, так и рвущаяся наружу. Мощная харизма у товарища, ничего не скажешь. Плюс он очень опасен. Таких людей ничто не остановит в достижении цели. Разве что пуля в лоб.
Третьим уважаемым гостем являлся представитель минского комитета Болеслав Свенторжецкий, давний товарищ Яна. Богатый помещик, ещё достаточно молодой и тоже полностью погрузившийся в дела мятежников. Перед собранием мы мило с ним пообщались. Пан Болеслав вспомнил, что последний раз видел меня совсем юнцом, расспросил про жизнь в Питере. Ненароком намекнул, что его младшей сестрёнке Агнешке, которая приедет с матерью чуть позже, скоро исполнится семнадцать лет. И она интересовалась как мои дела. Меня неожиданно бросило в краску, и я вдруг начал мямлить какую-то ересь. В памяти всплыл образ светловолосой девчушки, с которой мы общались и проводили много времени вместе, будучи совсем юными. Усадьбы обоих семей находятся рядом, поэтому соседи регулярно ездили друг к другу в гости. Одно время мы находились с девушкой в переписке, но потом всё прекратилось. Взрослые добродушно улыбались, называя нас женихом и невестой. Хотя я бы поостерёгся подобных альянсов, с учётом изменившейся ситуации.
Выхожу из задумчивости и внимательно изучаю всех присутствующих. В принципе большинство мне известны. Но не мешает хорошенько запомнить лидеров мятежа, особенно двух молчаливых господ, сидящих в уголке и старающихся особо не отсвечивать. Это представители «красных», более радикального крыла мятежников. В отличие от «белых», состоящих из крупных землевладельцев и буржуазии, радикалы требовали отменить выкупные платежи, провести ряд стремительных реформ и начинать восстание как можно быстрее. Их оппоненты, хотели получить компенсацию или освободить крестьян, но без земли. Обычные либеральные недоумки, которые мечтают восстановить границы Речи Посполитой образца 1772 года ненасильственным путём. Но они были богаты и влиятельны. Но сейчас речь не о них.
Более молодой и немного хмурый пан, являлся ближайшим сподвижником Калиновского кобринским помещиком Владиславом Малаховским. Товарищ тоже учился в столице, имел чин инженер-поручика и прибыл из Динабурга. Очень мне не понравился его взгляд — оценивающий и тяжёлый. Он и меня попытался придавить своими зыркалами из-под светлых бровей, но нарвался в ответ на абсолютно отмороженный взор Коли Смирнова, а не юного Юзека. Товарищ быстро понял, что его не боятся, и быстро отвернулся.
А вот более взрослый и импозантный мужчина, который произвёл неизгладимое впечатление на женскую часть публики, требует отдельного внимания. Зовут его Людвиг Звеждовский. Более того, он носит чин штабс-капитана, закончил Николаевскую академию Генерального штаба и является одним из ближайших соратников составителя плана восстания — Ярослава Домбровского[3], который сейчас сидит в варшавской тюрьме. Ещё данный господин был одним из лидеров Литовского комитета. Это мне по секрету шепнул братец перед самой встречей с важными гостями. Прямо сплошные офицеры и через одного генштабисты.
Меня уже порядком достало это сборище, и я с трудом сдерживаю зевки. Держит меня только необходимость получить, как можно больше информации, узнать планы заговорщиков с прочими именами и явками.
Самое забавное, что часть заговорщиков, находящиеся на службе, носили мундиры русской армии. Их это нисколько не смущало. Я тоже был в форме своего училища и не собирался менять его на гражданское платье. За годы учёбы мундир стал моей второй кожей. Несмотря на небольшие неудобства, мужчина в форме выглядит гораздо импозантнее штатских. Хотя раньше у меня точно не было подобных мыслей. Вернувшись из армии, я забросил форму куда подальше и больше о ней не вспоминал. Мне сразу показалось, что характер прежнего Юзека оказывает сильное влияние на мою нынешнюю сущность.
Тем временем идеологическая часть закончилась, присутствующие подтвердили свою верность идеалам независимой Польши и переместились в гостиную, где был накрыт длинный стол более чем на семьдесят персон. Восстание восстанием, а обед по расписанию. Дамы и так заждались мужчин, а ведь праздник только начался. Праздничный ужин был шикарен и изыскан. Моя здешняя семья точно не испытывает проблем с финансами. И даже освобождение крестьян в многочисленных деревнях, принадлежащих роду Козелл-Поклевский не пошатнуло её могущества. Наоборот, выкупные платежи должны были принести дополнительную прибыль. Да и вообще, папахен был отнюдь не классическим прожигателем жизни, а крепким хозяйственником, имеющим интересы в различных проектах. В чём его полностью поддерживала супруга, которая вела большую часть семейных дел.
Праздничный обед постепенно перешёл в танцы, до которых были охочи практически все гости. Хорошо, что у меня сохранилась память тела, и я не ошибался, отплясывая все эти вальсы с мазурками. Оркестр, кстати, играл весьма прилично. А какая замечательная в зале акустика! В общем, обстановка была самая благостная и весёлая. Даже не скажешь, что мужчины недавно обсуждали планы убийства русских военных, чиновников и лояльных короне шляхтичей. Я решил пока особо не грузиться, и просто хорошо провести время. Станцевал с каждой из молодых девиц, коих было целых семь штук. Пофлиртовал с симпатичной и молодой женой нашего соседа пана Михаила Гротского. Тот был старше супруги лет на двадцать пять, если не больше, весьма тучен и лыс. Дяденька явно уже не может удовлетворить расцвётшую как роза панну Магдалену. Поэтому он краснел, сопел и накачивался вином, когда мы кружились в очередном танце. А почему бы и нет, мелькнула у меня мысль? Мадам явно не против интрижки, а моё юное тело весьма позитивно на неё реагирует. Судя по обрывочным воспоминаниям, которые меня периодически посещают, Магдалена точно не какая-то распутница. При этом делала явные намёки, когда Юзек посещал родительский дом летом. Только юноша не разобрался в ситуации. Но моего прошлого опыта вполне хватает понять, что при определённых факторах ночка может быть весьма горячей. Знать бы как сильно я ошибался.
После объявленного перерыва в танцах часть гостей вернулась к столу, другие разбились по интересам. Я же, немного запыхался и решил подышать свежим воздухом. Вентиляция во дворце работает достаточно неплохо, оно с непривычки дышалось тяжело. Дабы не простыть, накинул шинель и решил прогуляться по очищенным от снега ступенькам парадного входа. Старый дворецкий попросил меня быть осторожнее, ведь на улице весьма прохладно. Хотя по меркам столицы или Москвы из моей прежней жизни погода просто чудесна. Примерно минус три, лёгкий снежок, который шёл несколько дней. И так красивый парк превратился в сказочный лес. С учётом Рождества, пусть и католического, некая праздничная возбуждённость требовала немного похулиганить.